— Я, Бехи Зукун, вождь племени Леопарда, буду говорить. А вы слушайте. Тут, значит, мне говорят, что, мол, в племени, непорядок. Люди мрут, и все прочее. Вчера только Похуна похоронили. И Ору тоже. Хорошие люди были.
Вождь замолчал. Где Руник-то, куда его Черух унес?
— Мы это знаем, Зукун, — громко сказал из первого ряда Мурит.
— Ну, вот и хорошо, — согласился Зукун. — Все знают, значит. И я знаю.
— Кто Ору убил? — выкрикнули из толпы. — И почему дикарь сбежал? И где Сиук? Говори, Зукун!
— Да слышу я, не глухой, — огрызнулся Зукун. — Кто Ору убил? Сейчас скажу.
Он поднял голову к небу, словно призывая в свидетели силы природы, и тут увидел, между шалашей, спешащего на сход Руника. Зукун повысил голос:
— Мы все думали, что Ору убил дикарь, но это не так. Предатель завелся у нас в общине. Он и убил несчастную Ору.
— Кто убил-то? — раздалось из толпы. — Имя, назови! Назови имя!
Зукун набрал в легкие воздуха:
— Его имя… — некстати закашлялся. — Его имя…
Вождь посмотрел на Руника, и неясное подозрение зашевелилась в его возбужденной от допы голове. Стройная версия брата вдруг стала распадаться в сознании на кусочки. Будто большой таракан в голову залез и растолкал по сторонам мысли, мешая Зукуну завершить фразу.
— Его имя…
Вождь так и не успел собраться с мыслями. Стрела, выпущенная чьей-то сильной и меткой рукой с опушки леса, вонзилась ему в грудь, чуть ниже левого соска. Несколько мгновений Зукун балансировал на камне. В агонии инстинкт жизни даже заставил тело сделать маленький шажок вперед, но это был последний шаг Зукуна. Еще через миг тело качнулось назад, и уже мертвый вождь упал навзничь на траву.
Варии не сразу поняли, что произошло. Затем кинулись к упавшему вождю, толкая друг друга. Удивительным образом первым у тела оказался Руник. Не обращая внимания на охи и ахи за спиной, он проворно снял с шеи мертвого вождя ожерелье из клыков и надел на себя. Затем вцепился в древко стрелы и с хрустом вырвал ее из тела. Растолкав сородичей, Руник забрался на камень, где только что стоял брат и закричал:
— Э, люди, слушайте меня! Слушайте!
Все головы повернулись в его сторону.
— Слушайте! Зукун не успел назвать имя предателя. Но его имя нам назовет стрела убийцы. Смотрите на оперенье, — и Руник потряс в воздухе стрелой.
— Селезень, — прошелестело по толпе. — Перья селезня. Следопыт…
Все 'леопарды' сразу узнали хозяина стрелы по ее оперенью. Каждый охотник выбирал свою птицу для оперения, чтобы стрелы не воровали и не путали.
— Селезень… Корос… Следопыт…
* Убес — магический предмет, наводящий порчу на человека.
Глава девятая. В погоне за призраком
— У? Большой ракуш, — констатировал Дул. — И чиво?
— Чиво-чиво, — передразнил Сиук. — Глаза разуй. Ракушка морская. Откуда она здесь? Дальше. Видишь, здесь дырочка. Для того чтобы просунуть веревочку. А этот край заточен. Я сам затачивал и сам придумал. Вроде, смотришь, обычная ракушка на поясе висит. А на самом деле — маленький ножик. Даже дерево строгает. Точно тебе говорю — это из пояса Вады. Здесь она сидела на камне.
— А чиво он сидела?
— Не он, а она. И когда ты нормально разговаривать научишься?
Задавая риторический вопрос, сын вождя 'леопардов' продолжал обшаривать песок возле валуна на берегу реки.
— Вот, смотри! Видишь, рыбий скелетик? С хвостом. И еще один.
Он сунул находку под самый нос дикаря. Тот втянул ноздрями воздух:
— Угу. Рыба пахнет.
— Без тебя вижу, что рыбой. Следопыт.
— А чиво? — Дул обиделся. Он быстро и часто обижался, этот странный дикарь. — Рыба, как рыба. Голова токо нет. А хвост есть. И чиво? Думай, Вада ел?
— Думаю, что Вада. Головы, может, и птицы склевали. А вот всю рыбку так аккуратно птицы не склюют. Только у человека так обглодать получится, что все косточки целыми останутся. Это Вада здесь сидела и рыбу ела.
— А ракуш зачем?
— Точно не знаю. Может, рыбу потрошила.
— Чиво?
— Потрошила, говорю, чтобы кишки выпустить. Ай, все равно не поймешь.
Дул, действительно, не понимал. Зачем кишки выпускать, когда можно целиком проглотить? Дул так бы и сделал. В кишках самый сок. Смешные эти бледнолицые.
— Теперь верю, что ты не соврал. Правильно идем.
Произнося эти слова, Сиук улыбался до ушей. Все двое суток, пока он вынужденно следовал за дикарем, полагаясь на его память и добросовестность, Сиука мучила неопределенность. Правильно ли он сделал, что помог глоту сбежать? Правильно ли они идут? И, самый главный вопрос: жива ли Вада до сих пор?
Эта находка снова вселяла надежду. Очередную надежду. Судьба словно дразнила влюбленного юношу — то обнадеживала, то ставила на грань отчаянья…
Когда во время обряда гадания толпа проревела 'Смерть дикарю!', Сиук несколько мгновений находился в прострации. Ведь перед этим Уна, мать Вады, объявила волю Оман Озары: Вада ушла туда, откуда нет возврата.
Юноша не верил своим ушам: как такое могло произойти? Вады, его маленькой Вады больше нет? И это говорит великий Оман Озара? Неужели это правда? Но разве в этом можно сомневаться? Оман Озара всегда прав. Что же происходит с ним, Сиуком? Он не верит Оман Озару?
Мозг юноши лихорадочно искал варианты объяснения. А вдруг ошиблась колдунья? Вдруг Уна не правильно поняла Оман Озару? Такое может быть?
В жизни юноши еще не случалось подобного испытания. Окружающий мир до этого был прост и ясен. Все объясняли обычаи, которые передавали и толковали старейшины и колдуньи. Поступай в соответствии с установленными правилами и не о чем не думай. А когда умрешь, твоя омана попадет в акуд. И у нее там будет уютный шалаш, теплая одежда и вкусная пища. Кто же от такого откажется? И Сиук не хотел отказываться. Но это означало — забудь про Ваду. Ведь Оман Озара сказал…
В душе юноши царило смятение. В другое время он ушел бы в лес, сел под дерево, успокоился… Но тут толпа заревела 'Смерть дикарю!'. И через несколько мгновений в голове Сиука поселилась только одна мысль: если дикаря убьют, то Ваду уже никогда не найти. Все сомнения ушли прочь. А следом пришло решение.
Он растолкал сородичей, бурно обсуждавших результаты гадания, и бросился к землянке, где содержался дикарь. По дороге Сиук едва не сбил с ног какого-то мальчугана, выскочившего из-за шалаша, но даже не заметил этого.
Дул пялил глаза. Видок у него был, как будто он только что встретился с Черухом. Ох, и тупое животное. Но когда понял, что грозит смерть, а Сиук хочет его спасти, сразу соображалка появилась.
Сиук же действовал автоматически. Развязал дикарю руки и ноги, обрезал веревку — отвязывать от дерева было некогда. Свернул в кольцо. Что-то подсказывало, что веревка еще может пригодиться. И они побежали.
Дул очень хорошо ориентировался в направлении движения, и это Сиука поначалу даже насторожило. Дикарь не искал следы, подобно опытным охотникам: не выглядывал ничего на земле, не нюхал траву, не обращал внимания на сломанные ветки…
— Э, Дул, — не вытерпев, спросил Сиук. — Мы правильно идем? Следы где?
— Моя не надо следов, — пояснил глот. — Моя следы не понимай. Моя тута смотрит. Вон, вишь высокий дерево? Тупа называется.
— Ну, вижу.
— Там дальше большой камня будит. А за ним другой дерево, ветка вниз растет. Ела, значит. На холме. Там ручей увидим. Маленький.
— А дальше?
— А дальше моя не помнит.
— Как?! — одновременно возмутился и испугался Сиук.
— Нисево, — успокоил дикарь. — Ручей будит, тама смотреть буду. Снова память в голова пойдет.
И он на самом деле вспоминал и находил ориентиры. Зрительная память Дула, в целом, не подводила, несмотря на его склонность к бредовым фантазиям. Разве что, пару раз сбились с пути, из-за того, что дикарь издалека путал ориентиры. Пришлось возвращаться обратно и высматривать заново.
Так они и передвигались с помощью первобытного GPS в голове глота: от высокого дерева к кривому, потом к камню, похожему на кабана, потом к холму, потом к сломанному дереву… Нет, не то дерево, елы молы. То мало-мало больше. Ити назад надо, Сиука…
Через две луны, около полудня, они вышли на берег реки, почти точно к тому месту, где Вада переправилась на другую сторону. За минувшие полмесяца река, берущая начало высоко в горах, заметно обмелела к средине жаркого и сухого лета без снежной и дождевой подпитки. Сиук проверил брод — воды чуть вышел колен. Но Дул едва не забился в истерике. Чтобы не тратить время в поисках более удобной переправы, Сиук посадил водобоязного дикаря на плечи. Низкорослый, но толстый, людоедина оказался тяжелым. Однако юный варий, наверное, в тот момент и бегемота смог бы поднять ради достижения цели.
Они немного прошли в левую сторону, по течению. В том направлении, куда бежал Дул, перед тем, как встретить ящера. Того самого, в которого, якобы, превратилась Вада. Ориентир, что и говорить, был крайне ненадежным. Сиук это понимал и остановился. До этого он двигался как заведенный, потому что знал, куда идти. А теперь? Не ящера же, в самом деле, искать.
Тут Сиук посмотрел на Дула, а Дул на него. У обоих одновременно в головах возникла одна и та же мысль: дальше зрительная память глота помочь уже не могла. А значит…
Дикарь переминался с ноги на ногу и молчал. И варий не знал, что сказать.
— Вот, елы-молы, — наконец произнес Дул. — Пришли, елы-молы. Моя твоя привела.
Сиук присел на валун у самой воды. Ноги будто сами собой подогнулись. А устал ведь.
Юноша размышлял. Следопыт из глота никакой. Помнит только те места, которые видел. Получается, что он больше не нужен?
Варий испытывал странное чувство. Еще недавно полудикий людоед вызывал у него ненависть и отвращение. Сиук безо всякого сожаления выпустил бы из него кишки, если бы не поиски Вады. Но теперь юноша успел к Дулу привыкнуть. Да, тупой, конечно, грязный, никакого представления об обычаях, говорит так, что половины слов не разберешь. И все же… Нет, нет! Конечно же, примитивный урод ему нисколько не нравился. Только вот, веселее как-то вдвоем. И не так страшно по ночам. Есть кому у костра посидеть. Кстати. Сиук лишь сейчас обратил внимание на эту деталь.