– По… погоди минутку! – Он поднял ладони, но Ребу не трогал. – Послушай, ничего же не было. Ты вырубилась напрочь, прежде чем… – Он ухмыльнулся.
Она подняла подбородок:
– Ты – пафосный мудозвон.
Он поправил прическу.
– Подруга, уж если называть вещи своими именами, то ты – каждой затычке бочка.
Типа, шутка. Не смешно! Реба пихнула его кулаком в брюхо. Он согнулся.
– Стыд, – она ткнула в фото с детьми, – и позор! Признавайся, твои? Ты женат?
– Сложно объяснить, – не разгибаясь, прокашлял он.
– Сложно об… Что-что?! – Она выронила одежду и обоими кулаками замолотила его в грудь. – Объясни себя в жопу! Да или нет?
– Мы разводимся. – Он схватил Ребу за руки. – Я потому сюда и переехал.
– Может, я жалкая пьяница, дерьмовая подруга, бессердечная сестра и второсортная дочь, – она вырвалась, – и, хрен с ним, пускай я даже плохая соседка, но я точно знаю, кто я такая! Я, мать твою, Реба Адамс! – Слова обожгли ей губы. – И мне тут не место. – Глаза наполнились слезами. – Ты… ты… – она снова ткнула в фотографию, – меня не заслужил.
Джез поморщился.
– Знавала мужиков получше тебя! – Она присела на корточки и, шмыгая носом и сдерживая подступившие слезы, собрала брюки и тапки. Джерри стоял, подняв уши, на задних лапах, положив передние на стекло. – И Креветку ты не заслужил! Нельзя держать его там взаперти просто потому, что тебе так проще. Это жестоко!
Она распахнула балкон. Джерри кубарем влетел в комнату, проскакал по ковру и заскользил по деревянному полу.
– Эй, это моя собака!
– Что-то не похоже!
Она оставила Джеза гоняться за Джерри и захлопнула за собой дверь своей квартиры. Сквозь стенку доносилась отборная брань, грохот мебели. Реба включила Джеймса Тейлора, залезла под душ и постояла там, громко подпевая песне «Огонь и дождь»[78].
Слегка оклемавшись, она снова повесила кольцо Рики на шею, влезла в пару потертых джинсов и поношенную майку с символикой ричмондских бейсболистов. Вытерла лужу на кухне, прибралась в квартире и позвонила управдому насчет ремонта. Ей стало получше. Внутри царили чистота и порядок. На балконе притулилась банка из-под тунца и черствое слоеное печенье. Реба не стала их выкидывать.
– «Муха, ешь», – прошептала она, закинула в рот пару таблеток от похмелья и устроилась на кушетке со стаканом рассола и фильмом «Унесенные ветром» по телику.
Как только Скарлетт бросила в Ретта вазу, в сумочке зазвонил мобильник. Порывшись в мелочи и мятных пастилках, помадах и карандашах, старых визитках и рассыпанных таблетках, Реба наконец вытащила звенящий прямоугольник. Неотвеченный звонок от Джейн Радмори. Реба выключила звук телевизора и перезвонила.
На третьем гудке Джейн отозвалась:
– Реба?
Реба все утро ничего не ела, и от голоса Джейн у нее закружилась голова. Реба снова легла на кушетку.
– Джейн, я так рада, что ты звонишь. – Она потерла лоб, пытаясь припомнить, сколько дней и недель они не разговаривали, но не смогла. – Я скучала, я так по тебе скучала.
– Мама в коме.
Реба застыла, как под током.
– Она в больнице, – продолжала Джейн. – Я хотела отвезти ее еще в пятницу, когда у нее руки затряслись, но она отказалась ехать до Cinco de Mayo[79], хотела Серхио порадовать, сделать conchas[80]. Упрямица.
Реба прислушалась, как Джейн дышит в трубку, и позабыла дышать сама.
– А утром раскатывала тесто и упала. Взяла и упала. Я прибежала, а она как кукла тряпичная и бормочет по-немецки. Я перепугалась страшно, закрыла пекарню и повезла ее в больницу. Врачи говорят, инсульт.
Реба повернулась на бок и зарылась лицом в подушки.
– Надо было сразу ее отвезти, как только я увидела руки. Надо было ее заставить, – причитала Джейн.
– Ты не виновата. Если человек не хочет, невозможно его заставить, даже если знаешь, как лучше. – У нее перехватило дыхание. – Ты хорошая дочь. Ты ее любишь. Это главное.
Реба имела в виду и себя.
– Тут Серхио и Рики, – сказала Джейн. – Доктор говорит, мама вряд ли…
Господи, ну почему она не с ними, зачем от них уехала? Когда они с Джейн договорили, Реба не выпустила телефон из рук. Перебирая номера, отыскала мамин и набрала.
– Алло? – послышался мамин напевный голос. Как же Реба скучала по ней, несмотря ни на что. Она выдохнула в трубку. Так много хотелось сказать, но слова не шли.
– Реба, золотко, это ты?
Реба кивнула, прижала телефон к щеке, и над страной протянулась ниточка любви.
– Original Message – От: reba.adams@hotmail.comДата: 6 мая 2008 23:50Кому: deedee.adams@gmail.com Тема: Улетаю в Эль-ПасоДиди,У Элси инсульт. Она в коме, доктора не обнадеживают. Очень сожалею, что я так далеко. Рики сейчас с Джейн, я за это еще сильней его люблю. Я ни о чем таком не просила, а он всегда рядом и помогает. Даже когда мне кажется, что он далеко. Ты права, невозможно заставить человека увидеть твою правду. Я думала, что ты говорила о папе, но на самом деле это мне нужно было открыть глаза. Я совершила столько ошибок. Не надо было уезжать. Я позвонила маме. Она посоветовала мне лететь в Эль-Пасо первым рейсом.Вылет через шесть часов, но мне не уснуть. Сумки упакованы, осматриваю квартиру и вижу, что могу уехать навсегда и скучать не буду. Думала, Сан-Франциско – город мечты, но это мой ум лгал сердцу. Я знаю, где должна быть и с кем. Мама говорит, любовь умеет все прощать. Верю или по крайней мере хочу верить. Для начала.Ди, я знаю, что ты молишься. Помолись за Элси. И за меня тоже.Люблю,РебаСорок три
Центр отдыха и оздоровления
Вооруженных сил США
Гармиш, Германия
Гернакерштрассе, 19
13 августа 1945 года
В первую ночь после болезни Элси не стала помогать Робби печь моравские булочки. Хотя она совсем поправилась, настроения не было. И потом, его рецепты все такие сдобные. Каждый день такое печь не будешь. В общем, она сказала, что пока отдыхает по предписанию врача, и отчасти это было правдой.
Летняя ночь была ясная, каждая звездочка Млечного Пути вспыхивала, словно искра огромного костра. Серебряный звездный хвост, вздымаясь, освещал небо, и Элси гадала, видит ли кто-нибудь еще этот небесный полет. Она шла и смотрела вверх, на летучие созвездия, и впервые за несколько месяцев ей было легко, а не больно. Ей хотелось подняться на невидимых крыльях вверх, к ангелам. Вот было бы здорово, думала она и жалела, что мало оставалось таких дней до возвращения зимы. Она замедлила шаг, наслаждаясь теплом.
Ее велосипед стоял на парковке для работников кухни, рядом с кучей размокших ящиков из-под молока. Элси стала его выводить и вдруг натолкнулась колесом на доктора Радмори.
– Ой! Извините. – Она вспыхнула.
– Ничего, сам виноват. Нечего было подкрадываться. – Он был в гражданском: белая рубашка с открытым воротом и широкие брюки со стрелками. Элси никогда в жизни не видела такого красивого мужчины. – Я гулял. Хорошая ночь. Лунная.
Луна, полная и яркая, висела над ними, как серебряная монета.
– Раз уж я здесь оказался… Зашел посмотреть, как вы тут. Сержант Ли сказал, что вы вышли на работу.
Элси еще раз кивнула. Впервые в жизни она робела не от страха.
– Как вы себя чувствуете?
– Лучше.
– Больше проблем не было? Кровотечение прекратилось?
Элси кивнула и отвернулась; ей стало неловко, и тело еще помнило выкидыш.
– Рад слышать. – Он шагнул ближе.
Сердце Элси застучало.
– Выглядите вы значительно лучше. Не в смысле того, что в прошлый раз вы не были красивы. – Его кадык дрогнул. – Вы домой? – Он кивнул на ее велосипед. – Ja.
– Я как врач пока не могу разрешить вам таких упражнений.
– Это совсем рядом.
– Все равно нельзя. Давайте я вас подвезу? Вон медицинский джип, и у меня есть ключи. – В кармане звякнуло. – А велосипед в багажник.
Джип стоял на гостевой стоянке Центра отдыха и оздоровления, перед фасадом. Пока они дошли и убрали велосипед в багажник, Элси успела бы доехать до дома, но это неважно. Зато отдых ногам, и потом, доктор Радмори такой симпатичный, добрый. Он пах чистотой, мятной жвачкой и крахмальными рубашками – хорошей жизнью. Когда он взялся за велосипедный руль, их пальцы встретились. Элси улыбнулась.
– Ну-с, – сказал доктор Радмори, погружая велосипед в багажник, – и как вы познакомились с сержантом Ли?
Элси поправила волосы.
– Когда пришли америкосы… американцы. Сержант Ли стоял с другими солдатами у пекарни, а у нас был хлеб, который все равно бы зачерствел. – Она пожала плечами. – И я их накормила.
– Очень великодушно. – Он открыл ей дверцу. – Большинство здешних жителей скорее накормили бы хлебом свиней, чем американцев.
– Мы не держим свиней, – парировала Элси. Доктор Радмори обошел машину и сел за руль.
– Тоже правильно. – Он подмигнул и повернул зажигание. – Значит, вы – дочь пекаря?
– Я и сама пекарь, – сказала она.
Машина тронулась.
– Надо попробовать вашу выпечку. Там, откуда я родом, едят главным образом маисовые лепешки.
Элси о таких не слышала, но решила, что просто не знает этого слова.
– А откуда вы родом?
– Из маленького штата под названием Техас.
Словно молния сверкнула у Элси в груди.
– Техасские печеные бобы?
– Точно. А вы откуда знаете?
Прибираясь в тайнике Тобиаса, она нашла у стены все свои сокровища. Любимые вещицы из детства приобрели новый смысл: их хранил, рядом с ними спал, их рассматривал Тобиас. Элси сложила всё, включая рекламу бобов, в ржавую жестянку из-под какао и убрала под кровать. Не хватало только книги Роберта Фроста. Она обшарила всю нишу, каждый уголок, но книги не было. Бог – поэт, как сказал однажды Тобиас, и она в это верила.