Конфигурация Камбрейской лиги тоже претерпевает радикальные изменения. Юлий II, помирившись со Светлейшей Республикой, объявил войну Франции. Значит, Людовика XII – побоку; следовательно, старая конструкция неминуемо распадается, необходимо создавать новую. Вместо лиги Камбрейской возникает Священная, в которую входят некоторые итальянские государства, Арагон, швейцарские кантоны, немцы… Да благословит нас Бог!
Но Альфонсо, гонфалоньер, решительно отказывается повернуть армию против французов, которые всегда были покровителями Феррары. Ах так? Понтифик отлучает его от церкви, лишает высокого звания и назначает главнокомандующим свежеосвобожденного маркиза Мантуи. Этого мало: Франческо приказано незамедлительно двинуть войска на владения герцога д’Эсте и присоединить их к Папской области. А чтобы Гонзага меньше смущался родственными связями и не вздумал противоречить, его десятилетнего сына Федерико, унаследовавшего-таки болезнь отца, берут в Рим заложником.
Франческо Гонзага, лишенный возможности командовать папской армией
Альфонсо в городе нет: теперь он сражается уже против лиги на стороне Людовика XII, проблемы же Феррары, как прежде, ложатся на плечи Лукреции. Она адресует несколько писем маркизу, внезапно ставшему противником, заклиная его любым способом уклониться от нападения на герцогство. Ответов не воспоследовало.
Тогда Лукреция, беспокоясь о безопасности детей (их уже двое: годом раньше родился Ипполито), решает уехать с ними в Милан. Узнав об этом, горожане толпой собираются у герцогского палаццо и умоляют не бросать их в трудную минуту: «Вы наша единственная надежда, госпожа! Приказывайте, мы готовы выполнить любое ваше желание!»
Она растрогана: «Конечно, я остаюсь. Будем бороться с опасностями вместе», – и начинается строительство дополнительных крепостных укреплений; в этих работах участвуют все жители: и мужчины, и женщины[41].
Вскоре приезжает Альфонсо и берет фортификационные заботы на себя. История сохранила для нас прелюбопытный эпизод. Однажды, когда герцог осматривал новую орудийную башню, явился гонец из Ватикана и подал ему запечатанное послание. Альфонсо сорвал печати и громогласно прочел: «Я, Юлий II, понтифик Римской церкви, повелеваю тебе вручить ключи от города моему посланнику. В противном случае через несколько дней у ваших стен будет стоять войско святого престола».
Герцог дружески берет гонца под руку и говорит, прогуливаясь с ним вдоль аппарели:
– Передайте святому отцу, что я его понял. Как только папская армия подойдет к Ферраре, он получит требуемое, и вот каким образом. Видите ту огромную пушку? Она называется mazadiàvul, то есть убийца дьяволов, и стреляет металлическими шарами, – Альфонсо демонстрирует посланнику ядро. – Эта штуковина, полая внутри, состоит из двух полусфер, – и он разъединяет их. – В пустое пространство я положу ключи от Феррары, вновь соберу снаряд и, когда папа окажется на расстоянии выстрела, пух – пальну прицельно прямо в толстое брюхо. Интересно, много ли ворот откроет понтифик после этого.
Французская болезнь и французская помощь
Святой отец прибыл из Рима в Болонью, где дислоцировано войско под командованием Франческо. Понтифик требует от своего гонфалоньера решительных действий.
– Я бы рад, – оправдывается тот, – но плохо себя чувствую: болезнь опять усугубилась. Приходится что ни час глотать меркурий. Отрава, конечно, но есть надежда, что поможет. Вы-то не хуже меня знаете, как мучителен люэс.
Понтифик сострадает товарищу по несчастью:
– Хорошо, лечись. Но как только будешь в силах – вперед. И не распускай язык: пусть никто не знает, что я знаю не хуже тебя.
В Ферраре продолжают укреплять оборонительные сооружения и радостно встречают французов-союзников. Лукреция устраивает пышные уличные праздники и дворцовые приемы. Сохранилось свидетельство одного из самых славных воинов королевской Франции, Пьера Террая де Баярда, знаменитого рыцаря без страха и упрека: «Герцогиня прелестна, гостеприимна и очень мила. Знакомство с ней – счастье, она – перл этого мира».
11 апреля 1512-го в болотистой низменности близ Равенны столкнулись две армии: с одной стороны – войска Священной лиги, с другой – французы в союзе с феррарцами, артиллерией которых командовал Альфонсо. Потери исчислялись тысячами. В результате потерпели поражение папские отряды, но и их противникам здорово досталось: среди многих прочих погиб французский главнокомандующий, двадцатидвухлетний Гастон де Фуа (благодарная Феррара поставила ему мраморный памятник, сохранившийся по сию пору). Поредевшие ряды французов отошли в Милан. Герцогство осталось один на один со всей лигой.
Альфонсо, понимая, что противостояние становится безнадежным, отправляется в Рим, надеясь заключить с понтификом приемлемое соглашение. Юлий II был неумолим: «Чтобы заслужить прощение, ты должен отказаться от всех своих владений».
Герцог испрашивает ночь на размышление, но, недолго думая, седлает коня и скачет к воротам Святого Иоанна, где смешивается с процессией, вывозящей из города трупы умерших от чумы, и несется, не давая скакуну ни минуты передышки, до самой реки По.
Узнав о бегстве Альфонсо, святой отец приказывает его вернуть и готовиться тем временем к походу на Феррару.
Скрываясь от преследователей, посланных понтификом вдогонку, герцог выбирает извилистые пути и нехоженые тропы. Его сопровождает Фабрицио Колонна. Дорога в родные края будет длиться три месяца.
Мужа еще нет, когда Лукреция получает известие, что швейцарские наемники папы направляются к Ферраре. Герцогиня призывает горожан к сопротивлению.
Изабелла тоже не бездействует. Полная беспокойства, она пишет кардиналу Ипполито (который, мы знаем, приходится ей родным братом): «Кажется, Юлий II хочет забрать себе всё, что есть у дома д’Эсте. Да покарает понтифика Бог!»[42] Как говорят феррарцы, у Господа тысяча ушей, и все они прекрасно слышат: апоплексический удар сводит святого отца в могилу. Новость с удивительной скоростью достигает Феррары, радости жителей нет предела, народ поет, пляшет, кричит ура, устраивает празднества – например, карнавальные похороны, изображающие схождение почившего понтифика в ад.
Представление, показанное не так давно труппой Лудовико Ариосто, было, оказывается, пророческим. Помните: один папа лопнул, другой спустился откуда-то сверху. Так и случилось – на смену Юлию II пришел Лев X, сын Лоренцо де Медичи.
За спиной у нового главы Церкви – личность, хорошо нам известная. Именно этот человек убедил Ватикан сменить отношение к герцогству на самое благосклонное. Его имя – Пьетро Бембо, он стал теперь доверенным секретарем святого отца. Тот, кого мы знали как вдохновенного поэта, отныне кардинал.
Богатство бессмысленно, если нет бедных, которым нужно помогать
Внешние враги не грозили больше Ферраре, но подступали внутренние горести. Люди имущие становились всё богаче, бедные впадали в подлинную нищету, порой лишаясь средств к существованию и возможности оплачивать жилье. По-прежнему участвовавшая в делах управления Лукреция, «любезная герцогиня», как ее чаще теперь называли, была завалена ворохом просьб от жителей, оказавшихся в безвыходном положении и взывавших о помощи.
Постоянные войны породили несчастья по всей равнине реки По: поля, истерзанные боями, не давали урожая, крестьяне покидали свои наделы, на городских рынках не хватало мяса, овощей и зерна. Как водится, на людских бедах наживались ростовщики, появившиеся на каждом углу. Проценты, которые они брали по кредитам, были поистине чудовищны. Заемные банки ставили перед клиентами не такие дикие условия, но тем не менее с долгами мог рассчитаться далеко не каждый. Прибавим, что примерно в это время потерпел крах банк Медичи, самый крупный на полуострове, разорив многих мелких торговцев, ремесленников и лавочников.
В создавшихся обстоятельствах Лукреция решила создать в Ферраре систему благотворительного кредита, пусть обременительную для городской казны, но зато спасительную для простого люда.
Без сомнения, любезной герцогине был известен труд покойного Бернардина Сиенского, страстного монаха-проповедника, изданный на латыни под названием «О договорах и ростовщичестве» за полвека до ее рождения. Вероятно, Лукреция познакомилась с этими яростными проповедями, когда, насильно разлученная с Джованни Сфорца, первым своим мужем, недолго жила в общине монашек.
Среди прочего Бернардин рассуждал о проблемах, как сказали бы мы теперь, экономического рынка и выживания. Он впервые ввел понятие справедливой цены, неразрывно связанной со справедливой заработной платой. Невольно возникает мысль: уж не позаимствовал ли кое-что у монаха Карл Маркс?
Ростовщичество, говорил и писал проповедник, несовместимо с гуманностью. Оно – отвратительная инфекция, разрушающая деловой мир и частную жизнь. Безнравственность, жажду наживы и азартные игры Бернардин клеймил столь же бескомпромиссно.
Кому же такое может понравиться – тем более что и первое, и второе, и третье прекрасно процветало на государственном уровне? Ничуть не удивительно, что монаха обвинили в ереси. По счастливой случайности процесс закончился оправдательным приговором.
Но вернемся к Лукреции. Ее указ громогласно читали на улицах, площадях и даже, с благословения епископа, в церквях многочисленные глашатаи: «Всем вам знакомы лихоимцы, иначе говоря – ростовщики, сужающие деньги чуть не под тридцать процентов, а если вовремя не отдашь, еще и увеличивающие ставку. Вернее чумы это губит целые семьи. Памятуя о старинном венецианском установлении, повелевавшем сажать подобных процентщиков в клетку, предавать позору, лишать гражданства и навсегда изгонять из города, мы объявляем ростовщиков вне закона. Для действенности сего указа нами созданы особые отряды стражников и, главное, новые кредитные банки. В них любой нуждающийся – а власти Феррары не считают бедность пороком – может, подав прошение, получить заем без залога: долг же уплачивается участием в различных общественных работах, чья длительность зависит от полученной суммы».