Капитан и сам не остался в стороне. После короткого совещания все трое направились к раненому воину из графской охраны, который, по уверениям судового врача, мог говорить. Каково же было удивление следователей, когда они увидели раненого при смерти: с посиневшим лицом и закатившимися глазами.
Все попытки врача ни к чему не привели – бедняга так и умер, не приходя в сознание. Ни врача, ни Бениду нельзя было упрекнуть в незнании медицины, и они в два голоса высказали свое мнение: раненый отравлен.
– Как же так? – усомнился Загребной. – Ведь он ничего не пил и не ел!
– А это и не обязательно. – Судовой врач потыкал пальцем в бинты, а Нимим продолжила его мысль:
– Кто-то просто насыпал немного яда на открытую рану при перевязке или еще раньше.
Стали выяснять, кто и когда подходил к раненому, и оказалось, что больше всего «помогал» своему воину сам граф Ярке. Он так и крутился вокруг, пока его не отогнал врач. Вначале взволновались, что подобное могло произойти и с Теодоро, но потом вспомнили, что над тем все время стоял Савазин. Да и проверка показала: племянник Торрекса хоть и в беспамятстве, но дышит нормально, и у него все-таки есть некоторые шансы выжить.
После допроса графа Ярке триумвирату стало понятно, что именно он приказал своим воинам совершить злодейское нападение на конкурента. Видимо, слухи о романтической ночи дошли и до его ушей, и юноша из ревности решился на кровавую месть.
Однако Ярке упорно отрицал свою вину. Похоже было, что даже узнай он о способностях Нимим, то и тогда бы не признался открыто в содеянном преступлении. Что больше всего и опечалило Загребного, который в конце допроса с презрением произнес:
– Ярке, какой же из тебя воин? Разве ты не мог свои сомнения разрешить в честном поединке?
К сожалению, до совести юноши было не достучаться, он с маниакальным упорством повторял:
– Я никого не подговаривал и никого не убивал…
Капитан вынес вердикт:
– Граф, вы арестованы по обвинению в подстрекательстве к убийству. На берегу вы будете сданы королевскому прокурору, и вашу судьбу решит суд. Хотите сказать последнее слово?
В чужом государстве у Ярке не было ни единого шанса избежать рук секустратора, да и допрашивать там будут совсем по-иному. А уж если Теодоро имеет хоть какой-то титул, то и казнь будет страшна.
Но юноша после слов капитана окаменел совершенно и больше ничего не сказал. Когда его увели, Загребной тяжело вздохнул и обратился к капитану:
– Прошу меня выслушать и понять правильно.
– Я весь внимание.
– Когда Ярке отправлялся в путешествие вместе с нами, я пообещал его отцу, графу Эжену, что присмотрю за его сыном как за собственным. И вот не справился с обещанием. Так что в случившемся есть и доля моей вины…
– Не стоит так терзаться. – Капитан встал и прошелся по кают-компании. – Да, и насколько я понял, вы человек очень решительный и сантименты вам чужды.
– Увы, не всегда, – признался Семен, тоже вставая. – Именно поэтому я бы и хотел просить вас о любой возможности, если она, конечно, имеется, чтобы дать шанс Ярке остаться в живых.
Капитан долго и задумчиво смотрел на своих пассажиров, переводя взгляд с Семена на Нимим, а потом хмыкнул:
– Вообще-то есть такой шанс…
– А именно?
– Если нам попадется встречное судно, то я пересажу на него графа вместе с его воинами. А дальше… как он сам себя накажет.
Загребной многозначительно переглянулся со своей Бенидой и склонил голову.
– Был бы очень признателен, если бы вы так и поступили.
– Ладно, тогда пусть надеется на удачу. Если шторм нас не отнесет далеко в сторону, то нам навстречу попадутся корабли. А уж там будет видно, как они откликнутся на мои сигналы.
Борьба за жизнь
Шторм был коротким, и это подтвердило репутацию моря как самого спокойного. Уже под утро корабль вернулся на прежний маршрут. Качки почти не было, но тренировки на юте никто и не вздумал возобновлять с самым рассветом. По крайней мере, Семен не решился выгнать дочь наверх, когда увидел ее дремлющей возле койки Теодоро. Только спросил дежурящего у двери Савазина:
– Ну и как он?
– Два раза пришел в сознание, просил пить. Но ему нельзя, – лаконично ответил гензыр.
– Ладно, тогда сам пойду мечами поработаю, – пробормотал командир и подался на верхнюю палубу.
Правда, он не сразу приступил к разминке. Пришлось ответить на вопросы демонов, которые тоже были взволнованы ночной трагедией. А чуть позже подошла и Нимим, только что осмотревшая раненого. Хоть и грустно, но с некоторой надеждой она сказала:
– Раз Теодоро до сих пор не умер, то его шансы на выздоровление увеличились. У него кризис.
– И когда же кризис кончится?
– Думаю, к обеду. Если никаких осложнений не последует, то он даже сможет самостоятельно сойти на берег.
– Хм! То он лежит при смерти, а то через два дня ходить сможет, – удивился Загребной. – Не слишком ли радикальное лечение?
– Вот именно! Не забывай, кто его лечит. Помнишь, как мы с Хазрой быстро встали на ноги после жутких побоев?
Вместо ответа мужчина лишь бережно и ласково сжал ладошку своей Бениды. Воспоминания о тех днях до сих пор то и дело всплывали перед глазами Семена.
– А тут нам еще Виктория помогает. Не забывай, что она Шабена уже десятого уровня. От нее идет такой поток энергии, что Хазра сидит рядом в трепетном молчании.
– А это не повредит? – забеспокоился отец.
– Не переживай. Твоя дочь умница и учится прямо на ходу. Мне кажется, вряд ли бы кто сумел так помочь раненому, как она.
– Ладно, тогда мне нужен другой спарринг-партнер. Не согласишься?
Нимим демонстративно провела взглядом по его фигуре сверху вниз и обратно:
– Ну, если ты потом не станешь жаловаться…
Ближе к обеду наверху показалась Хазра:
– Меня деликатно выпроводили из каюты.
– Почему? – насторожился командир.
– Я, видите ли, мешаю им обсуждать личные проблемы.
– Надо же…
– Он что, и говорить уже может? – спросила Нимим.
– С трудом. Да и горячка у него не проходит. Он, можно сказать, пылает. Но вот говорить так все время и порывается. Хорошо, что Виктория его сдерживает и постоянно рот ладошкой закрывает.
– И хорошо, что ладошкой…
Ворчания обеспокоенного папаши были Бенидами полностью проигнорированы, и они еще минут десять детально обсуждали полученные Теодоро раны и последствия этих ран для организма. И только появление капитана прервало их оживленный диалог. Морской волк выглядел немного смущенным и вертел в руках судовой журнал.
– Тут вот какое дело… – неуверенно начал он, чем заставил своих слушателей затаить дыхание перед очередным ударом. Хотя никто еще не знал, что это будет за удар.
– Меня позвали в каюту Теодоро и высказали одну… хм, деликатную просьбу. И я не могу отказаться от возложенных на меня законом обязанностей.
– Он решил сделать завещание? – спросила Хазра.
– Да нет, дело в другом…
Капитан сам на себя досадовал за нерешительность, поэтому подобрался и уже более крепким голосом объявил:
– Наемник Теодоро решил жениться. И вызвал меня для регистрации брака.
– Н-на к-ком ж-жениться? – На ошарашенного Семена было жалко смотреть.
– На вашей дочери. Со стороны молодого в каюту уже приглашены его дядя и наставник. Теперь вот я поднялся за вами.
Пожалуй, впервые в жизни Семен прочувствовал выражение «Как гром среди ясного неба». Он стоял словно пришибленный, а потом обескураженно произнес:
– Но ведь они только раз поцеловались!
– Может, и не раз… – заметила Нимим.
– И чем этот поэт вскружил ей голову?
– Разве для этого нужны только стихи?
– Но ведь они знакомы так мало времени!
– Почти столько же, что и мы.
– Но это не дает им ни малейшего права на женитьбу!
– Странно! Не ты ли мне еще в Юлани предложил совместную жизнь?
– Как ты можешь сравнивать! Мы ведь взрослые люди, а она еще ребенок.
– Семен, она уже женщина и имеет полное право сама выбирать свою дорогу в жизни. Или не ты мечтал отдать ее в добрые и любящие руки?
– Да? Но я еще мечтал о надежных руках.
– Теперь уже поздно. Главное – что они, скорее всего, любят друг друга.
– Какая может быть любовь при таком коротком знакомстве?
– Опять ты себе противоречишь, – вздохнула Нимим. – Идет по второму кругу? Хорошо, тогда ответь: ты меня любишь?
Голова у Семена отказывалась соображать, и он примолк. Из ступора его вывел голос капитана:
– Хочу напомнить, что воля тяжелораненого для меня является приоритетной, и я должен поспешить исполнить свои обязанности.
Дальше все происходило словно в нелепом кино. Все «родственники» чинно устроились в тесной каюте по бокам от койки, на которой полулежал на подушках Теодоро. Рядом с ним сидела Виктория, держа своего суженого за руку во время всей церемонии. Капитан зачитал права и обязанности сторон, призвал молодых любить друг друга вечно, предложил поцеловаться и объявил их мужем и женой. Затем попросил присутствующих поздравить молодоженов. Торрекс и Савазин скрывали свои эмоции, Бениды, улыбаясь сквозь слезы, поздравили молодых, а Семен словно окаменел. На виноватый поцелуй дочери он почти и не среагировал, но Теодоро его таки вывел из ступора. Вначале он со стоном приподнял правую руку для рукопожатия и, когда она была подхвачена, сдержанно заговорил:
– Отец! Теперь у тебя стало одним сыном больше. И твоя дочь для меня – это наивысшая и самая желанная награда в жизни. Клянусь, она будет счастлива. А что мы не смогли сегодня как следует отпраздновать нашу свадьбу, так это не беда, на берегу наверстаем.
Подавив слезы, Загребной протяжно вздохнул и бережно, с чувством пожал обессиленную руку:
– Ладно… сынок, ты, главное, выздоравливай как можно быстрей. Я тоже буду вас любить как одно целое.
Словно из последних сил дождавшись такого ответа, Теодоро облегченно прикрыл глаза.