У меня пол ушел из-под ног. Все факты просто преотлично укладывались в обвинение. По всему выходило, что Тайлер действительно принудил меня к близости.
– Это неправда! – крикнула я, снова вскакивая на ноги. – Все было не так!..
– Было? – Князь Лэггер оборотил ко мне холодный взгляд, зацепившись за одно-единственное нужное ему слово. – Значит, все-таки было. Жертва часто защищает своего насильника. Юный неокрепший разум…
Тайлер, хотя это было строго запрещено, повернулся ко мне и покачал головой: «Алейдис, нет». Он знал: что бы я ни сказала, все уже решено.
«Я люблю его! – рвалось с языка. – Мы любим друг друга!»
Но для кого эти слова? Тайлер и так знает о моей любви. Мое искреннее признание обесценится и превратится в банальность под взглядами ненавистного князя, Вернона и Медеи. Ректор Кронт все понимает, он на нашей стороне. Один только мейстер Шоах принимает происходящее за чистую монету.
Я бессильно сжимала и разжимала пальцы. Мы в ловушке. Мы попались…
– Я хочу рассказать о Верноне! Кадет Колояр говорит о своих честных намерениях, но на самом деле…
– Мы сейчас слушаем не дело кадета Колояра. Если вас что-то смущает в его поведении, подайте рапорт на имя ректора.
Вернон вперил в меня злобный взгляд своих жучиных глазок, раздвинул губы в улыбке.
– Ну что, считаю, что тут дело ясное, не стоит и совещаться. Согласны, уважаемые члены комиссии? Даже если юная травмированная Алейдис считает, что влюблена, – князь хмыкнул, всем видом показывая, какая это глупость, – так мы все помним: незнание, отсутствие сопротивления или добровольное согласие со стороны кадета не является оправданием поступка эфора. Вынесете приговор, мейстер Кронт?
Ректор молчал несколько долгих секунд. Но что он мог поделать? Изменить правила устава ему не под силу.
– За нарушение устава эфор Эйсхард приговаривается к десяти ударам плетьми. Исполнитель наказания определяется путем жеребьевки среди кадетов третьего курса.
– Двадцати! – небрежно поправил его князь. – Мы собрали достаточно доказательств того, что принуждение было. И зачем нам привлекать однокурсников эфора Эйсхарда? Я и сам справлюсь с наказанием.
Сердце заныло, предчувствуя еще большую беду.
Мейстер Шоах удалился, сокрушенно бормоча под нос. Вернон и Медея потянулись следом. Медь оглянулась и посмотрела на Тайлера. Показалось, или в последний момент, теперь, когда дело сделано и пути назад нет, на ее лице промелькнуло раскаяние?
– Позовите конвоиров, они ожидают у входа! – распорядился князь Лэггер.
Ректор собирал бумаги со стола. Вид у него сделался до крайности уставшим, он будто состарился сразу лет на десять.
Я не могла заставить себя сдвинуться с места, глядела и глядела на Тайлера.
– Во время наказания случались смертельные исходы? – небрежно спросил князь.
– Нет! – отрезал ректор Кронт. – Никогда прежде!
– М-м-м, все когда-то случается впервые!
Ах… ты… тварь! Что ты задумал?
Вечером я дождалась отбоя и выскользнула за дверь. Я торопливо бежала по коридорам – этими дорогами я шла прежде всего один раз, но запомнила путь. Остановилась у дверей с выпуклым гербом рода Лэггер – с львицей. Постучалась.
Тайлер просил не вмешиваться, но я должна была что-то сделать. Я знала, что сказать князю.
Глава 48
Не умолять. Не бояться. Быть достойным противником. И тогда князь Лэггер меня выслушает, хотя бы из любопытства.
Услышав, как поворачивается ручка, я распрямила плечи и задрала подбородок.
– Вы его не убьете! – сказала я, глядя в глаза князя.
Он стоял в проеме двери, и за его спиной разливалась тьма: не горела ни одна магическая лампа, только тихо потрескивал огонь в зажженном камине, разбрасывая по стенам алые всполохи. Алые, точно кровь.
Князь не сменил военную форму, на которой не было нашивок или других опознавательных знаков, на что-то более удобное, точно готовился к визиту. Его слова это подтвердили.
– Я ждал тебя, Алейдис. Знал, что ты придешь.
Он махнул рукой с зажатым в ней бокалом вина – вино тоже красного цвета – приглашая пройти.
На столике у камина стояла початая бутылка, на блюде янтарно поблескивали ломтики сыра и крупные виноградины. Князь уселся в кресло, я опустилась на банкетку, стоящую напротив.
– Угощайся.
Как удержаться от едкой улыбки, невольно тронувшей губы!
– Нет, благодарю.
– Они не отравлены.
– Полагаю, что так. Нет никакого смысла травить меня во второй раз.
Князь пригубил вина, опустил бокал на столешницу и, сложив ладони домиком, чуть наклонился в мою сторону.
– Так забавно наблюдать, как все забегали, пытаясь спасти мальчишку. Я разворошил мышиное гнездо.
Забегали? Пытаясь спасти мальчишку? О чем он говорит? Кто-то пытался вытащить Тайлера?
– Ты ничего не знаешь, – с удовлетворением произнес Лэггер, разглядывая в полумраке мое лицо. – Майрус предпринял попытку вывести его из карцера, но я это предвидел и заменил кадетов своими людьми.
Майрус? Я порылась в памяти, и перед глазами сначала вспыхнула медная табличка на двери ректора: «М. Кронт», а потом на ум пришли слова генерала Пауэлла о том, что «Майрус заботится о каждом кадете».
– Конечно, обвинить его в предательстве я не могу: он действовал не своими руками. Якобы эфор Ярс самолично проявил неподчинение и очутился с ключом-печатью в тюремном блоке. И откуда бы третьекурснику раздобыть ключ, находящийся в личном распоряжении начальника академии?
Князь Лэггер тонко улыбнулся, предоставляя огромный простор для моего воображения. Ярса избили? Отправили под арест? Скорее всего, и то, и другое. Но, конечно, он не мог действовать в одиночку: даже если бы он выпустил Тайлера, спрятать его в Академии не вышло бы. Ректор Кронт делал что мог, но мог он крайне мало.
– Ярса тоже высекут плетьми?
– За что? За предательство отрубают голову.
Воздух застыл в легких, а выдохнуть я смогла лишь тогда, когда князь взял бокал за тонкую ножку, поднес к глазам, любуясь рубиновым содержимым, и добавил, будто бы ни к кому не обращаясь:
– Но я решил проявить милосердие. Эфор Ярс – слишком ценный ресурс.
– И Тайлер тоже! – воскликнула я, хватаясь за спасительную соломинку. – Он будет отличным командиром. Он… Он принесет славу Империи!
Князь Лэггер пригубил вино, он молчал, будто ожидая следующего моего шага.
– Наказание за нарушение устава отменить нельзя, я знаю. Но эфор Эйсхард может принести пользу! На Севере сейчас дела идут неважно, даже третьекурсников собираются отправлять на границу. Так отправьте и Тайлера! Пусть защищает Империю от тварей!
– Хм… Заменить неотвратимость смерти ее вероятностью…– задумчиво произнес князь.
– Да, – согласилась я, обмирая.
– Зачем мне это нужно?
Вопрос звучал так, будто прятал в себе двойной смысл. Князь Лэггер явно не о всеобщем благе сейчас говорит, а о своих личных интересах.
– Если вы сохраните Тайлеру жизнь, я ни в чем и никогда не подведу вас! – пообещала я внезапно осипшим голосом: в горле пересохло. – Буду слушаться и выполнять любые приказы. Соглашусь на все, что вы приготовите для меня. Но, если Тайлер умрет…
От одной мысли о возможности такого исхода у меня заныло сердце, затрепыхалось, будто птица в клетке.
– Если Тайлер умрет… – повторила я, теперь тоже подаваясь навстречу князю и отыскивая взглядом его укрытые тьмой глаза. Я говорила негромко, но не сомневалась, что князь меня отлично слышит. – Клянусь, я стану вашей самой большой проблемой. Теперь уже с пятидесятипроцентной вероятностью можно сказать, что мой дар – именно тот, что вам нужен. Но я ни в чем не стану вам помогать. Пальцем не пошевелю. И вы меня не заставите.
– Не боишься меня, девочка? – усмехнулся князь.
Он жуткий человек. Каково Вееле было жить с ним в одном доме и каждый день испытывать недовольство собой? Однако при всей внешней хрупкости она не сломалась, а со мной ему и подавно не совладать.
– А что вы сделаете? – усмехнулась я. – Убьете меня? Нельзя убить дважды.
Князь Лэггер погрузился в молчание. Он пил вино небольшими глотками, отправлял в рот виноградины и размышлял. Я застыла, ожидая вердикта. Сердце колотилось так, что мне чудилось: его грохот звучит в тишине набатом.
Не переоценила ли я свои силы? Так ли уж я нужна Империи и конкретно – князю Лэггеру? Но ведь он должен понимать, что, оставив Тайлера в живых, он получит отличный рычаг давления на меня? Что я соглашусь на все, лишь бы он был в безопасности!
Я ждала, что князь скажет «да» или «нет», но он зашел издалека.
– Одаренные с даром ткача рождаются раз в несколько десятилетий, а то и реже. Нет смысла скрывать то, что ты и так скоро узнаешь. Сейчас этим даром во всей Империи обладает только князь Данкан. Он болен, стар и немощен. Дар ткача с детства развивают и у его сына, наследника, молодого Ауруса Данкана, однако экзамен он пока не сдал и вряд ли сдаст. Дар почему-то не приживается в его крови.
Я осторожно кивнула, не понимая, что мне делать с этой информацией и при чем здесь моя просьба.
– Алейдис Дейрон. Дочь моего врага, – медленно произнес князь, точно пробуя эти слова на вкус. – Избавиться от тебя, несмотря на все мои усилия, оказалось непросто. Твоя воля к жизни потрясает. И тогда, поразмыслив, я решил, что это знак, воля самого Всеблагого и второй шанс для меня, чтобы искупить…
Выпитое ли вино, темнота ли, укрывшая лицо князя, заставили его сказать то, в чем он вряд ли признался бы при свете дня.
– Я пытался ее спасти. Твою мать. Даже когда она отказала мне и выбрала Дейрона. Даже когда уехала с ним на Север. Увы, я тогда был еще слишком молод, неопытен и не имел никакой власти. Все мои усилия ни к чему не привели. Я мог только бессильно наблюдать за тем, как приговор Гвендолин привели в исполнение. Для императора Солара, брата моей матери, Гвен была лишь еще одной безымянной одаренной с запретным даром. Но времена изменились. Теперь все будет по-моему.