Я ни о чем не спрашивала и пока еще ничего не понимала. При чем здесь император Солар, отец Аврелиана? При чем здесь вообще императорская семья?
Князь Лэггер допил последние капли рубинового цвета, а я не могла отделаться от ощущения, что в его бокале плескалась кровь.
– Я выдам тебя замуж за принца Фрейна. Он не наследник престола: Брайса я оставляю для своей дочери. Ты и твой редкий дар должны принадлежать императорской семье. Я, так и быть, сохраню жизнь мальчишке Эйсхарду. Чтобы ты помнила, что можешь потерять, если заартачишься.
Каждое слово, произнесенное спокойным и уверенным голосом, пробивало меня навылет, точно стрела. Меня бросало от отчаяния к надежде и обратно.
Тайлер будет жить!
Меня выдадут замуж за принца…
Я не хочу! Я не могу!
Согласиться и больше никогда не увидеть Тайлера? Отказаться и стать завтра свидетельницей его смерти?
– Я… согласна… – выдавила я.
– Отлично! Я не сомневался, что ты сделаешь правильный выбор.
Князь плеснул себе еще вина из бутылки и отсалютовал мне полным бокалом.
– А теперь улыбнись мне, малышка Дейрон. Улыбнись. Не каждой предлагают бросить мир к ее ногам за одну лишь улыбку.
И я улыбнулась, от всей души желая князю сдохнуть самой мучительной смертью.
Глава 49
Утром на столе обнаружился лист бумаги с красной каймой – уведомление о публичном наказании. Я наклонилась, чтобы прочитать, но взять лист в руки я не могла, как не могла бы взять ядовитую змею.
«Приказ №2456 по академии Тирн-а-Тор “О проведении всеобщего построения”
Всем эфорам и кадетам с первого по третий курс…»
Строки прыгали перед глазами.
«В связи с грубым нарушением 3-й главы Дисциплинарного Устава, выразившимся в злоупотреблении должностным положением эфором 3 курса, кадетом Тайлером Эйсхардом, приказываю: всем кадетам и офицерам явиться сегодня в 15:00 на полигон для присутствия при исполнении дисциплинарного взыскания…»
Почему не привести приговор в исполнение ранним утром? Конечно, это не ректор так придумал, а князь – устроил Тайлеру дополнительную пытку ожиданием. Кадеты отправятся на завтрак, потом на занятия, а он, сидя в темноте и холоде карцера, будет считать минуты, оставшиеся до наказания.
– Ненавижу, – прошептала я.
Скомкала твердый лист бумаги с горящей каймой и запустила его в стену, представляя себе, что целюсь в самодовольную физиономию князя Лэггера.
На утреннем построении нас собирал эфор Ярс. Из-за огромного синяка на пол-лица один глаз заплыл, превратившись в щелочку. Ярс двигался скованно, будто у него болела в теле каждая косточка.
Он прошел вдоль ряда кадетов, проверяя наш внешний вид, на несколько мгновений притормозил рядом со мной. Ни я, ни он ничего не могли сейчас сказать, но мы и так понимали друг друга без слов. Ярс сначала ужасно злился на меня, и все же теперь в его взгляде не было злости.
Он двинулся было дальше, в сторону Лесли, который пялился на нового командира с плохо скрываемым любопытством, но резко шагнул снова ко мне.
– Кадет Дейрон, почему воротник расстегнут? Что за разгильдяйство? – сурово спросил он.
Наклонился и взял меня за воротник.
– Я ничего не смог сделать, Аль, – быстро сказал он. – Прости…
– Тай будет жить, – прошептала я в ответ.
Большего я объяснить не успевала: не было времени. Пальцы Ярса замерли, он отвернулся и отправился проверять следующих кадетов. Догадался ли он, что я заключила с князем какую-то сделку? Наверняка. Только вот предмета сделки пока не знал.
За завтраком происходило странное. Зал, заполненный кадетами всех трех курсов, будто колыхался, как море во время прилива, и чуть слышно гудел, как растревоженный улей. Вроде и громко никто не разговаривал, и с места не вставал, но тревога и общая нервозность висели в воздухе.
Я замечала на себе десятки взглядов. Дочери предателя Дейрона не привыкать к повышенному вниманию, но сейчас на меня смотрели не с ненавистью. Кажется, с сочувствием?
Вернон и Медея наверняка старательно разносили слухи о том, что эфор Эйсхард принудил меня к близости против воли. Трепали имя Тайлера! Наверное, чувствуют себя победителями!
Я поискала взглядом Медею, ожидая увидеть ее довольное лицо, но Медь сидела, опустив голову, и ковыряла в тарелке. Парни из ее звена – Атти, Барри и Бренден – отодвинулись на противоположный край стола, будто им противно было сидеть рядом с ней. И такая же картина – вот что поразительно – наблюдалась за столом Вернона. Норман и Алек, всегда слушавшиеся своего командира звена с полуслова, сейчас угрюмо поглощали кашу и демонстративно не смотрели в сторону Колояра.
Что происходит?
– Ты как, Аля? – спросила Веела, пододвигая мне стакан со своим любимым компотом.
Я кивнула, мол, держусь.
– Вель, тебе не кажется, что Вернону и Медее объявили бойкот? – спросила я, не понимая, вижу ли я это на самом деле.
– Ну-у, – протянула Вель. – Знаешь, так бывает, когда кто-то стучит и сдает командира. Тайлеру здесь доверяют, а вот из-за Колояра погиб его подчиненный, и Медь пока не показала ничего, кроме гонора.
Я огляделась, свежим взглядом подмечая то, чего не заметила в первый раз. На меня смотрели с солидарностью, а не с жалостью. Все были на нашей стороне! То за одним столом, то за другим кадеты склонялись друг к другу, обсуждая приказ. Кое у кого я видела в руках листы с красной каймой, а некоторые кадеты, например, Атти Галвин, и Меррит, и даже обычно тихий Бренден свои бумаги порвали и показательно сложили клочки на столе.
– Хм, а откуда такая уверенность в невиновности командира Эйсхарда? – хмыкнул Лесли.
И прежде чем я успела взвиться – нервы и так натянуты, как тетива лука, – Ронан, положив тяжелую пятерню на плечо Лейса, придавил его к месту так, что тот крякнул.
– Дружище, – зловеще улыбнулся он. – Хочешь присоединиться к Верну и Меди? Втроем не так скучно!
– Н-нет! – выдавил Лесли.
– Это удивительно… – призналась я, совсем забыв о еде. – Еще вчера Колояр и Винс ходили с гордым видом, а сегодня вот так…
Вчера после дисциплинарного суда я сразу ушла к себе, совершенно разбитая, никого не хотела видеть, даже друзей, ждала отбоя, чтобы отправиться к князю. А за это время, оказывается, ветер переменился.
Я в упор посмотрела на Веелу.
– Такое ощущение, будто кто-то хитрый и умный провел большую работу по распространению нужной версии событий, – сказала я подруге.
Вель переглянулась с Ронаном и улыбнулась. Нежная Фиалка Вель улыбалась как маленький, но опасный хищник.
– Не забывай, кто мой отец, Аль, – просто ответила она. – Мыслить стратегически – моя сильная сторона.
– Кто? – подал голос Лесли, который ничего не понимал.
– Кто-кто? Граф Ансгар, конечно, – фыркнула Вель.
На этом странности не закончились.
Пока Ярс вел свою и нашу группу на занятия, ко мне несколько раз подходили кадеты со второго и третьего курсов. Проходили рядом несколько шагов лишь для того, чтобы задать один-единственный вопрос, только в разных вариантах.
– Орешек, скажи, что обвинения ложные?
– Дейрон, Тайлер ведь не мог?..
Мишель Фай, та самая второкурсница, под началом которой я когда-то чистила картошку в первый день дежурства на кухне, оттащила меня в сторону и сказала:
– Тайлера обвиняют в ужасных вещах. Почти никто в это не верит, но некоторые сомневаются. Ведь вы враждовали, он вел себя достаточно жестко с дочерью полковника Дейрона. Однако… Я не хочу верить. Он навредил тебе, Алейдис? Если да…
– Нет! – горячо воскликнула я. – Скажи каждому, кто спросит, что Тайлер ни в чем не виноват. Сложно объяснить! Пусть никто не думает о нем плохо.
Мишель расцвела и обняла меня от переизбытка чувств.
– Я знала! Тайлер не такой.
Она умчалась, а я побежала догонять своих.
На лекции у мейстери Луэ Медея и Вернон сидели в одиночестве в центре ряда, сверху и снизу образовались свободные места, будто от этой парочки можно было заразиться.
Колояр изображал безразличие и зубоскалил, Медь хмуро поглядывала по сторонам.
– Иделис, дай мне посмотреть конспект за прошлое занятие, хочу кое-что проверить.
Кадет Иделис не шелохнулась.
– Барри, можно мне твой конспект?
Барри принялся озираться с удивленным видом.
– Никто ничего не слышал? – задумчиво спросил он. – Шорохи какие-то.
– И шепоты! – вставил Атти.
Фридман обернулся, уставился на позеленевшую от досады Медею и развел руками:
– Но никого не видно!
Глава 50
По огромному пространству полигона гулял ветер, приминая растущие по краям дороги сухие пучки травы. Взрытая десятками ног земля застыла на морозе колдобинами и буграми. Снег выпадал и таял за зиму бессчетное количество раз. Прямо сейчас он мягкими белыми хлопьями кружился в воздухе, будто хотел укрыть черноту бескрайнего пустого поля, укутать в пуховое одеяло. Снег казался мне символом надежды, но его света было слишком мало, чтобы победить тьму.
Мы давно не занимались по утрам на полигоне, только в зале. Слишком холодно, даже под защитой утепленной магией формы – половина кадетов слегли бы с простудой. Больше не осталось радужного пузыря: пространственного кармана с полосой препятствий. Теперь на его месте возвышался гладкий деревянный столб с железными кольцами. При взгляде на него меня отчаянно мутило, я отводила глаза, но столб как зачарованный снова и снова притягивал к себе мое внимание.
Я шагала по полю, стараясь не угодить ногой в рытвину и не отстать от князя, который торопился вперед размашистой походкой.
У столба ожидали ректор Кронт и мейстери Иллара, целительница, с настойкой жильника наготове.
Рядом со столбом поставили кадку, из которой высовывалась ручка плети, перевитая кожаными лоскутами, потертыми за годы, когда плетку использовали для наказания. Плеть плавала в соляном рассоле, причиняющем дополнительные муки.