– Кстати о раскрытии! Мейстер Тугор пока не объяснял, как дар проявляется впервые.
– Обычно он ярко манифестируется без усилия воли. Я, например, перенесся из подвала прямиком в столовую, Ярс до сих пор подшучивает, мол, я просто проголодался.
– А у Ярса?
– Он пространственник, создает «карманы» в реальности. Когда его дар проявился в первый раз, наше звено блуждало сутки, прежде чем мы смогли выбраться.
Так вот какой дар у друга Эйсхарда! Просто отличный и очень полезный. В гарнизоне один из офицеров во время вылазок в бесплодные земли творил островки безопасности, где рекруты могли отдохнуть и выспаться.
– Значит, ты возьмешь меня за руку и поймешь, что дар вот-вот раскроется? Так любой одаренный может?
– Только тот, у кого уже раскрылся дар. Дары будто… хм… притягивают друг друга.
– Это как-то связано с той мыслью, которую ты никак не сформулируешь?
– Да.
Сгорая от любопытства, я выпутала руку из складок пледа и протянула Эйсхарду, будто предлагая поздороваться. Удивилась, каким тонким выглядит мое запястье, каким беззащитным без рукава кожанки. Тайлер пристально разглядывал мое обнаженное предплечье. Совершенно невинная часть тела, так почему к щекам прилил жар?
– Ну, привет, – напомнила я о рукопожатии и пошевелила пальцами.
– Привет, – приглушенно сказал Тай, и у него дернулся кадык.
Осторожно, будто боялся, что его прикосновение причинит боль, он тронул ладонью ладонь. Запястье к запястью, его пальцы легли поверх моих. Я знала, что у Тайлера сильные и большие руки, но снова испытала замешательство, когда увидела, что мои пальцы рядом с его выглядят хрупкими и тонкими будто веточки. Немного смутилась, вспомнив, что кожа огрубела от постоянных упражнений со стиками, но, с другой стороны, ладони Тайлера тоже покрыты мозолями. Мы оба давно забыли, каково это – не сжимать кулаки или рукояти стиков, чтобы ударить, а вот так бережно дотрагиваться, опасаясь ранить.
Хотя кому может причинить вред рукопожатие?
Вот только это мало напоминало жест приветствия, каким при встрече обмениваются парни.
Тайлер медленно переплел свои пальцы с моими, моя ладонь утонула в его руке. Наступила моя очередь судорожно сглатывать от непривычной интимности происходящего, от жара кожи.
Он замер, прислушиваясь к себе, а я почти не дышала, боясь пошевелиться.
– Что-то чувствуешь? – прошептала наконец. – Мой дар близко?
Я разглядывала его темные ресницы, длинные, как у девчонки. Тайлер прикрыл глаза, и потому оказалось несложно беззастенчиво пялиться на него. Ресницы взметнулись, и я поспешно отвела взгляд.
– Нет. Ничего не чувствую.
– Нет? – растерялась я.
Сердце упало. Почему-то я ожидала другого ответа. Я два раза билась с тварями Изнанки, я ощущала на языке кровь октопулоса, мое тело ранили когти бестий, по венам бежал их яд. Я увидела дороги Академии. Разве не у меня первой из всех желторотиков должен был открыться дар? Это нечестно! И очень обидно!
– Значит, он еще спит, – вздохнула я. – Как жаль.
Тайлер, однако, смотрел на меня с сомнением.
– Ты не чувствовала ничего странного в последнее время? Не помнишь, каких-то… м-м-м… изменений вокруг себя?
Я честно порылась в памяти, пытаясь выскрести из нее намеки на то, что мой дар проснулся, но с сожалением покачала головой.
– Нет. Мы бы это поняли. Мейстер Тугор увидел бы, наверное. Ведь так? А если?..
От неожиданной мысли я покрылась мурашками.
– Что если мой дар не проснется? Так же, как у мамы? И я… сгорю?
– Нет! – воскликнул Тай, хотя, конечно, не мог знать наверняка. – Нет. И не думай об этом. Слишком рано. У всех дар раскрывается по-разному. Возможно, твоему нужно больше времени, чтобы вызреть, и ты станешь кем-то необыкновенным. Разрушителем или тоннельником.
– Не знаю… – Я не любила заниматься самообманом, однако мне отчаянно хотелось верить Тайлеру.
Я попыталась забрать руку, Тай ее не отдал. Он пристально смотрел на меня, а расстояние между нами практически совсем исчезло: моя согнутая коленка, укрытая пледом, упиралась в его бедро. Я еще придерживала ткань у груди, но в разрезе виднелась обнаженная шея и яремная венка, обе ключицы бесстыдно выставлены напоказ, и шрам, которого я больше не стеснялась, потому что он был и останется частью меня.
– Еще один вопрос, Дейрон, – тихо спросил Тайлер. – Может, уже объяснишь, что там за история с иголкой и значком?
Я поежилась. Столько времени прошло, а меня до сих пор передергивало от воспоминания: тонкая иголка входит под кожу, я стискиваю зубы, чтобы не выдать боль. «Не доставлю ему такого удовольствия!» – думаю я в этот момент. Неотрывный взгляд Эйсхарда глаза в глаза и его бесцветный голос: «Поздравляю».
– Ты правда не помнишь?
Я не знала, чему верить. Своей памяти или его теплой руке и переплетенным пальцам, его чуть приподнятой в ожидании ответа брови.
– Когда меня назначили звеньевой, ты прицепил мне на воротник звезду, – медленно начала я, следя за выражением его лица: если Ледышка обманывает, он себя выдаст.
Ледышка. За сегодняшний вечер я впервые мысленно назвала его так.
– И проткнул иглой не только ткань, но и кожу. Специально, – продолжала я. Брови Тайлера приподнялись выше, в глазах наконец-то появилось понимание. – Хотел сделать больно. Тебе удалось.
– Куда я смотрел, Алейдис? – спросил он, видимо, совершенно не собираясь оправдываться. Что за глупый вопрос.
Я повела плечом, мол, куда-куда – на мое лицо, наслаждался реакцией.
– Куда? – повторил он. – На значок?
– Мне в глаза! – взорвалась я и снова попыталась отобрать руку, но меня снова не отпустили. – Думал, я расплачусь? Я не плачу, Тай.
– Я знаю, – произнес он куда более мягко. – Хотя иногда можно, колючка. Но, если я смотрел тебе в глаза, как я мог понять, что игла ранила тебя? Я был зол в тот момент, считал, что человек, носящий фамилию Дейрон, не достоин стать командиром звена. Я не рассчитал сил, протыкая твердый воротничок, чтобы поскорее покончить с этим делом. Но точно не собирался тебя ранить.
Эйсхард глядел на меня чуть исподлобья, ожидая теперь, что я отвечу. Я молчала. Эта проклятая иголка всю душу мне вывернула наизнанку, в тот миг я поклялась себе, что не уступлю, что не сдамся, что никто и никогда больше не причинит мне боли.
– Ты все равно меня ненавидел… – буркнула я и вскинула взгляд. – Ненавидишь. До сих пор. Ничего другого я не слышала.
– Я ненавижу… имя Дейрон. Полковник, будто призрак, всегда стоит за твоей спиной.
– Я его дочь. Он всегда будет во мне. Неужели ты никогда не простишь его? И меня?..
– Никогда. – Он покачал головой.
– И что же делать? – Мне хотелось разреветься, хоть колючки и не льют слез.
– Я не знаю. Знаю только, что сейчас об этом думать необязательно. Покажешь, куда вошла игла?
Я и теперь отчетливо помнила саднящую точку на шее чуть выше ключицы и ткнула в нее пальцем. Тайлер наклонился, разглядывая. На коже давно уже не осталось и следа – лишь в моем сердце. Я запрокинула голову, раз уж Эйсхарду приспичило высмотреть отметину. И вздрогнула всем телом, потому что кожу чуть выше кончика пальца обожгло поцелуем.
Всего-то легкое прикосновение губ, а ощущение как от раскаленной капли воска – горячо и пронзительно.
– Здесь? – тихо спросил он.
Снова наклонился, целуя чуть ниже. Потом чуть выше.
– Или здесь?
Запрокинутая голова кружилась, а я, вместо того чтобы отодвинуться, выдернуть наконец руку, упала на подушку. Увидела себя словно со стороны: темные волосы разметались по белой наволочке, плед распахнулся, чуть-чуть закрывая живот и бедра.
Наши пальцы до сих пор переплетены, ладони будто спаялись, кажется, кожу придется отрывать с мясом, так крепко сжались наши руки. Моя, запрокинутая над головой, и рука Тайлера на ней. Он опирался на локоть левой руки, нависая надо мной, прижавшись губами к пульсирующей точке на шее.
Мы с трудом умещались на узкой постели, прильнув друг к другу. Тайлер спиной упирался в стену, втиснулся в нее, стараясь не наваливаться на меня, и все равно я ощущала его вес, его горячее тело. А наши ноги… О Всеблагой, зачем я вспомнила про ноги! Широкие хлопковые брюки задрались до колен, потому что я всунула голени между бедер Тайлера.
Мы замерли. Застыли. Но я остро и ярко ощущала каждую клеточку своего тела – напряженного и в то же время расслабленного. Непривычная нега охватила меня, внизу живота то ли закручивался маленький вихрь, то ли трепетала крыльями бабочка.
– Нам… нельзя… – прошептала я, глядя в кружащийся потолок.
Моя свободная рука, противореча словам, на ощупь отыскала затылок Тайлера, зарылась в жесткие волосы.
Он оторвал губы на волосок от моей кожи, лишь затем, чтобы выдохнуть:
– Мы ничего не делаем, Алейдис…
Моя голая лодыжка, втиснутая между его бедер, ощущала всю силу желания Тайлера. Он же будто закаменел, боясь сдвинуться, почувствовать мое тело больше, чем нужно, окончательно потерять контроль.
– Отпусти… – прошелестела я, а непокорное сердце возражало: «Не отпускай! Не отпускай!»
Невероятным усилием воли он оттолкнулся на локте, прерывая поцелуй. Вот только теперь перед его взглядом оказались мои губы – пересохшие от волнения. Я их облизнула. Синие глаза Тайлера налились первозданным хищным желанием, потемнели. Он, приманенный видом моих губ, потянулся и прижался горячим ртом к моему, не пытаясь проникнуть языком, не шевелясь. Он, как и я, ясно понимал: стоит ощутить вкус, и мы оба потеряем голову.
Неподвижные горячие губы Тайлера на моих причиняли и муку, и блаженство. Тело взывало о продолжении; собрав крохи разума, я заставляла себя лежать недвижимо. Не выдержав напряжения, тихонько застонала, Тайлер содрогнулся всем телом, из последних сил борясь с желанием.
И в тот миг, когда я, наплевав на все условности и законы, готова была сдаться, в дверь громко заколотили.