— Нет ничего лучше, чем отловить светского льва, когда он бродит один, — сказала она весело.
Он вошел в здание бассейна, направился к кассе. Они подождали, когда он пройдет в раздевалку, и тоже взяли два билета.
Во вторник утром, да еще ранней весной, в бассейне почти никого не было. Самое подходящее время для тех, кто ценит покой. Лола убедилась в этом, толкнув дверь, на которой висела табличка с лаконичным уведомлением «Мужчины». Единственным представителем этого вида оказался Монтобер, и Лола следила за ним так, что он ее не увидел. А главное, она заметила его шкафчик, прежде чем незаметно удалиться. Выждав время, необходимое пловцу, чтобы натянуть плавки, она вернулась в раздевалку. И вскрыла замок при помощи небольших, но крепких кусачек.
Ингрид сняла только кроссовки и носки. Тренер вопросительно посмотрел на нее, и она объяснила, что хочет сказать пару слов своему дяде.
Кроме Ролана Монтобера в бассейне было три пловца. Каждый плавал своим любимым стилем. Монтобер предпочитал размашистый кроль. Ингрид пошла вдоль бассейна, приноравливаясь к движению Монтобера. Она ждала, когда он узнает ее между двумя вдохами. Он остановился, повернул к ней голову. В своих выпуклых очках для плавания он напоминал человека-муху, а выбритый череп делал его похожим на гладиатора. Она знала, что скоро он уткнется лицом в песок арены, но нисколько этим не гордилась. После той ночи в паркинге Ингрид куда меньше думала о вендетте, чем о том, как уцелеть.
— Лейтенант Дизель, какой сюрприз!
Она могла бы включиться в обмен колкостями, но не было никакого желания.
— Ты напрасно подослал к нам двух своих приятелей.
— Знакомых у меня хватает. Кого ты имеешь в виду?
— Авиньона и Орлеана. Или Орлеана и Авиньона, как хочешь.
— Я ничего не хочу и ничего не понимаю.
— Да ну? Расслабься, вспомнишь.
— Да ты просто свихнулась, бедняжка.
— Твоя записная книжка у нас. Лола собирается выкинуть ее в мусорный бак где-нибудь на улице. Целая стая светских львов на свалке. Ей от этого ни холодно ни жарко.
Он едва не выскочил из бассейна, чтобы придушить ее.
— Кем ты себя возомнила, козявка?
Все купаются, подумала Ингрид, оглянувшись. Пловцы плавают. Тренер наблюдает за пловцами. А во взгляде Монтобера плескались убийственные мысли. Казалось, они принесли ему облегчение, он продолжал ровным голосом:
— Ладно, понял. Ты хочешь вернуться на работу? Так и быть, я помирю тебя с Тимоти Харленом. А теперь верни мне мое добро и убирайся.
— Совершенно неправильная постановка вопроса.
— Ты что, всерьез считаешь, что можешь так разговаривать с человеком, который на «ты» с шишками из иммиграционной службы?
— С кем бы ты там ни был на «ты», это не дает тебе права преследовать нас.
— Ты бредишь!
— Авиньон, Орлеан. Не придумала же я такие имена. У этих типов слишком вульгарные методы для человека твоего класса.
— Да о ком ты говоришь?
— Подумай хорошенько. У тебя будет дурацкий вид, когда придется снова спрашивать номера телефонов у твоих дружков из высшего общества.
— Что было нужно этим типам?
— Узнать, на кого работала Алис. Они очень торопились, настолько, что готовы были пытать меня электрошокером.
Выражение лица Монтобера изменилось. Ингрид вдруг показалось, что его вот-вот стошнит. Она вспомнила слова Лолы. Если это Моитобер подослал к нам наемников, он бы выложил им всю подноготную. Но когда Орлеан снимал с тебя одежду, он кое-что сказал по поводу твоей татуировки.
— Опиши их.
— Главному лет пятьдесят с хвостиком. Рост средний, волосы седые, глаза голубые, близко посаженные, небольшой шрам на нижней губе. Второй повыше, худощавее, намного моложе, но начал лысеть.
— Это может быть кто угодно…
— Паскаль Грегорьо?
— Никогда не слышал о таком.
— Бывший сотрудник отдела по борьбе с наркотиками?
— Понятия не имею.
Голос был спокойный к нему вернулось самообладание, только глаза выдавали его волнение.
— В общем, чтобы получить обратно свое орудие труда, тебе нужно освежить память, — сказала Ингрид, отступая.
— Погоди! К этим типам я не имею никакого отношения!
— Трудно поверить в случайные совпадения. С тех пор как мы встретились с тобой, у нас сплошные неприятности.
— Вы сами на них нарываетесь. Мне нужна моя записная книжка. Сейчас же.
— Знаешь считалочку про пряничного человечка?
— За кого ты меня принимаешь?
— «Беги за мной, тебе меня не поймать, потому что я пряничный человечек».
И Ингрид понеслась к выходу.
Лола, смеясь, тронула машину с места. Монтобер вихрем вырвался из помещения, как был — в плавках, с плавательными очками на макушке. Не раздумывая, он бросился в погоню за автомобилем. В зеркале заднего вида он показался ей скорее решительным, чем разъяренным. Она проехала на красный свет, помчалась по улице Эмиль-Левель. Ингрид, не успев даже надеть кроссовки, уже копалась в спортивной сумке. В ней лежала драгоценная записная книжка Монтобера, а также его одежда, часы, документы, мобильник и деньги. И связка ключей.
— Странно, он всюду ходит со своим паспортом. Как бы то ни было, живет он на улице Трюфо, это рядом с улицей Батиньоль. Едем туда!
— Прямиком!
— Я прямо ожила с тех пор, как мы снова двигаемся.
— Я тоже, но было бы еще лучше, если бы не ломило так все тело.
24
Монтобер жил в спартанской однокомнатной квартире без компьютера и телевизора, тщательно убранной. Кровать, застеленная простой белой простыней, низкий столик с несколькими пуфами, ваза с тремя желтыми лилиями. Стены голые, если не считать двух полотен: портретов лысого усатого мужчины и красивой брюнетки со светлыми глазами. В книжном шкафу много сборников поэзии, книг по истории и о фотографии.
— Весьма познавательно! — констатировала Лола. — Монтоберу нравятся натюрморты. Особенно цветы. А все эти книжки о духах! Неудивительно, что он так легко определил, из чего состоят мои.
Ингрид ненадолго отвлеклась от платяного шкафа, который она энергично опустошала.
— Ты имеешь в виду букет в ванне «Астор Майо»?
— Конечно.
— И эту руку, пахнувшую цветами. Но те цветы побывали в переделке, угодив в лапы сумасшедших ученых, которые проводят опыты над животными и растениями…
— Не надо себя накручивать, детка. От этого мало толку.
Обыск продолжался. Они сами не знали, что ищут, так что пришлось рыться повсюду. Спустя какое-то время Лола попросила Ингрид постоять у окна, пока она не закончит свою работу. Ингрид заметила, что и представить себе не могла Монтобера в этой монашеской келье.
— Что правда, то правда, для праздного гуляки благородный рыцарь Роланд живет не слишком весело.
— Он одевается как пастор, из тех элегантных священников, которые живут в Калифорнии.
— Да, по сути один и тот же серый костюм в нескольких экземплярах, две-три пары прекрасных английских туфель. Один смокинг, но строгий. Тут чувствуется спартанец и педант.
— Организованный и терпеливый.
Они одновременно кивнули. Лола нашла фотографии. Она узнала Сен-Мало и его крепостные стены. Было еще много видов красивого пляжа и большого дома на острове, недалеко от берега. Подросток рядом с мужчиной и женщиной со знакомых портретов, девочка с пышной гривой Карин Лебуте. Если это действительно были фотографии родителей Монтобера и их детей, то они жили в достатке. Они были сняты на борту яхты, перед казино в Динаре, на теннисном корте, на площадке для гольфа.
Во встроенных шкафах подруги нашли полный набор кухонной посуды, изысканные пряности, холодильник, где были самые обычные продукты, но также шампанское и фуа гра. Хозяин дома любовно готовил себе лакомые блюда с достойным сопровождением: в электрическом винном погребе нашлась сотня бутылок лучших марочных вин. Лола описывала свои открытия Ингрид.
— Этот холодильник ничем не напоминает пасторский.
— А ты не делаешь скидку на склонность монахов к эпикурейству? Им ведь иногда нужно выпустить пар.
— Из этого вышел бы дурной каламбур о Монтобере, который, как паровоз, тянет за собой клиентов, выпуская пар, но я уж промолчу…
— Очень мило с твоей стороны. Ладно, нам пора удалиться. Он вот-вот заявится, чтобы переодеться во что-нибудь пристойное. Или пошлет за одеждой сестру или свояка. Я буду великодушна, верну ему бумажник. Но зато оставлю себе записную книжку, а также паспорт и телефон. А еще прихватим приглашения на коктейли и прочие светские развлечения. Тут их полная ваза. Монтоберу по техническим причинам придется временно прекратить работу. У него останется время для размышлений.
— Если бы я была нехорошей девочкой, то предложила бы раздать его гардероб приятелям Артура Рюфена.
— А содержимое его бара — больным Святого Фелиция?
— Еще лучше! А знаешь, Лола, я вдруг почувствовала себя нехорошей девочкой. Очень нехорошей.
— И я, Ингрид. А тебе в этом стерильном жилище не попадался чемодан?
— Целых два. На колесиках.
— На колесиках еще лучше.
— Лола, ты понимаешь, что это называется воровством?
— Да, но это воровство в стиле Робина Гуда.
— Тогда, конечно, другое дело.
— К тому же это будет проверкой.
— О чем ты?
— Если Монтобер как-то причастен к смерти Алис или даже к нашим каникулам в Монруже, он забудет подать жалобу в полицию.
— Верно подмечено.
— Мне тоже так кажется.
На набережных Ингрид и Лоле попалось множество охотников до костюмов светского человека. Некий Джеки хорошо помнил Артюра Рюфена, то молчуна, то заядлого болтуна. У Артюра, как у луны, были разные фазы, но со временем их границы размылись. В последнее время Рюфен говорил все меньше и меньше. И умер он во сне и без единого слова. Лола расспрашивала Джеки, пока не убедилась, что его товарищ по несчастью умер без посторонней помощи. Она подарила ему один из чемоданов на колесиках. Они собирались уходить, когда раздался незнакомый звонок мобильного.