Льюис увидел, как первые капли дождя забарабанили по стеклу. Он подошел к окну и выглянул на улицу, но улица была по-прежнему пуста.
Фредерик Брук вышел, спотыкаясь, из своей комнаты, оставив на столе раскрытую книгу по эротике в искусстве, и двинулся по коридору.
Его широкое красное лицо блестело от пота после выпитого виски, а зрачки превратились в крошечные черные точки в налитых кровью глазах. Пепел с сигары падал на пол, но он этого не замечал.
После неудачной охоты днем обнаружилась ошибочность предположения, что его пригласят остаться на ужин. Все было проделано очень вежливо, со ссылкой на непреодолимые обстоятельства и все такое, но Брук подозревал, что в поместье Уэст-Дин неожиданно объявилась какая-то важная персона, и ради нее своих, местных, решили подвинуть. Или, скорее, что его самого, несмотря на все его влияние и деньги, которые он приносит Чичестеру, не считают тут за своего. С ним такое уже бывало нередко. Акцент и то, что он свое состояние не унаследовал, а сколотил сам, делали его чужаком. Эти люди смотрели на него свысока как на «торгаша».
Взбешенный Брук отклонил приглашение в «Дельфин», вернулся в свой кабинет и открыл новую бутылку «Ашера». Три четверти виски было уже выпито, и его переполнял боевой задор.
– К черту их всех, – пробормотал он, – ничтожные людишки. Нечего было и…
Оставшаяся часть его возмущенного монолога потонула в приступе кашля и клубах сигарного дыма. Где, черт возьми, Саттон? Он звонит уже полчаса, а тот все не идет.
Брук остановился в вестибюле. Лампа не горела, клерка не видно. Стол чисто убран – ни бумаги, ни ручек, только три книги в углу. Брук покачнулся. Он не давал клерку разрешения уйти, так где же его черти носят?
Брук выбросил в сторону свою ручищу, чтобы опереться на книжный шкаф: до него дошло, что он здорово пьян, а время явно более позднее, чем он думал. Он вышел сказать клерку, чтобы ехал к нему домой и привез его вечерний костюм, но тот явно уже ушел. Брук снял свой норфолкский пиджак, но на нем остались бриджи, гетры и шерстяной жилет, а в таком виде едва ли прилично идти на ужин. Он собирался переодеться здесь, в конторе, а потом отправиться в экипаже в Богнор. Ему хотелось побывать в «Курзале», новом дворце увеселений на пирсе. А потом – кто знает? Любые капризы можно удовлетворить, если у тебя есть деньги и ты знаешь, к кому обратиться.
Треклятая погода! Все пропахло плесенью. Брук шагнул в темноте вперед и ударился ногой о керосиновый обогреватель, установленный в холле, чтобы хоть как-то смягчить сырость. Пол, как казалось Бруку, качался под его ногами. Проклиная Саттона и идиота Вулстона-младшего, Брук дохромал до входной двери: может, на улице подвернется какой-нибудь мальчишка, который выполнит для него поручение? Обычно во дворе отеля «Дельфин» их околачивалось немало.
Свет газового уличного фонаря пробивался сквозь стекло над дверью кабинета, и в нем был виден кремовый конверт на коврике. Проклиная клерка за то, что тот не разобрал почту перед уходом домой – еще одно очко не в его пользу, – Брук напряг ноги в коленях, наклонился и поднял конверт.
Колокола собора пробили четверть часа. Пытаясь выпрямиться, Брук задумался, который теперь час: восьмой или уже девятый? Виски притупил чувство времени. Весь вспотевший, Брук разорвал конверт. Там лежало написанное от руки приглашение. Он поднес его к лицу, потом отодвинул подальше, чтобы убедиться, что прочел правильно, и улыбнулся.
– Молодчина, Уайт, – пробормотал он. – Молодчина, черт тебя дери.
Внезапно вечер принял совершенно иной оборот. И этот оборот ему не придется субсидировать из собственного кармана. И лучше того – это частный дом, а значит, неподобающий костюм не будет иметь такого значения. Все равно не очень прилично, конечно, но все-таки он будет среди друзей, и, когда вечер начнется по-настоящему, никому уже не будет дела до того, во что он одет.
Что за манера приглашать в последний момент, однако.
Брук скомкал бумагу и бросил на пол, а затем, шатаясь, вернулся в свой кабинет за сигарами и зажигалкой. Он убрал книгу и запер ящик, на мгновение задумавшись, как это Уайту удалось так быстро организовать такую вечеринку. Обычно он не столь расторопен, а сегодня еще и работал весь день. Что ж, тем лучше.
Через пятнадцать минут Брук уже летел по Стокбридж-роуд в двуконной повозке в сторону Апулдрама. Оставалось убить пару часов до начала вечеринки, но «Корона и якорь» на Делл-Куэй казалась весьма подходящим для этого местом.
Глава 34. Блэкторн-хаус. Фишборнские болота
Конни взглянула на часы, потом на лицо Гарри, на котором застыло выражение боли.
Мистер Кроутер был любезен и сердечен, но после их с Гарри минут душевной близости в мастерской Конни сразу заметила, что Гарри его присутствие неприятно. Неприятно отвечать на вежливые расспросы о службе в конторе Брука и о том, как он проводит время в Чичестере, когда – Конни это видела – все его мысли были только об отце.
На самом деле разговор длился минут десять, не больше, но казался бесконечным, и они оба испытали облегчение, когда Кроутер объявил, что уходит.
– Большое спасибо за приятную компанию, мисс Гиффорд, – сказал он, ставя стакан. – И вам тоже, Вулстон. Я уверен, что беспокоиться не о чем. Я даже больше скажу – полагаю, отец будет ждать вас дома, когда вы вернетесь.
– Надеюсь, сэр, – с чувством сказал Гарри.
– Как вы намерены возвращаться в Чичестер?
Гарри бросил взгляд на Конни, хотя и сам понимал, что отъезд неизбежен.
– Увы, я об этом еще не думал.
Кроутер улыбнулся.
– Я с радостью одолжил бы вам свою двуколку, если это вас выручит. Если, конечно, у вас нет какого-то другого плана.
Гарри покраснел.
– Я не могу принять ваше предложение, мистер Кроутер. У меня и в мыслях не было доставлять вам неудобства.
– Чепуха. Я сегодня вечером никуда не еду, а кеба в Фишборне вы, боюсь, не найдете.
– Я отлично могу дойти до станции пешком, – сказал Гарри.
– К сожалению, железнодорожное сообщение в Фишборн-Холт по вечерам плохое, – сказала Конни.
– И я не хочу быть Кассандрой, – сказал Кроутер, – но дождь вот-вот начнется снова, а Милл-лейн и так уже полузатоплена.
– Что ж, если вы уверены, Кроутер. Готов признать, что это очень облегчит дело. Весьма благородно с вашей стороны.
– Я только рад. – Кроутер надел шляпу и пальто. – С вами все хорошо, мисс Гиффорд? Вы ужасно бледны.
Конни моргнула.
– Да, все хорошо. Просто ваши слова… – Она коротко качнула головой, а потом улыбнулась. – Ничего. Все прошло.
Гарри тоже надел пальто и шляпу, и они втроем двинулись по коридору к входной двери.
– Спокойной ночи, мистер Кроутер. Мистер Вулстон.
Кроутер вышел за дверь.
– Вы приедете в Чичестер завтра, как договаривались? – шепнул Гарри. – Обещайте, что приедете.
Конни кивнула.
– Приеду.
– Тогда спокойной ночи.
Двое мужчин вместе прошли по дорожке, открыли задвижку на воротах и вышли на тропинку. Конни смотрела им вслед, пока они не скрылись из виду, а затем вернулась в дом, все еще пытаясь понять, какие именно слова Кроутера пробудили в голове новое воспоминание.
Дэйви разбудил звук хлопнувшей рядом двери.
Он мгновенно вскочил, ожидая нахлобучки, и только потом сообразил, где находится. Поднял воротник пиджака. Чувствовалось, что ветер усилился, и, хотя дождя еще не было, его запах ощущался в воздухе. Если все-таки идти домой, то сейчас самое время.
Тут Дэйви услышал за спиной какой-то шум.
Мальчик замер. Большую часть времени он проводил на воле и привык к причудливым звукам болот, к совиному уханью и лисьему тявканью, к тому, как привычные звуки искажаются в сумерках, ночью, на рассвете и звучат таинственно и зловеще. Но тут было что-то другое. Какой-то тихий стон, похожий на стон зверя, зажатого в железных зубах капкана, и шел он из ле́дника.
– Пожалуйста…
Дэйви приложил ухо к деревянной двери, пытаясь разобраться, что же такое он слышит. Все знали, что старый Гиффорд прячет там всякую жуть. Скелеты, голых зверей и безголовых птиц.
Почти нечеловеческий голос:
– Кто-нибудь…
Дэйви не стал больше ждать. Развернулся и побежал обратно к дому, теперь уже не заботясь о том, слышит ли кто-то его шаги. Птицы взмыли перепуганной тучей.
– Мэри, – крикнул Дэйви. – Мэри, иди сюда, скорее!
Грегори Джозеф прошел мимо пасторских садов, пересек Клэй-лейн и оказался в полях на окраине деревни.
Нога запнулась о черепок из красной глины. Джозеф подобрал его, осмотрел, счел бесполезным и забросил в кусты. Тут то и дело попадались какие-то обломки глиняной посуды.
Путь туда и обратно был долгим, ноги устали и промокли. Из Фишборна в Апулдрам, из Апулдрама в Чичестер, чтобы доставить письмо на Уэст-стрит, и вот теперь, наконец, обратно в Фишборн.
Он криво улыбнулся. Чего бы он не дал за то, чтобы быть мухой на стене завтра, когда Джеральд Уайт явится на работу и попытается объяснить свой синяк под глазом и сломанный нос! Тут уж будет не до его всегдашнего самодовольства. Всегда приятно таких на место ставить.
Джозеф прошел мимо Фишборн-Лодж. Подвигал пальцами. Суставы тоже болели. Он не слишком усердствовал с этим Уайтом. Приказ был четкий: проучить как следует и оттащить на кухню, чтобы пришел в себя уже один. Но если бы он действовал от себя, то уж поусердствовал бы, помня о том, в чем вина этого Уайта. Тем, кто нападает на женщин, любая кара поделом.
Джозеф поравнялся с «Мешком». Это место не для него. Там сидят такие парни, которым лучше на глаза не попадаться. Поэтому он прошел мимо. Он надеялся, что от Уайта не будет неприятностей, когда тот придет в себя. Джозеф предпочел бы остаться до конца, пока дело не будет сделано и Уайт не уберется. Но у него были другие указания, и, как он