ая круги.
Мне хотелось, чтобы Брук понимал, что с ним происходит. Такой жестокий человек, безжалостный. Пусть смотрит, как нож взрезает ему живот, пусть при этом будет бессилен остановить меня. Справедливое возмездие. Хотелось, чтобы он видел, как я стряхиваю с лезвия его жир и плоть. Но он слишком силен, его было бы слишком трудно одолеть, и я понимала, что рисковать нельзя.
Белладонна в напитке. Недурной ход, тебе не кажется?
Сначала я вынула его сердце – красное, все еще бьющееся, пульсирующее. Смотрела, как оно медленно-медленно останавливается и умирает. Затем легкие и желудок, бесконечная серая веревка кишок, по консистенции напоминающих сырое тесто. Я раздвинула кожу, слой за слоем, и мои руки прошлись по его груди.
Когда нож стал бесполезен, я взяла пилу, украденную из мясной лавки. Терла, скребла, давила, пока не проделала полость, достаточную для моих целей. Когда не боишься что-то повредить, большого мастерства не требуется.
Когда я уже устанавливала крючки, дождь хлынул сильнее. Заколотил по крыше и по мощеной дорожке, ведущей к двери. Даже сейчас я все еще слышу шум и рев моря, шевелящего гальку с каждым накатом волны. Оно поднимается все выше и выше, и вот уже начинает казаться, будто прибой бьется прямо о стены.
Едва закрепив первую проволоку, я услышала первые предостерегающие раскаты грома над морем и поняла, что начинается шторм. Вонзила проволоку под кожу, уже начинающую твердеть под моими ласковыми прикосновениями. Протянула проволоку сквозь плечи и запястья в зияющие дыры на животе и шее. Два отдельных витка проволоки с каждой стороны.
Свечи догорали, а я все работала.
Следом мелкая стружка и перья, чтобы заполнить пустоты – так матрас набивают соломой. Новая жизнь, как у восковой фигуры мадам Тюссо, только лучше. На полу вокруг – клочки окровавленной ваты, запах меди, одновременно резкий и сладкий, оседает в горле.
Наконец я взялась за вязальную иглу и саднящими от многочасовой работы пальцами начала зашивать. Втыкала иглу в остывающую плоть и снова вытягивала, подбирая рваные лоскутья кожи. У меня всегда была легкая рука прирожденной вышивальщицы.
Наконец луна вновь скрылась под землю, и я довела дело до конца. Измученная, едва способная держаться на ногах и думать, но довольная своей работой.
Вот и утро, хотя небо еще темное. Огромные черные гряды облаков надвигаются на лиман, несут с собой новые, еще более сильные ливни. На мгновение зигзаг молнии освещает очертания старой соляной мельницы посреди канала и дома вдоль Фишборн-Крик.
Я думаю о вас обоих. Вы спите?
Прилив все выше. Я вижу, как волна разбивается о дамбу, и думаю о том, долго ли еще продержатся шлюзовые ворота. Хочется отдохнуть, но мысли не отпускают.
Скоро, уже вот-вот. Скоро это закончится.
Еще одного осталось призвать к ответу. И тогда я наконец обрету покой.
Глава 40. Блэкторн-хаус. Фишборнские болота
Конни смотрела, как мир уходит под воду. Пурпурное небо, черное море, деревья и заросли травы, вязы и плакучие ивы – всё как будто слилось воедино. Волны бились о шлюзовые ворота и взметали высоко в воздух яростную белую пену. Даже сквозь закрытые окна слышался бешеный грохот колеса на старой соляной мельнице: оно вращалось и стучало все быстрее и быстрее.
– Когда следующий прилив? – спросила Конни, глядя на болота. По оконным стеклам струились потоки дождя, не давая ничего как следует разглядеть.
Дэйви подошел и встал рядом.
– Часов в пять. Сейчас вода спадает, хотя разницы почти не видно – что прилив, что отлив. – Он помолчал. – Как вы думаете, мисс, шлюз выдержит?
– Мельник сделает все, что нужно, – ответила Конни с напускной уверенностью. Мальчик не хуже нее знал, как это опасно, когда сходятся вместе полнолуние, высокие весенние приливы и проливной дождь. – Он откроет ворота, и вода уйдет обратно в море.
– В январе наводнение сдержать не смогли, – напомнил Дэйви. – Вода дошла аж до конца Солтхилл-роуд. Мэри рассказывала, что матушке Кристи пришлось загнать малышей наверх, когда вода хлынула под дверь. У них же плавать никто не умеет, даже сама Дженни. Пришлось ждать, пока подойдет лодка и заберет их через окно второго этажа.
– На этот раз мы лучше подготовлены, – сказала Конни, не до конца веря собственным словам. – Мы знаем, чего ждать. Фишборн стойко держится в битве с морем уже сотни, а то и тысячи лет. Эта земля выдерживала и не такие бедствия.
Конни видела, как у истока ручья прилив накатывает на кирпичную ограду сада Солт-Милл-хаус. Море отвоевывало землю. Ближайшие к берегу поля уже были наполовину затоплены. И дальше будет только хуже.
– Мне остаться с вами, присмотреть тут, пока Мэри не вернется? – спросил Дэйви.
– Спасибо, – сказала Конни, понимая, что мальчик напуган. Что-то из сказанного им засело занозой у нее в голове, но она не могла понять, что именно.
– Блэкторн-хаус пережил бури в марте и в апреле, – сказала она. – И эту переживет. Нужно только молиться, чтобы дождь не усилился.
– Придет прилив, и будет еще хуже.
Конни опасалась, что он прав. С моря снова подступали тучи. И даже если сейчас дождь стихнет (а он и не думал стихать), следующие несколько часов будут весьма опасными.
Она взглянула на кушетку, где спал отец. Их долгий ночной разговор утомил его.
Конни не спала, ожидая рассвета. Думала, размышляла и пыталась вспомнить.
Когда Гиффорд проснется, они поговорят еще. Как бы болезненно это ни было для отца, правду нужно признать. Другого способа завершить эту историю нет.
И нет другого способа понять, что происходит сейчас. Конни сама не знала, чего боится, но в душе понимала, что что-то еще ждет впереди.
Она снова взглянула на отца. Гиффорд проспит, наверное, еще много часов – за это время можно успеть добраться до Чичестера и обратно. Несмотря на угрозу наводнения, Конни была полна решимости сдержать их с Гарри уговор – встретиться в десять утра. Теперь нужно рассказать ему столько всего, хоть она и боялась причинить ему боль. Он явно любит своего отца не меньше, чем она сама любит Гиффорда.
Конни продолжала твердить себе, что, придя в дом на Норт-стрит, найдет там доктора Вулстона. Что все это просто недоразумение. Но на самом деле она знала, что выдает желаемое за действительное.
Она взглянула на часы, прикидывая, сколько у нее времени. Единственный подходящий момент, чтобы отправиться в путь – прямо сейчас, пока в тучах появился небольшой просвет. Дождь слегка утих, ветер, хоть и по-прежнему сильный, стал спокойнее. Теперь впереди несколько часов передышки, прежде чем прилив вернется и новый шторм налетит вместе с поднимающейся водой.
Дэйви побудет тут за старшего, пока Мэри не вернется. Конни отправила девушку домой в шесть часов. Миссис Кристи ужасно встревожилась бы, если бы дочь не пришла домой вечером. В Чичестере Конни пробудет какой-нибудь час или два, не больше. Кроме того, мысль о том, что Гарри будет смотреть в окно на Норт-стрит, ждать ее и, наконец, с тоской поймет, что она уже не придет, была невыносимой.
– Мне придется ненадолго отлучиться в Чичестер, – сказала она. – На тебя можно положиться?
Глаза у Дэйви испуганно распахнулись.
– Но ведь тропинка уже почти под водой, мисс Гиффорд. Даже если вы доберетесь туда – что, если не сможете потом вернуться домой, к нам?
– Пока меня не будет, поставь, пожалуйста, у дверей мешки с песком, – сказала Конни, тронутая тем, что мальчик сказал о Блэкторн-хаус «домой». – Мэри скоро вернется, и пусть тогда сразу проверит ведра на чердаке. Начни с ле́дника, он в самом уязвимом положении, а потом подопри боковую и заднюю дверь. – Она посмотрела на него, усомнившись, понятны ли ему слова «уязвимое положение». – Я хочу сказать, ле́дник вероятнее всего затопит.
– Я знаю, что значит «уязвимый», – с гордостью отозвался Дэйви. – Матушка Кристи мне объяснила.
Внезапно Конни поняла, что зацепило ее в словах Дэйви. Во время январских наводнений, сказал он, миссис Кристи пришлось увести близнецов наверх, потому что никто из них не умеет плавать – «даже сама Дженни».
Дженни.
Ночью Гиффорд сказал, что Дженни можно доверять. Потом, позже, – «этого даже Дженни не знала». Конни отметила это имя и сохранила его в памяти.
– Как зовут младших сестер Мэри? – быстро спросила она.
– Мейси и Полли. Они двойняшки, хоть и не похожи друг на друга.
– А Дженни?
Дэйви принялся разглядывать свои ботинки.
– Я ничего неуважительного не хотел сказать.
Конни взяла Дэйви за подбородок и повернула к себе лицом.
– Неуважительного по отношению к кому?
– К миссис Кристи, – все еще смущенно проговорил Дэйви. – Она же взрослая, и все такое. А я ее назвал просто по имени.
В памяти всплыло круглое, уютное лицо, глядящее на нее сверху вниз, когда кто-то выхаживал ее во время болезни. Не Касси, женщина постарше.
Дженни Кристи?
Нет, не так. Фамилия была другая. Не Кристи.
Конни вспомнила их встречу на почте. Странный вопрос миссис Кристи и то, как она вдруг показалась ей знакомой, хотя они никогда раньше не встречались.
Гарри отступил назад и взглянул на холст.
Руки у него дрожали после бесконечных чашек кофе с добавлением виски, который он пил всю ночь. Одежда и комната пропитались дымом сигарет, зажигавшихся одна от другой. Это был единственный способ не поддаться мрачным ночным страхам за отца – пить, курить и рисовать.
Лишь бы не думать.
Он был небрит, и костюм на нем был все еще вчерашний, но работу он закончил. Картина – портрет – была прекрасна. Идеальный образ Конни.
Гарри склонил голову набок. Волосы – та самая смесь осенних коричневых оттенков. Удалось ли уловить ее прямой, умный взгляд? Кажется, да. И текстуру кожи?.. Единственным недостатком, если уж искать недостатки, была птица. Перья у галки вышли слишком черными, глаза слишком тусклыми. Но это неважно. Конни была идеальна.