– Он сейчас здесь?
Сильвия улыбнулась:
– Спи спокойно, твое вьетминьское прошлое тут тебя не достанет. Ты родишь ребенка здесь, в этом доме. А теперь думай лишь о том, чтобы поправиться. Ради моего будущего племянника или племянницы.
– Почему ты делаешь это для меня? – Николь удивленно посмотрела на сестру.
– Мы же одна семья. А теперь я пойду за хлебом и молоком. Завтра нужно заняться делами и поставить бизнес на ноги.
– Ты все еще веришь, что французы одержат победу?
– Конечно.
Николь нахмурилась. Сестра говорила с такой уверенностью.
Разве не лучше снизить расходы и вернуться во Францию?
– И на что мы там будем жить? В твоем нынешнем состоянии путешествовать и вовсе нельзя. Подожди, пока не родится малыш. Тогда посмотрим. Ни о чем не волнуйся. На окнах первого этажа стоят решетки.
Пока Сильвия ходила за продуктами, Николь устроилась в любимом кресле Лизы возле теплицы, где та обычно любовалась грядками. Небо нахмурилось, Николь вызвала в памяти образ кухарки. Что бы посоветовала ей Лиза? Прошлой ночью девушка так тосковала по Марку, что не могла уснуть, пока не отключилась от усталости. Она думала об отце. Детство могло сложиться иначе, если бы он не солгал Сильвии об обстоятельствах смерти их матери. Они с сестрой решили довериться друг другу, а значит, настал конец тайнам. Николь знала, что придется рожать на вилле, и отважилась поговорить с Сильвией о прошлом, как бы тяжело ни было.
Как только сестра вернулась, Николь позвала ее.
– У тебя есть минутка? – спросила она, покусывая ногти.
Сильвия подошла к ней, налила стакан воды и села за стол. Николь прислонилась к столешнице с мойкой. Кухня, наполненная лучами закатного солнца, убаюкивала.
– В чем дело? – спросила Сильвия. – Боже, как же здорово застать последние солнечные лучи, ведь с минуты на минуту стемнеет.
Николь промолчала, внимательно глядя на Сильвию.
– Я видела, как на балу папа застрелил брата Чана.
На лице Сильвии отразилось удивление, глаза округлились, но взгляда она не отвела.
– Ты все видела?
– Я была в подвале.
– Все это время ты молчала? – Сильвия покачала головой.
Беспокоилась ли сестра, что она стала свидетелем того кошмара, или переживала, что она могла кому-то рассказать? Между ними повисла тишина. Внешне Сильвия сохраняла спокойствие и лишь постукивала каблуком по полу.
– Ты никому не сказала? Чану, например?
– Конечно нет!
– Почему? – Сильвия нахмурилась.
– Как ты говоришь, мы одна семья. Он бы решил отомстить.
Сильвия залпом выпила стакан воды.
– Но тогда бы я больше не стояла у тебя на пути.
– Сильвия! – ахнула Николь и села напротив сестры. – Как ты можешь так думать?
Сестра откинулась в кресле и уставилась в потолок.
– Мы с тобой такие разные.
Николь задумалась. Возможно, так и было. В детстве именно Сильвия была тихоней, а Николь везде совала свой нос, особенно в сливовое варенье или кладовую, чтобы стащить кусок пирога. Она бегала по лестнице и шумела, скатывалась по перилам или падала в пруд, а позже, в тот ужасный день, они взяли лодку без разрешения. Несмотря на заверения сестры, Николь знала, что идея принадлежала Сильвии. Все случилось по ее вине. Девушка боялась возвращаться к тем воспоминаниям, желая отгородиться от тревожных чувств. Когда тонешь, сложно потом все забыть.
Сильвия кашлянула, и Николь вздрогнула, возвращаясь к реальности.
– Я хочу понять, почему убили брата Чана.
– Мы об этом ничего не знали.
– Мы?
– Я с Марком. – Сестра выпрямила спину, но выглядела напряженной. – Бог ты мой, мне бы сигаретку.
Николь не сдержала улыбки:
– Ты же не куришь.
– И даже жаль. Послушай. Давай оставим это в прошлом. Не стоит в нем копаться.
Однако Николь хотела во всем разобраться.
– Все это время я гадала, почему папа решил убить его там.
Сильвия вздохнула:
– Это была тайная камера для допросов с еще одним входом. Тот парень состоял во Вьетмине, его подозревали в покушении на французского офицера.
– Но суда не было.
Сильвия встала на ноги.
– Он поднимал бунт против Франции. Разве этого не достаточно? Следовало подать пример.
– И ты не знала, что такое произойдет?
Сильвия покачала головой, но вдруг побледнела.
– Почему именно отец нажал на спусковой крючок?
– Он делал свою работу. Полагаю, у него не было выбора. Он вел дела с важными людьми, и ему следовало знать обо всем. Брак с вьетнамкой стал черным пятном в его биографии, и французское правительство припоминало ему это.
Кровь застучала в венах Николь, и хотя на улице стемнело, она открыла окно и впустила в комнату свежий воздух. Сильвия открыла бутылку молока.
– Тебе нужно выпивать по литру в день, – сказала сестра.
Николь кивнула. Им предстоял разговор о том, что случилось в день ее рождения, но это могло подождать. Сперва следовало восстановить доверие. Тем временем она напишет отцу и скажет, что Лиза раскрыла ей правду. Пришел момент расставить все точки над «i».
Она потянулась, снимая напряжение в мышцах, потом прошлась по кругу, не сводя взгляда с сестры.
– Давай поговорим о Марке.
Сестра не ответила, но ее лицо на миг переменилось.
– Сильвия?
– Нечего тут говорить.
Николь задумалась.
– Тебе он нравился? В Америке?
Сестра склонила голову, потом посмотрела на Николь:
– Да, но когда мы приехали в Ханой…
– Ты считаешь, что он любил тебя?
– Не хочу об этом говорить.
– Но, Сильвия…
– Я сказала, что не хочу об этом говорить. – Сильвия с грохотом опустила бутылку на стол, так что по ней пошла трещина и молоко полилось на столешницу. – Смотри, что ты наделала!
Возможно, Марк не ошибся, говоря, что у Сильвии куда больше проблем, чем казалось окружающим.
– Ты думаешь, что он тебя любил? – повторила Николь вопрос.
Сильвия сердито глянула на сестру, вытирая молоко со стола.
– Не будем об этом. Сейчас нужно подготовиться к рождению ребенка.
Николь поднялась наверх, испытывая головокружение.
По пути в комнату она прошла мимо длинного зеркала в коридоре и посмотрела на выдающийся живот и налитые груди с голубыми жилками. По крайней мере, перестали выпадать волосы и раковина больше не забивалась. Лицо Николь округлилось, и она взглянула на себя по-новому, впервые подмечая красоту в своих вьетнамских чертах.
Прежде чем лечь в постель, она написала Марку, пересказав все слова врача и добавив, что ребенок активно двигался. Потом Николь повела носом, будто уловила запах печеного камамбера. В мгновение ока она перенеслась в прошлое, на кухню в Хюэ. Все казалось столь реальным, что девушка улыбнулась. Завтра же она напишет Лизе. Прошлое занимает в жизни любого человека важное место, и она хотела подарить своему ребенку счастливые воспоминания. О жизни, полной любви. Ее собственное детство было запутанным, порой она помнила, лишь как трудно ей приходилось.
Глава 34
Николь с тревогой думала о будущем. Она почти не сомневалась, что рано или поздно Вьетминь придет в город, пусть Сильвия и не соглашалась с ней. На стороне повстанцев собрались тысячи, которые верили в общее дело. Николь с некоторой грустью отпускала прошлое. Она достаточно повидала и понимала вьетнамский народ.
Немного окрепнув, она выходила на ранние прогулки, чтобы избежать встреч с прохожими. Николь не читала газет, где говорилось о триумфе французов и умалчивалось о потерях, особенно после сражения в дельте Красной реки. Многие проявляли равнодушие к ужасной битве при Хоабинь в 1952 году. Французские военачальники отказывались признавать, что прогнозы сбывались, но Николь прекрасно знала Вьетминь. Этих людей отличала настойчивость, рвение вело их вперед. Она восхищалась таким упорством даже перед лицом могущественной французской армии. При всей жестокости своей философии они искренне верили в то, что делали. Пусть они и прикрывались борьбой за справедливость, Николь понимала, что многие еще пострадают.
До того дня, когда от Марка пришло письмо, она старалась поменьше думать о нем и не переживать, где он и в безопасности ли. Она просто не вынесла бы дурных новостей. Николь поднялась наверх, чтобы открыть письмо, и с радостью узнала, что он еще не уехал. Куда именно, Марк не уточнил. Николь знала, о каком месте он говорил. По крайней мере, он все еще находился в Сайгоне, а не в России. Марк получил ее письмо и написал, как мечтает положить руку ей на живот и ощутить толчки ребенка. Также он посоветовал избавиться от оставшихся вкладов и подготовиться к отъезду после родов. Николь так обрадовалась весточке, что на глаза навернулись слезы при мысли об опасной операции в России.
Она вспомнила серые здания в поселениях коммунистов и безжалостных людей. Марк написал, что ему придется разузнать о местоположении пропавшего агента. Вдруг тот переметнулся на вражескую сторону. А что будет с Марком, если его поймают? Николь с тяжелым сердцем наблюдала, как над Вьетнамом нависло густое облако войны. Смерть поджидала за каждым углом, пусть ежедневно Николь и не видела ее. Никто не знал наверняка, какие земли занял Вьетминь и какую помощь оказали русские. Она молилась за Марка и надеялась, что они не станут вмешиваться.
Глава 35
Зимние месяцы промчались стремительно. Николь привели в восторг два письма от Лизы. Кухарка зажила новой жизнью, чему Николь была безмерно рада, но с приближением февраля все больше переживала за Марка. Последний раз они виделись вскоре после ее освобождения из тюрьмы, но на последние два письма он не ответил, а значит, уже уехал в Россию.
Как-то днем Сильвия читала о родах, а Николь вязала одеяльце для малыша, но то и дело упускала петлю. Марк был прав: она совершенно не умела рукодельничать. Николь постоянно о нем думала, где он и что делает. Она размышляла о будущем, стараясь предугадать, будут ли запасы шелка в деревнях вокруг Сайгона. Если у Марка получится перевезти их туда после войны, возможно, она найдет себе занятие. Николь не бывала на юге, но отец рассказывал, что этот город гудит как улей, не то что Ханой с его размеренной жизнью. Ходили слухи, что в Сайгоне, в отличие от Ханоя, опиумом торговали на каждом углу, особенно в районе Шолон. В городе властвовала коррупция, но многие бежали именно туда.