Саня и Надежда медленно повернулись к находящимся в зале мертвецам.
– С той поры дождь и гроза приводят к нам новых гостей, – сказал Коля. – И они остаются с нами, пускай и против своего желания. Нам бывает трудно, приходится повозиться, но оно того стоит.
Сидящие за столами люди теперь выглядели ужасающе: раздробленные черепа, окровавленные лица, изуродованные тела. В середине Колиного лба чернело пулевое отверстие, на шее Лоры болталась удавка, лицо было багрово-синим.
«Ну нет, – подумала Надежда почти спокойно. – Саню я вам не отдам».
Она шагнула вперед, прикрывая собой сына.
– Говорите, «против желания»? Вам трудно, «приходится повозиться»? А если я останусь добровольно? Буду делать все, что скажете! Чего вы хотите – мое тело? Душу? Они ваши! Но одно условие: вы отпустите моего сына.
– Мама! – закричал Саня.
– Соглашайтесь! Такого ведь у вас не было! – не слушая сына, перекрывая его голос, продолжала Надежда. – Никто не оставался без принуждения! Я не обману! Я согласна.
Коля и Лора переглянулись.
– Мы с мужем здесь добровольно. Хочешь присоединится? – уточнила она.
– Нет! – выкрикнул Саня и схватил мать за руку.
– Да! – одновременно с ним громко проговорила Надежда и, вырвав ладонь, оттолкнула сына и рванулась к Лоре. Саня попытался подбежать к матери, но словно натолкнулся на преграду.
– Мама! Нет! – в ужасе кричал он, не замечая, что плачет.
– Пусть идет, – усмехнулась Лора. – Дверь для него открыта.
Коля подошел к женщинам – мертвой и пока живой. Муж и жена стояли рядом с Надеждой: один – справа, другая – слева. Вонь разлагающейся плоти и исходящий от мертвецов холод были невыносимы, но она и не поморщилась.
– Я не предатель! – плакал Саня. – Не такой, как он! Я никуда не уйду, не брошу тебя!
Надежда слышала его все хуже, словно бы через стекло. Она смотрела на сына – взъерошенные волосы, отчаянные, несчастные глаза, угловатые черты, порывистые движения. Хотела насмотреться напоследок, сохранить в сердце.
– Конечно, не предатель, – произнесла она, не зная, слышит ли Саня. – Иди и найди способ вытащить меня отсюда.
Она не верила своим словам. Главное, чтобы поверил он.
– Я люблю тебя, – проговорила Надежда и ощутила, как скользкие ледяные ладони взяли ее за руки, замыкая цепь, скрепляя их союз печатью.
Саня кричал, плакал, рвался, говорил, не понимая смысла своих слов. Он видел этих двух уродов, что стояли возле его матери, видел большой зал, полный живых трупов, а потом…
Потом раз – и все пропало.
Он обнаружил, что стоит на площадке перед несколькими зданиями. Их с мамой машина приткнулась у тротуара. За Саниной спиной проносились автомобили, взметая брызги воды, искрящиеся в солнечных лучах. Дождь закончился, на дворе был белый день, а не ночь, как в призрачном мире, где они с матерью очутились.
– Мама! – Саня метнулся к автомобилю.
Ее не было.
Он бегал вдоль дороги, пытаясь отыскать мать.
К нему подошел немолодой мужчина в форме охранника.
– Ты чего носишься, парень?
– Мама! Мы приехали вон в той машине. Вы ее не видели? Мама пропала!
Охранник качнул головой, подумав, что у паренька не все в порядке с нервами.
– Может, в магазин зашла, чего ты паникуешь?
Только тогда Саня сообразил, что место, где они остановились, стало совсем другим: вместо гостиницы «У дороги» – длинное двухэтажное здание торгового центра. Рядом пристроились почтовое отделение и мотель «Весна».
Место было оживленным: довольно большой поселок, дома, люди.
– Гостиница «У дороги», – тихо сказал Саня. – Куда она делась?
Охранник поглядел на него внимательнее.
– Давным-давно сгорела, тебя еще на свете не было. Туда и дорога. Дурное было место. Наш поселок из-за тех дел стал вроде как чумной, люди мимо проезжать боялись. Потом ничего, позабылось, прошло. Сейчас никто и не вспоминает.
Он еще что-то говорил, Саня не слушал. Побрел к машине, чувствуя пустоту внутри. «Дурное место» непостижимым образом выплыло из небытия, чтобы забрать их, но мама заслонила его собой, спасла. И вот он здесь, а она – там, и надеяться ей не на кого, кроме своего сына.
– Я тебя найду, – прошептал Саня. – Вытащу оттуда. Не брошу ни за что. Ты потерпи, пожалуйста, мам. Я что-нибудь обязательно придумаю.
Мытарь
Владик ночевал один впервые в жизни (обычно рядом были родители и младшая сестра Олеся), причем не в городской квартире, где все привычно и знакомо, а в деревенском доме, который родители недавно купили в качестве дачи.
– От города – сорок километров, речка рядом. Магазины есть, очень удобно. Дом добротный, перестраивать не надо. Ремонт небольшой сделать да мебель обновить. Дети летом будут на свежем воздухе! Красота! – Хором восторгались родители.
Мама планировала разбить сад, посадить в огороде овощи и зелень. Отец намеревался ходить на рыбалку и качаться в гамаке под яблоней.
Владику в деревне понравилось. Главное, что Интернет хороший. На прошлой неделе начались каникулы, папа перевез их с мамой и сестренкой в деревенский дом. Сам бывал наездами, ждал отпуска. Маме на работу не нужно, поэтому она планировала жить тут с детьми постоянно.
Сегодня под вечер случилось непредвиденное: у Олеси разболелся зуб. Обезболивающие не помогали, болело все сильнее, Олеся ревела, как раненый медведь, и у мамы не осталось иного выхода.
– Сынок, мы поедем в город, в семь десять последний автобус. Там сразу в неотложку. Но обратно вернуться не успеем, сам понимаешь. Завтра суббота, утром вместе с папой приедем. Ты как – с нами поедешь или одну ночь здесь переночуешь?
Мама, конечно, не хотела оставлять Владика. Вечно за всех волновалась, мысль о том, что сын будет в доме один, ей была не по душе. Но, с другой стороны, ему уже четырнадцать, кудахтать над ним вроде как неправильно.
Владик давно хотел остаться один на ночь. Лучше, конечно, в квартире, можно Никиту с Олегом позвать, поиграли бы в игры на компьютере. Но и так сойдет. Поэтому он твердо сказал:
– Здесь побуду. Чего мне с вами кататься? Олеськин рев слушать? И зубную больницу я ненавижу.
Мама колебалась.
– Я не маленький. Боишься, со спичками начну играть? – Владик нарочно скорчил оскорбленную мину, чтобы маме стало совестно: родному сыну не доверяет!
Это сработало.
– Хорошо, – в голосе матери слышалось сомнение. – Покажу, что на ужин.
Она оставила ему сотню инструкций вроде: не трогай газовый баллон, не забудь запереть дверь, не открывай никому и прочие, прочие «не». Владик кивал, не слушая. Параллельно мама одевала четырехлетнюю дочь, которая плакала, держась за щеку, искала по дому ключи от городской квартиры и умудрялась говорить с отцом по телефону: он рвался отпроситься с работы и приехать, а она уверяла, что они с Олесей прекрасно доберутся на автобусе. А если он поедет, то обязательно превысит скорость и попадет в аварию.
Наконец мама с Олесей отбыли, в доме стало тихо. Владик решил, что он счастливейший из смертных, ему предстоит крутой вечер. Полная свобода!
Поначалу так и было. Он позвонил Никите и Олегу. Стараясь, чтобы голос звучало солидно и невозмутимо, известил друзей, что ночует один в деревенском доме. Они, конечно, сказали, что это супер, потом ребята часа три играли в «Бравл старс», пока Никиту не позвала мать. Без него решили не играть, поэтому «геймерский сеанс» пришлось завершить.
Но это ничего, Владик как раз проголодался.
Шел десятый час, синие сумерки наползли на деревню, подобрались к окнам. От этого сделалось немного тревожно, и Владик был рад звонку матери (она уже звонила, сообщала, что они доехали до стоматологической «неотложки», сидят в очереди).
– Удалили зуб! Снизу уже, оказывается, коренной начал расти, доктор говорит. У нас все хорошо, к дому на такси подъезжаем. Перед сном еще раз позвоню. А ты как? Не скучаешь?
Владик заверил, что все хорошо, и это была правда: разговор с мамой подействовал успокаивающе. Он разогрел в микроволновке ужин, поставил чайник. Съел оставленные матерью макароны с котлетой, умял большую помидорину, а с чаем подмел запасы шоколадных конфет. Ничего, у Олеси зубы здоровее будут.
Погода испортилась. Еще с вечера небо начало хмуриться, обещая в скором времени пролиться дождем. Когда на часах было четверть одиннадцатого, ливень хлынул с такой силой, так яростно колотил по крыше и окнам, что Владику казалось, стекла разобьются, а в потолке появится дыра.
Обычно звук дождя успокаивал: приятно сидеть в теплой светлой комнате, слушая, как за окном бушует непогода. Но сегодня шум дождя звучал угрожающе, точно неведомое существо норовило пробраться в дом. Вдобавок поднялся сильный ветер: с ревом бросался на стены, выл дурным голосом в трубе. В этом вое слышались потусторонние голоса – холодные, злые, жадные.
Владик запер входную дверь, проверил окна, задернул занавески, чтобы отсечь себя от некстати разрезвившейся бури.
«Подумаешь, ветер, дождь! Не страшно ни капельки!»
Он разложил диван в большой комнате, постелил постель. Мама с папой спали в своей спальне, у Олеси была детская, а Владик не захотел занимать одну комнату с сестренкой и обосновался здесь. Эти три комнаты плюс столовая, она же кухня, – больше никаких комнат в доме и не было.
Владик решил посмотреть телевизор. Можно, конечно, в Интернете полазать, там интереснее, но захотелось услышать громкие человеческие голоса, увидеть людей на большом экране: это создавало ощущение, что он не один, рядом – куча народу.
«Хотел один побыть, а перепугался, как девчонка», – подумал Владик, но стесняться было некого, так что он махнул рукой на стыд и включил телевизор.
Он был пузатый, доисторический, хорошо еще, что цветной. Показывали в деревне всего три канала, и по двум шла полная ерунда. К счастью, на третьем началась «Мумия». Владик фильм смотрел, но все равно втянулся: следить за тем, как люди пытаются спастись от ожившего злобного мертвеца, было интересно.