Старуха резко вскинула руки, цепко ухватив Валентина за плечи, и прошамкала:
– Тебе хочется узнать мое имя, не так ли? Теперь поздно задавать вопросы. Ничего не изменить. Ты уже позволил мне войти, дорогой.
– Кто ты такая? – спросил несчастный, чувствуя, что язык распух и еле ворочается во рту.
От ледяных ладоней, что держали его за плечи, по телу распространялся жгучий холод, будто текла студеная колодезная вода, впитываясь в каждую клетку. Валентин замерзал, уже не чувствовал ни рук, ни ног.
– Зачем спрашивать? – ведьма захихикала. – Ты же догадался обо всем!
Она повернула голову и поглядела в окно. Валентин сразу понял, куда она смотрит. На опустевший постамент, где прежде стояла страшноватая новогодняя фигура.
– Ага, Снегурочка! – облизнула губы старуха. – Деда Мороза внучка, девочка-красавица! Самая желанная гостья на Новый год!
Валентин дернулся, стараясь освободиться, но ничего не вышло: мышцы одеревенели, не слушались. В позвоночник словно насыпали льда и снега.
– Сердце у меня ледяное, как твоя холодная душа, которая только себя любить умеет! – Она приблизила лицо вплотную к его лицу. Ведьма не дышит, с ужасом понял Валентин, и его окатило новой порцией холода. – Не бьется сердце мое, не гонит кровь. Чтобы жить, нужна мне чужая жизнь. Тепло тела человеческого. Твоего, например. Я тебя еще на днях приметила, вот ты мне и сгодишься.
«Нет!» – хотел закричать Валентин, но не смог.
Тело было заковано в лед, как в непробиваемую броню.
Ведьма-Снегурочка припала к Валентину всем телом, обвила руками, оплела, как лиана, в мерзкой пародии на любовные объятия. Он чувствовал, что уже не сможет сопротивляться, и не пытался больше.
– Ледяная волна движется к твоему сердцу, скоро доберется до него, и ты заснешь. Будешь спать крепко-крепко. Мертвые спят беспробудным сном.
Он слушал ее шепот, однако последнюю фразу уже не расслышал. А между тем ведьма сказала:
– Я таких, как ты, изнутри стылых, сразу примечаю. Вы для меня самая легкая добыча.
Нашли Валентина на следующий день. Это была одна из тех загадочных смертей, объяснить которые обычно не удается.
Молодой человек, студент-третьекурсник замерз насмерть в жарко натопленной квартире. Просто превратился в ледяную статую.
Когда тело его выносили из подъезда, соседи качали головами: надо же, ужас какой! Многие крестились.
Жуткая Снегурочка, стоявшая посреди двора, провожала мертвеца равнодушным взглядом.
Нечто в подвале
Эдик приехал рано утром без предупреждения, что было вовсе на него не похоже. Да он и сам на себя не похож, подумалось Никите. Обычно брат тщательно следил за своей внешностью, а сегодня был взъерошенный, небритый.
– Ты почему не на работе? – удивился Никита.
– Ник, это кошмар какой-то, – заявил с порога Эдик. – Я живу в фильме ужасов.
Братья обнялись. После тяжелого развода с женой и смерти матери, которая вырастила сыновей одна (отец умер молодым), у Никиты не было никого ближе брата, и он, конечно, встревожился, увидев, в каком тот состоянии.
Но, с другой стороны, Эдик – человек эмоциональный, импульсивный, склонный все преувеличивать. Так что, возможно, мелочь на работе или ссора с девушкой выбила его из равновесия.
Эдик занял свое любимое место, усевшись в кресло в гостиной.
– Ты завтракал?
Брат отмахнулся: не голоден.
– Я кофе собирался пить, сварить тебе тоже?
– Не до кофе сейчас! Можешь ты меня выслушать?
Вот теперь Никита встревожился. От кофе Эдик никогда не отказывался, был настоящими кофеманом, к тому же полагал, что никто лучше старшего брата варить его не умеет.
– Выкладывай, – велел Никита, садясь напротив Эдика. – Что стряслось?
Брат потер покрасневшие глаза и рассказал самую странную историю, которую когда-либо слышал Никита.
– В прошлые выходные я решил съездить на природу. Ребята на работе говорили, что грибной сезон. Я в грибах, правда, плохо разбираюсь, но мухомор от подберезовика отличу. Захотелось в тишине побыть, по лесу побродить, подышать, голову проветрить, а то все город да город. Алину звал, она разнылась, мол, комары, чего там делать. Мы поссорились, я поехал один. На электричке. Доехал до станции Сергачево, углубился в лес. Красота, воздух прямо звенит от свежести, солнышко, но не жарко, в лесу прохлада. Сначала просто шел, потом вспомнил, что за грибами явился, стал их высматривать. Заблудиться не боялся, тропу из поля зрения не выпускал. Но вот как-то грибок за грибком, полянка за полянкой… Короче говоря, забрался в сторону от дороги. Хотел вернуться, а грибы как повалили! Такое изобилие! У меня прямо жадность проснулась, не успеваю срезать один за другим. И все, знаешь, как с картинки: ножки ровные, шляпки тугие, ни червоточинки. Помутнение накатило: бегу вперед, увижу гриб – бухаюсь на коленки, срезаю, глядь – еще один. Очнулся, когда полную корзину набрал и еще пакет. Понял, что забрался в чащу, а в какую сторону идти – бог его знает.
Вытащил телефон. Сигнал и возле станции слабый был, а здесь вообще пропал. Ничего себе, думаю, приплыли. В целом заблудиться я не боялся. Не такие дикие места, чтобы не выбраться. Можно по солнцу ориентироваться. Только погода ухудшилась: солнце скрылось, похолодало, ветер налетел, того и гляди дождь начнется.
Сколько я кружил по лесу, не скажу, но часа два точно. Устал, но так на свою дорогу и не вышел. И вообще никакого пути не видел. Темнеть стало, думаю, вот засада, но оказалось, что это еще цветочки были. Через некоторое время дождь начался, еще и с грозой!
Я капюшон натянул, ломлюсь по кустам, как лось. Выйти бы хоть на деревню какую, на сторожку лесника… Поднимаю голову – глазам не верю. Как по заказу: деревушка. Не совсем даже деревня, просто пять домов. Стоят себе кучкой посреди леса. То, что там никто давно не живет, я сразу понял. Стекол в окнах почти нигде не было, крыши дырявые, провалившиеся, бревна почерневшие, все кругом заросло деревьями, кустарниками.
Подумал, возможно, раскольники тут жили когда-то. Были они вообще в наших краях? Или кто-то хотел от людей спрятаться, подальше от цивилизации жить: преступники, например, от закона скрывались. Всякая приключенческая чушь в голову лезла, пока подходил к домам. Дождь еще сильнее припустил, гром по темечку лупит, молнии. Ненавижу молнии, свет мертвенный, неестественный.
Один дом получше прочих сохранился, хотя бы крыша целая, я к нему и направился. Дверь была закрыта, но не заперта, без замка. Внутри – две комнаты, большая и поменьше. В той, что поменьше, окно оказалось целое, стол стоял и лавка, полки на стенах. Пустые, правда.
Я сел на лавку, ноги гудели с непривычки. Снаружи дождь льет, гроза беснуется, а тут ничего, и ветра нет, и не сыро. У меня с собой еда была, перекусил немножко. Смирился уже, что придется здесь ночевать. Согреться особо не получилось, но хотя бы крыша над головой и не дует.
Настроение, конечно, ни к черту: съездил, дурак, на природу. Отдохнул, надышался воздухом. Алина права была, что не поехала со мной. Кое-как улегся на лавку. Жесткая, сволочь, узкая, но грех жаловаться, хоть не на полу.
Не думал, что засну, но повело в сон: устал, вымотался. Среди ночи слышу – стук, голос чей-то. Я подскочил на лавке, чуть не грохнулся с нее. Первая мысль – все-таки не заброшено это место, люди тут были, а я в чей-то дом вломился! Ну и мне сейчас вломят.
А темно настолько, что кажется, будто ослеп. Вообще ничего не видно. Сижу, прислушиваюсь. Звуки не прекращались, и я понял, что они доносятся не снаружи. За окном только дождик шуршит, причем потише стало, гроза давно прошла. Что-то, точнее, кто-то был со мной в доме! И не в соседней комнате, а будто бы внизу, под ногами. Я ледяным потом покрылся, впервые в жизни такой ужас испытал, хотя не понимал, чего именно боюсь.
Вот ты представь: тьма такая, что руку вытяни перед собой – не увидишь. Ты один, пес знает, где, и кто-то неизвестный – возле тебя! Бормочет, шебаршит, передвигается. Я наконец сообразил достать телефон и включить фонарик. Вижу, аппарат скоро разрядится, а зарядить, ясное дело, негде. Но пока еще сотовый работал, и я посветил вокруг.
Уверен был, что сейчас будет скример: выскочит монстр из темноты! Но я был в комнате один, никто на меня бросаться не собирался.
Звуки шли снизу, и я увидел то, чего прежде не рассмотрел: в углу, прямо в полу, находился люк – вход в подвал. Крышка квадратная, ручка есть. Там, в погребе, наверное, картошку или соленья разные прежде хранили.
Только кто там сейчас? Умом я понимал: дело нечисто. Если человек все это время был в подвале, почему только сейчас, глухой ночью голос подает? Как умудрился оказаться внизу? Свалился и выбраться не может?
Сейчас я знаю, что правильнее всего было уйти из проклятого дома, тем более дождь прекратился, но в ту минуту вышло, как давеча с грибами: некая сила тянула за собой. Никакой возможности остановиться, подумать.
Я встал с лавки и пошел к погребу. Присел на корточки, взялся за ручку и дернул ее на себя. Подумал, что не откроется, но крышка откинулась легко, беззвучно.
Внизу было еще темнее и непрогляднее, чем в комнате. То, что ворчало, бормотало и передвигалось, было теперь совсем близко: звуки стали слышнее, а еще появился запах. Пахло сыростью, водой, и я подумал, откуда там вода? А потом направил луч фонаря в лаз, и все мысли буквально вымело у меня из головы. Погреб был глубокий, а на дне…
Я увидел, что там возилось и бормотало.
– Это был человек? Что он там делал?
– Постой, Ник! – Эдик вскочил с кресла и забегал по комнате. – Я ошалел, когда его увидел. Тот человек, он… Он не был живым! У него на лице были пятна… Трупные пятна! Кожа белая, а лицо раздутое. Существо тянуло ко мне руки, оно пыталось выбраться и схватить меня! – Голос Эдика задрожал. – А потом я понял, что именно оно говорило. Сухая речка!
Он смотрел на брата умоляюще, но Никита не понимал, что это должно означать. Эдик махнул рукой, а Никита спросил: