– Знаешь, мам, а сон-то мой примерно про это и был.
Она вкратце пересказала его матери (тихонько, чтобы Сашенька не слышал). К счастью, он был увлечен мультиками.
– Почему мы оба видели одно и то же?
– Ты серьезно, Кристина? У тебя был просто кошмар, а у Сашеньки воображение чересчур сильное.
Кристина заметила, что мать вроде бы слегка покраснела, и вид у нее был такой, точно она скрывает что-то. Но давить бесполезно: пока не захочет, не расскажет.
Следующая ночь тоже была беспокойной: Кристине вновь не давали выспаться сны, в которых был все тот же несносный старик, а еще прибавилась и старуха с мотком пряжи в морщинистых руках. Она стояла перед креслом, спиной к Кристине, и быстро наматывала пряжу себе на шею. Смотреть на нее было так же жутко, как и на зловещего старика.
Сашенька тоже плохо спал: не мог уснуть, просыпался в слезах среди ночи. Пожалуй, впервые в жизни Кристина уезжала из родного дома в общежитие с радостью. К стыду своему, соврала матери, что ей нужно писать курсовую, собралась и уехала еще до обеда, хотя обычно садилась на вечерний воскресный автобус.
В течение недели, когда они с матерью созванивались, Кристина замечала, что мама плохо выглядит.
– Почти не спим, Сашенька дает жару. Младенцем, когда зубы резались, не было такого. Ночи напролет капризничает.
– Ко врачу ходили?
– Говорит, хорошо все. Ни температуры, ни простуды, ничего такого. Травяной сбор прописал для сна, толку ноль. И днем взвинченный, кресло это…
Мать умолкла. Подумала, похоже, что сболтнула лишнего.
– Что кресло?
– Да ничего.
– Мам! – требовательно сказала Кристина. – Скажи мне!
– Смотрит на него и вопит, что там дядя. Не дает в комнату войти, двери закрывает. Замучил.
– Мама, я тебе точно говорю: не так что-то с креслом. Дети чувствуют плохое, и ведь я тоже что-то видела. Не говорила тебе, но мне показалось, сидит в нем кто-то. Это я уже потом во сне старика видела, а сначала он мне вживую померещился. И старуха еще.
– Старуха? – напряженно спросила мать.
– Выброси ты это кресло от греха подальше. Раньше никаких проблем со сном у меня не было, вернулась в город и опять нормально спать начала. Это что – совпадение, по-твоему?
Но матери было жалко, она не верила, вернее, не желала верить. Кристину злила эта упертость, это пустое упрямство, и в итоге они чуть не поссорились.
На следующие выходные Кристина ехала домой с затаенным страхом, предчувствуя дурные сны. Но то, что случилось, было во много раз хуже. Приехала она в субботу, кляня себя за малодушие, но стараясь сократить время пребывания дома.
«Так больше нельзя, – думала она, – если снова все повторится, а Сашенька не успокоится, надо уговорить маму избавиться от кресла».
Случилось все около двух часов дня, когда мама ушла в магазин. Кристина была во дворе, Сашенька спал. Мама сказала, что прошлой ночью он капризничал меньше, а днем улегся спать без выкрутасов. Может, кризис, чем бы он ни был вызван, позади, и все налаживается, надеялись Лариса и Кристина.
Девушка сходила в сад-огород, посмотрела на голые еще яблони и кусты, думая о том, что скоро нужно будет копать огород, сажать овощи.
Подойдя к дому, заглянула в окно большой комнаты. Ее точно ударили – такой сильный шок испытала. В кресле, повернутом к окошку, сидел старик. Тот самый, из сна. С ножницами, воткнутыми в горло. Рядом с ним, как на старинном портрете, стояла старуха с мотком пряжи.
От ужаса Кристина забыла, как дышать. Одна только мысль в голове всплыла: хорошо, что Сашенька спит и не видит, хорошо, что он не заходит больше в эту комнату, боится.
Но в следующую секунду дверь открылась, вошел братишка. Его будто за веревочку тянули: шел, широко раскрыв глаза, как заводная кукла. Он смотрел прямо на жутких стариков, двигаясь, словно во сне. Вот он уже возле кресла, и старуха склонилась над ним, а старик взял на руки, собираясь посадить на колени.
– Нет! – завопила Кристина. – Саша, стой!
Вместо вопля получился писк, Сашенька даже головы не повернул.
Кристина бросилась в дом. Запнулась, едва не повалилась на землю, но удержалась. Рванула входную дверь на себя, влетела внутрь. Только бы успеть, только бы вырвать братишку из лап непонятно откуда взявшихся чудовищ!
Большая комната. Девушка забежала туда, полная решимости сражаться, но ее глазам предстала мирная картина. Сашенька спал, свернувшись калачиком в кресле. Ужасающих стариков не было и в помине.
«Что это со мной? Галлюцинации?» – думала Кристина, на цыпочках подходя к креслу. Братишка спал, дыхание его было легким, невесомым.
– Может, он ходит во сне? – спросила Кристина мать, когда та вернулась.
– Не замечала, не было такого. Но он столько ночей не спал, добрался как-то сюда. Пусть высыпается.
Кристина поначалу не рассказала матери о том, что увидела, не желая ее волновать. Но сделать это все же пришлось. Саша не проснулся ни через час, ни через два, ни к шести вечера.
– Надо бы разбудить его, а то перепутает день и ночь, – сказала Лариса, подошла к сыну и попыталась его растормошить.
Только ничего не вышло. Перепуганные мать и дочь стали будить мальчика уже вдвоем, но все было бесполезно.
– Сашенька, Саша, вставай, – со слезами уговаривала Лариса.
Ребенок не открывал глаз.
Дальше все было, как в тумане: позвали живущую через улицу медсестру, та посмотрела, послушала, сказала, что лучше бы показать ребенка врачу в поликлинике. Поликлиника в поселке имелась, изо всех окрестных деревень люди приезжали. Вызвали дежурного врача, педиатра, еще каких-то специалистов.
– Необходимо отвезти ребенка в город, тут ни аппаратуры необходимой нет, ни анализы, какие надо, не сделать, – таков был вердикт.
Приехала скорая, забрала Сашеньку. Лариса и Кристина, потрясенные, заплаканные, поехали тоже.
– Что это может быть? Кома? – произнесла Лариса вслух страшное слово, и мать с дочерью снова зарыдали.
Прошла ночь. Пришло утро. Наступил полдень.
Осмотр не выявил никаких отклонений, кроме того, что Сашенька не мог проснуться.
– А я-то, дура, злилась на него, что не спит, – хриплым от слез голосом сказала Лариса. – Это все мой дурной язык!
– Нет, – неожиданно спокойно произнесла Кристина. – Это все твое кресло.
Она рассказала матери о той сцене, которую увидела, стоя во дворе.
– Ты можешь опять не поверить, но с этим креслом связано что-то очень плохое. Эти старики…
– Твои прадед и прабабка, – договорила Лариса. – Я не хотела верить, но, видимо, это правда.
Настал ее черед говорить. Когда мать закончила, Кристина в себя прийти не могла от возмущения.
– Мам, ты знала, но все равно оставила эту гадость в доме? Саша видел, я видела, а теперь…
Она осеклась, но Лариса договорила за нее.
– А теперь за мою глупость и неверие расплачивается мой сын. Если с ним случится что-то, я на себя руки наложу. Я одна во всем виновата.
Кристина злилась на мать, но после этих слов стало совсем плохо. А потом ей пришла в голову одна мысль.
– Тетя Нина говорила, что вещи, «повязанные со смертью», надо жечь, – задумчиво сказала девушка.
– Она сказала, мол, вещи, которые смертью повязаны, огню предают, а иначе мертвая сила так и будет за собой смерть притягивать.
Мать и дочь посмотрели друг на друга.
– Пока это кресло стоит в доме, оно будет притягивать смерть. И никакие врачи Сашеньке не помогут, – шепотом сказала Кристина. – А мы можем помочь, можем все исправить.
Лариса сказала медсестре, что они с дочерью отлучатся ненадолго, попросила звонить, оставила номер. Взяли такси и через пару часов уже были в доме.
Кресло было тяжелым, как гроб, кажется, куда более тяжелым, чем раньше. Вытаскивая во двор, они чуть не уронили его, повредили дверной косяк, Лариса поранила руку (не понятно, обо что, кресло словно укусило ее).
Оно сопротивляется, думала Кристина, не хочет покидать дом.
Разбухло, раздулось, как напившийся крови клещ.
Лариса облила кресло керосином, взяла спички.
– Верни моего сына, – неизвестно к кому обращаясь, прошептала она и чиркнула спичкой.
«Не загорится», – взволнованно подумала Кристина, но кресло вспыхнуло, как факел.
Оно горело, в небо летели искры, а дым был черным и зловонным.
Кристине казалось, она слышит вой, скрежет, чьи-то голоса, но, возможно, ей просто чудилось. Остатки кресла догорали возле их ног, когда раздался телефонный звонок.
Звонили Ларисе на сотовый.
– Из больницы, – сдавленным голосом проговорила она. – Возьми, я не могу.
Кристина взяла телефон.
– Алло, – тихо сказала она.
– Вы меня хорошо слышите? Лариса, это вы? Ваш сын только что проснулся. С ним все отлично, ведет себя, как ни в чем не бывало, спрашивает, где его мама и сестра.
Ночной визит
Мне нравилось бывать в гостях у бабушки.
Дело даже не в ватрушках и пирожках с капустой, которые она пекла к моему приходу, не в том, что она всегда выслушивала меня, не отговаривалась занятостью, никуда не спешила, в отличие от родителей, и любила меня так, как любят только внуков: на грани безусловного обожания. Меня очаровывала царившая в ее доме особая атмосфера: много старинных вещей, фотографий, сувениров, безделушек. Мне нравилось все это рассматривать, перебирать под бабушкины бесконечные рассказы о былом.
Жила бабушка на другом конце города, меня привозил к ней звенящий, неспешно бегущий по рельсам трамвай, и это было путешествие из настоящего в прошлое, из шумного города на тихую окраину, от суеты к покою, из мира многоэтажных домов к двухэтажкам и частным домикам.
Единственное, что мне не нравилось в этих визитах, точнее, кто, – это одна из бабушкиных соседок. Жила она в доме напротив, и звали ее Клавдией.
Она была не в себе, и я, повернув на бабушкину улицу, всегда смотрела, нет ли поблизости Клавы. Если можно было избежать встречи, переждать, пока она пройдет, я всегда делала это. Но бывало, что не удавалось, и тогда мне приходилось проходить мимо нее.