Когда оркестр делает передышку и участники группы ставят инструменты и расходятся по сцене, Найл говорит Сэнди:
– Я мог бы так играть каждый день.
Сэнди, смеясь, качает головой:
– Да, сегодня публика что надо!
– Хотя знаешь, – оживленно продолжает Найл, – Лорен такое терпеть не может.
– Разве?
– Ну да. Нет, я не про это сборище, она еще не настолько взрослая, чтобы посещать такие мероприятия. Она ненавидит вечеринки с танцами в школе. А ведь скоро Рождество, и тут такое начнется…
– О да. Прекрасно помню.
– Ну, тебе-то переживать не о чем, за тобой девочки всегда в очередь выстраивались.
Сэнди смеется. Правда, в его смехе слышны недобрые нотки. Они стоят некоторое время и наблюдают, как вокруг все пьют и болтают. Зал хоть и большой, но от такой толпы здесь быстро становится душно, и узкие окна замка запотевают. К ним присоединяется старик из оркестра.
– Я только что рассказывал Сэнди о своей дочери. Она терпеть не может танцевать с мальчиками. И не могу сказать, что виню ее в этом.
Старик тяжело кашляет.
– Ну, все скоро изменится! Хотя да, я помню. Это ужасно, вся эта возня. Если тебя выбрали последним, это же ужас. А еще я всегда спускал рукава до самых запястий, чтобы девочки хватались за ткань, а не за мою руку.
Он смеется вместе с Сэнди. Еще один мужчина, тот, что в рубашке с Робом Роем, подходит к сцене с банками пива под мышкой. Найл берет одну из них. Фляжка с виски лежит у него в заднем кармане. Ее он приберег на потом.
– Да, – вздыхает Найл, – девчонки в школе дразнят друг друга и спорят о том, кто с кем будет танцевать, ну и все такое. Она на этом зацикливается.
Если бы только это…
– Ну, – удовлетворенно говорит Сэнди, – ты только погляди на эту кучу народа. Мы объехали весь Кейтнесс, пересекли Сазерленд и замечательно провели время. Я мог бы многое тебе рассказать. После этой ночки надо устроить небольшой перерыв. А Лорен твоя однажды точно прочувствует, что такое настоящие танцы, так ведь?
В разговор вмешивается старик:
– Это напомнило мне об одной встрече. Однажды я познакомился… – Найл едва сдерживается, чтобы не вставить «с мамой Кристины», – …с Лилит, несколько раз она приезжала сюда, очень давно. Мне было так больно узнать, что она… Ну, ты понимаешь. В прошлом году. Очень жаль. Надеюсь, ты держишься, приятель.
Найл пожимает плечами. Похороны напомнили ему, что за старая сука была его теща…
– Да. Все нормально. Спасибо. – Он берет гитару, видя, что музыканты потихоньку возвращаются на сцену, а гости – на танцпол. Один из желающих повеселиться подходит к самой сцене: он в килте, а в носки вместо традиционного скин ду[3] у него вставлена зубная щетка. Толпа веселится от души.
В дальнем конце зала он замечает какую-то женщину, с волосами того же цвета, что и у Кристины. Он почти не видит ее лица. Вообще, когда он пьян, то в голове крутятся разные мысли и образы. Как они там появляются, он понятия не имеет, однако порой они сильно портят ему настроение. Перебирая струны, он представляет себе Кристину, впервые приехавшую в его город из Эдинбурга. Он увидел, как она покупает пачку овсянки у местного бакалейщика. И сразу обратил внимание на характерный акцент жительницы западного побережья. Лето тогда выдалось солнечным, но довольно прохладным. А Кристина оказалась достаточно закаленной, поскольку на ней был лишь зеленый топ на тонких бретельках. Его внимание привлекла кельтская лента, набитая на верхней части ее бледной руки. К тому времени у него и самого появилась свежая татуировка – замысловатый крест на левой лопатке. Ее темно-русые волосы были выкрашены хной и заплетены в сложную косу. Дома она любила заплетать две косички. Тогда он нарочно звал ее Минни Минкс[4]. Ему почему-то нравилось, что ее раздражает такое прозвище.
Найл продолжает пить весь остаток вечера. Перед заключительным танцем он нетвердой походкой направляется в дальний конец зала, но все равно не может отыскать ту женщину. Чувствуя себя неловко, он по извилистому коридору направляется в роскошный гостевой туалет, чтобы отлить и заодно покончить с остатками виски в своей фляжке.
Прислонившись к пустой кабинке, он вспоминает, что, когда встретил Кристину в бакалейной лавке в Страт-Хорне, на ней были длинная черная юбка и ожерелье с пурпурным камнем, но эти детали вполне могли стать плодом его воображения. Он тихо поздоровался с ней, когда она собралась уходить. Она повернулась, и тогда он понял, как она красива. И как удивительно молода! На вид ей было всего лет восемнадцать. Она подозрительно взглянула на него. Ее голова едва доставала ему до плеча. Он заметил, что стоит слишком близко, и отступил…
Покачав головой, Найл моет руки. Когда он пробирается обратно, то снова вытягивает шею в сторону заднего ряда кресел, но они пусты. Около сотни гостей выстроились в ряд, мужчины и женщины становятся лицом друг к другу. Найл все еще чувствует, что с ним творится что-то странное, но все равно забирается на сцену, чтобы продолжить игру с остальными участниками группы. Когда толпа начинает кружиться в танце, боль опутывает его голову, словно паутина. Он тайком озирается. Некоторые танцуют довольно небрежно, то и дело натыкаясь на соседние пары и едва не валясь с ног. Многие виснут на своих партнершах или вообще запрокидывают голову назад, путая движения. Найл чувствует, что ему нехорошо. Вот группа из гостей помоложе что-то вопит во весь голос, вот кто-то размахивает бутылкой. Молодой человек с вьющимися волосами притягивает партнершу к себе поближе, пытаясь выдержать ее пристальный взгляд. Девушка оглядывается через плечо и выскальзывает из его объятий, как того требует танец, чтобы покружиться с другим мужчиной. Потом они должны снова поменяться партнершами.
Найл чувствует, что затекли руки. Он вновь замечает ту же фигуру в дальнем конце комнаты. Женщина сидит в кресле у двери и наблюдает за происходящим, но он не может толком разглядеть ее в толпе. На затылке собирается холодный пот. Он тут же принимает решение сосредоточиться на игре. Ему не хочется ударить лицом в грязь и подвести остальных музыкантов. Однако в животе у него все бурлит и клокочет…
Тут на него снова накатывают воспоминания. Только на этот раз какие-то очень странные. Ванна, залитая кровью. Пятна крови в раковине. Зубы… Он пытается вспомнить: может, подрался с кем-то? Получил сотрясение… Тошнота усиливается. Он помнит, как мыл чьи-то волосы в ванной. Женские длинные волосы, почти полностью закрывающие лицо… Кровь в ванне. Зубы в раковине.
Он перестает играть. Сэнди озадаченно поглядывает на него – впрочем, как и остальные. Он пытается продолжать и не сбиться с ритма. Когда последняя песня подходит к концу, он снова уходит со сцены. Он расталкивает танцующих, направляясь к ближайшему туалету. Потом оглядывается и, прищурившись, замечает в глубине зала Катриону. Неужели она протанцевала всю ночь? Вряд ли, скорее всего, зашла, чтобы посмотреть на оркестр и послушать музыку. Найл протискивается в туалетную кабинку, и его тошнит в раковину. Он набирает полный рот воды из крана, сплевывает, затем вытирает лицо рукавом. Потом снова проталкивается к выходу, в последний раз оглядывая главный зал. Только что прозвучал последний аккорд, и танцоры валятся с ног от усталости. Он направляется к задней двери и глубоко вдыхает холодный воздух. Видит звезды – чистые твердые точки света на темном небе – и начинает чувствовать себя немного лучше. Чья-то тяжелая рука хлопает его по плечу. Малкольм.
– Как себя чувствует наш герой?
– Я в полном порядке.
– Отлично отыграли сегодня. Мы с Анджелой получили истинное удовольствие, просто фантастика!
– Рад слышать! – кивает Найл.
– Кстати, Лорен тебя предупредила? Она сейчас гостит у нас. Ей у нас нравится.
– О, разве? Она мне ничего не сказала. – У него стиснуты зубы. В голове немного прояснилось. Он в последний раз попросил Анн-Мари посидеть с его дочерью! Впервые за вечер он достает из кармана телефон и пытается как-то скрыть свою неловкость. – Нет, вру, вроде говорила. Она только-только начала пользоваться мобильником, который я ей подарил.
Нет, он не даст Анджеле взять над ним верх…
– Ну, тогда есть смысл отвезти тебя домой. А твою машину заберем потом, утром.
Улыбаясь, они поворачиваются, чтобы направиться в холл.
– Да нет, вообще-то я в порядке.
– Но нам бы очень хотелось…
– Говорю же, со мной все в порядке.
Малкольм отдергивает руку от плеча Найла, как будто дотронулся до раскаленной плиты. Гости расходятся, а служащие замка убирают бокалы со столов и расставляют вокруг них стулья с бархатными спинками. Эйлин задувает белые свечи в нишах.
– Найл, уже ведь почти три часа, и я вынужден настаивать. Анджела готова, как говорится, взять удар на себя и сесть за руль. Да, кстати, тебя ждут.
Сэнди жестом указывает ему на сцену, и Найл подходит. Он почти забыл, что кое-что заработал за этот вечер. Свой гонорар он получает в белом конверте, в уголке которого нацарапано «60 фунтов».
– Ну, дружище, – говорит Сэнди, – даже не знаю, как тебя благодарить.
– Твое здоровье! – Найл поднимает свою недопитую банку пива. – Тебе спасибо.
Хотя сумма в конверте меньше, чем он ожидал.
– У тебя там все в порядке? – спрашивает Сэнди.
– Да.
– Чего так быстро ушел? Приспичило?
– Да, знаешь, не очень хорошо себя почувствовал.
– Ладно, не беда. Ну, порадуй свою Лорен.
– Что ты имеешь в виду? – Найл закидывает чехол с гитарой за спину.
– Ну, сделай ей что-нибудь приятное. Разве Лорен этого не заслуживает?
– Ей ведь всего десять лет.
– Да, конечно. Ну, к примеру, на днях я водил свою племянницу в клуб «Уолсин Уотерс». Ей очень понравилось.
– Ах да. Ты, кажется, говорил… Но знаешь, мне бы сначала по счетам заплатить…
– Мне просто пришло это в голову. Ты, конечно, делай как знаешь. – Сэнди смотрит на фляжку, торчащую из кармана рубашки Найла.