– О, отлично. – Найл пытается говорить искренне; Лорен, щелкая серебристыми замочками, открывает футляр со скрипкой.
– Да, дела группы продвигаются неплохо. Похоже, нас ждет большое будущее. Представь только, мы становимся знаменитыми!
– Неужели? – Найл открывает бутылку «Джокера».
– Знаешь, шотландская Би-би-си готовит концерт фолк-музыки в Хайленде, и ходят слухи, что меня даже могут пригласить на интервью!
– Что ж, лучше и не придумаешь!
Сэнди широко улыбается своими неестественно белыми зубами.
– Ха! Держим кулачки, чтоб не сглазить. А нам, как ни крути, необходимо помещение для репетиций. Кстати, ты хоть иногда видишь этого Алана Мэкки?
– Ну да, он ведь живет чуть дальше по дороге. – Найл опускается на диван и делает большой глоток из бутылки, а Лорен тем временем отрабатывает движения пальцев на грифе скрипки.
– Тогда приглядывай за ним, ладно? У меня возникло какое-то странное чувство. – Он понижает голос. – Я видел, как он приставал к Диане прошлым вечером. В «Черной лошади». В его возрасте вообще-то следовало вести себя приличнее…
– Но для меня он не иначе как мистер Мэкки. Еще со школы.
– Да, понимаю. Для девчонок он просто преподаватель. У нас он тоже вел уроки физкультуры.
– Да ты что! Серьезно?
– Говорю же тебе, – он косится в сторону Лорен, – смотри в оба…
Глава 14
В воскресенье утром долго не светает. Лорен свешивается с кровати и тянется за перочинным ножом. Она все еще чувствует пальцы молодой женщины в своих волосах, ощущает ее холодные ладони… Бесконечные раздумья о том, что все это значит, вихрем кружатся у нее в голове и не дают покоя. Может быть, странная женщина появится снова… Возможно, это значит, что ее мать уже никогда не вернется. Лорен открывает нож: сверкает тонкое лезвие. Она пристально вглядывается в свое отражение в лезвии, затем складывает его обратно.
Наконец светает. В воздухе висит дымка. В саду за домом, в орешнике, поет малиновка. За окном кружатся снежинки, а на кремовой стене отражается едва заметная радуга. Когда Лорен раздвигает шторы, мир становится белым и наступает тишина…
На прикроватной тумбочке аккуратно разложены куклы-утешительницы. Из сада доносится жужжание отцовской бензопилы. Вообще, она научилась распознавать по звуку различные инструменты, которые он использует в своей работе: циркулярную пилу, триммер для живой изгороди, газонокосилку, шлифовальную машину.
Одеваясь, она достает из пенала синюю шариковую ручку и, стоя перед гардеробным зеркалом, рисует на правой стороне живота. Получается непонятное существо со множеством щупалец. Она пытается закончить его, но, глядя в отражение, рисовать все-таки трудно…
До обеда Лорен гуляет по засыпанному снегом лесу, ее старые синие джоггеры раздуваются над резиновыми сапогами. Скоро из церкви вернется Билли. На снег она не обращает никакого внимания. Она слушает крики птиц и ищет взглядом малиновок среди засыпанных снегом ветвей. Потом до нее доносится карканье вороны, и, расчищая дорожку вокруг хижины, она напевает себе под нос песенку «Про сапоги». Камни куда-то исчезли, от них остались лишь вмятины на земле. Интересно, камни – дело рук Мэйзи? Может быть, конечно, но даже для нее эта проделка слишком изощренна. Лорен кусает потрескавшиеся губы. Наверное, отец все-таки что-то от нее скрывает. Но и он бы не стал сюда приходить. Куртка у Лорен теплая, но холодный воздух все равно пробирает до костей, щиплет ее щеки. Она смотрит на голубое, чистое небо, но уверена, что вот-вот снова пойдет снег… Рядом с Джеймсоном ей намного спокойнее. А пес, словно чувствуя это, никуда далеко не отбегает. Уткнув нос в землю, он пробирается по тропинкам, которые она расчищает в зарослях папоротника.
Когда появляется Билли, солнце уже почти садится. Он снова хочет играть в войнушку. Лорен, почувствовав облегчение, соглашается поучаствовать, но только если он даст ей рацию.
– Хочу себе такую собаку, как Джеймсон, – говорит Билли. Он немного запыхался на холоде, и его нос покраснел. – И вообще мне кажется, что он любит меня больше, чем тебя. Разве не так, Джеймсон? Видишь? Я ему нравлюсь.
– Не придумывай! – хмыкнув, отвечает Лорен. Спорить с Билли почти всегда весело.
– А вот и нравлюсь!
– Ну не так же, как я! Меня он все равно любит больше. Джеймсон, ко мне!
Пес поднимает голову, затем снова принимается деловито обнюхивать землю.
– Ну же, Джеймсон. Дай лапу!
Лорен протягивает вперед руку:
– Хочу, чтобы Джеймсон стал выставочной собакой. Мы сможем тогда ездить на разные конкурсы. Может, даже на «Британский талант».
– Армейские собаки – это тебе не какие-нибудь псы для выставок.
– Но ведь он вовсе не армейский пес, – качает головой Лорен.
Снег заглушает остальные звуки в лесу. В новой игре Билли – уже генерал, который приказывает Лорен выполнить специальное разведывательное задание и попутно учит стрелять из пистолета.
– Я и так умею обращаться с пистолетом. У моего папы есть настоящий, – говорит Лорен. – Он мне показывал.
– Да ты что! – Билли закатывает глаза.
– Вот представь себе!
– В следующий раз принеси его, интересно ведь!
– Ну может быть, не знаю, – говорит Лорен, обращаясь скорее к деревьям, чем к Билли. На ощупь костяшки ее пальцев напоминают осколки льда. В сгущающихся сумерках она замечает вдали, на ветке, еще одного канюка. – Мне нравится снег, – говорит она. – Кругом такая тишина.
Снег вселяет в нее надежду… Билли ломает большую ветку и ничего не слышит.
– В Париже было не так холодно. Мы здорово провели время.
– Ты когда-нибудь перестанешь носить эту шляпу? – спрашивает она, указывая на его бейсболку футбольного клуба «Абердин». Она помнит, что два года назад ее подарил ему дядя. – Готова поспорить: ты так ее любишь, что, наверное, даже спишь в ней.
Она пытается стащить бейсболку с его головы, но Билли отталкивает ее, мягко, но решительно.
– Ты ведь не болельщица «Абердина», – произносит он, слегка улыбаясь. – Так что не трогай.
– Как скажешь, дружище, – говорит она, зная, что это его разозлит, и уходит, чтобы собрать побольше веток и укрепить ими стены их хижины. Они почти никогда не заходят внутрь, не сидят там, но Билли как-то предложил – летом, естественно – разбить там палатку на ночь. И вдоволь наиграться.
Джеймсон между тем усердно роется в земле, как будто наткнулся на норку крота. Когда Лорен подходит ближе, в воздухе мелькает что-то маленькое и твердое, сверкая в отблеске вечернего солнца. Она видит, как предмет падает в кучу листьев, присыпанных снегом и похожих на замороженные бисквиты. Она ворошит их веткой. В этой части леса обычно нет птиц. Снег здесь нетронутый и напоминает сахарные холмики, на которых встречаются редкие вереницы оленьих следов.
Лорен чувствует, как холод сквозь сапоги проникает в ее носки. Пошарив еще немного, она натыкается на тусклый кусочек металла: серебряное кольцо. Подняв его, она видит, что кольцо имеет форму рук, которые держат сердце. Она пытается отдышаться на холоде… Лес, Билли и весь остальной мир мгновенно исчезают. Она крепко сжимает кольцо в кулаке, как будто это единственное, что у нее осталось на свете…
– Мама. Мамочка…
Глаза наполняются горячими слезами, ноги становятся ватными, и она опускается на колени. Она больше не понимает разницы между реальностью и наваждением. И все же пальцы явственно чувствуют холод скользкого металла. Она разжимает их. Кольцо все еще там. Она вытирает глаза и щеки перчаткой, вытягивает руку на морозный воздух и надевает кольцо на большой палец.
Подозвав Джеймсона, она срезает путь.
Солнце клонится к закату, рация надрывается от помех, а вскоре в динамике раздается голос Билли:
– Лорен. Лорен. Куда ты пропала?
Она видит приближающийся силуэт Билли. В небе висят тяжелые облака, сквозь черные кроны деревьев видны звезды, напоминающие большие блестящие камни на дне реки.
С заходом солнца похолодало, и Лорен ежится, обнимая себя обеими руками.
– Уже стемнело. Пошли, – говорит Билли. – Мне еще домашнюю работу делать.
Ей не дает покоя мысль о завтрашних уроках. Они собирают разбросанные вокруг предметы: пластмассовый бинокль, самодельную катапульту, ржавый чайник, кусок веревки – и относят в хижину. Потом долго спорят, стоит ли забрать домой пакет с бурбунским печеньем, украденный из кладовки в доме Билли. И наконец принимают решение оставить его в консервной банке, наполовину зарыв ее в мерзлую землю.
Обратно в Клаванмор они возвращаются по петляющей тропинке, заросшей заснеженными папоротниками. Ей нравится, когда Билли шагает рядом в своей абердинской шапочке и болтает про войнушку. Он как симпатичный старший брат, о котором она всегда мечтала. Лорен перекатывает серебряное кольцо в кармане между указательным и большим пальцами. Лес окутывает сумрак, и белый снег постепенно становится темно-серым, затем все вокруг погружается в черноту ночи…
Глава 15
Найл затирает последний шов и отступает назад.
– На сегодня, видимо, все, – говорит он.
Катриона его не слышит. С тех пор как он в последний раз был у нее на ферме, все вроде бы вернулось на круги своя. Наверное, она его простила. Он сует руку в карман куртки, достает свою фляжку и делает глоток. Потом выходит в темный коридор, переступая через только что уложенную плитку, на кухню, откуда доносится запах готовящейся пищи. Прекрасный дом, и ему нравится в какой-то мере – пусть и ненадолго – быть его частью. Он шагает в открытую дверь. И видит Катриону – в черных легинсах и просторной рубашке. Она стоит босиком на полу, устеленном терракотовой плиткой.
– Смотри не простудись, – тихо говорит он.
На лице Катрионы мелькает замешательство, затем она натянуто улыбается.
– О, теперь мне намного лучше…
У нее до сих пор заложен нос.
На стеклянной разделочной доске лежит пара форелей. Она берет одну из них и просовывает длинный тонкий нож под левым плавником, делая глубокий разрез по направлению к голове. Ее пышные волосы стянуты сзади лентой в горошек, а короткие ногти накрашены вишнево-красным лаком. Из серебристого магнитофона доносятся звуки незнакомого, но очень классного гитарного риффа. Катриона переворачивает рыбу и начинает резать с другой стороны.