— Отстань от него, — посоветовал Рейнеке. — Чего ты хочешь от ребёнка?
— Чтобы он заткнулся и не мешал мне работать! — немедленно ответил Нивард. — Вот что, Робин, ты предложил хорошую мысль и помог мне сделать открытие. Поэтому я не убью тебя за то, что ты помешал мне спать. Но сейчас заткнись и не смей тут реветь, понял?! И выкинь из головы, что я добрый. Добрый! Хорошо, тебя не слышит канцлер Ортвин.
— Но я… — запротестовал было ребёнок.
— Всё, заткнись и не мешай мне! — потребовал чёрный маг. — Ты хотел увидеть Рейнеке — вот он, подавись им, а от меня отстань. Добрый! Надо же было придумать!..
Рейнеке поманил мальчишку за собой и увёл подальше от погружённого в работу приятеля.
— Начни сначала, — предложил чёрный маг. — Кто ты такой?
— Я Робин, — немного обижено напомнил мальчишка, снова усаживаясь на землю. — Однажды в ночь на праздник рассвета весны я услышал пение. Оно было такое красивое! Я пошёл и увидел… увидел… они светились! И музыка… пели такими красивыми голосами… я пробрался туда, и тоже плясал с ними, а потом наступило утро и кто-то сказал «Ах, бедный малыш!», а кто-то сказал «Пусть останется с нами!», и я прожил у них много-много дней, и соскучился по маме с папой, и по братикам… я искал дорогу, но они только смеялись и говорили «С нами лучше, оставайся!». А потом я услышал твою музыку и пошёл за тобой. Но моей деревни больше нету.
Он шмыгнул носом, но больше плакать не стал. Вместо этого он с восторгом уставился на волшебника.
— А у тебя правда есть волшебная дудка? — спросил Робин. — Я видел, как ты колдовал! Вот бы мне так!
— Это не колдовство, — наставительно ответил Рейнеке, — а апробация уникального артефакта.
— Апро… апро… акация… — запинаясь, попытался повторить мальчишка. — Покажи, а! Как ты это делаешь?
Рейнеке сунул руку за пазуху, но в то же время подул сильный ветер. Он сбил грязно-серую шапку с головы мальчишки, растрепал его волосы и на какое-то время на паренька невозможно было прямо взглянуть. На глаза мага набежала слеза, он смогнул… показалось… показалось ли… что голова у Робина будто бы больше, чем у детей такого роста, хоть и ненамного, а волосы ярко-рыжие, и какой-то странной жадностью горят бледно-зелёные огромные глазищи. Мальчик заискивающе улыбнулся. Зубы у него были мелкие, редкие и очень острые. Рейнеке сморгнул. Наваждение пропало. Обычный человеческий мальчишка, тощий, грязный… глаза большие, правда, но это понятно, если он месяц голодал… вот ведь исхудал как…
— Потом покажу, — покачал головой маг. Ветер предупреждал его. О чём? Что за народ мог иметь такую уродливую внешность? Или помстилось?
Лика упоминала только эльфов, сильфов, русалок и саламандр. Она не говорила ни о каких уродливых созданиях. В глазах Лики все, кроме людей, были прекрасны. А это…
— Ты — уродливое отродье, — вспомнил он. — Я видел эльфов. Они прекрасны.
— Ты видел Юных Доброго Народа. Я — древнее. Но, если хочешь…
И она превратилась в статную красавицу.
— Я из Старых Доброго Народа.
— Столько юношей лучше тебя! Прекрасных и добрых! Каждый год! Мечтали! Просили!
О чём они мечтали? О такой вот флейте ветров?
Ветер подул снова, на этот раз не стегнув прохладным потоком воздуха по глазам, а со свистом задувая в уши так, что мерещились какие-то звуки. И Рейнеке вдруг понял, что узнал голос мальчишки. Это он кричал «Бабушка!», когда маг разговаривал со старой уродливой Бадб.
— Покажи… — отвлёк его от размышлений мальчишка.
— Покажу, — пообещал волшебник, стараясь отвлечься от злого и голодного выражения глаз ребёнка. Как он сразу их не заметил? — Но сейчас мне нужно кое-что сделать. Мне нужны маленькие дощечки… щепки, может быть… можешь найти? А я пока займусь едой. Нивард, как колдовать примется, обо всём забывает.
Он подмигнул.
Мальчишка захихикал. Маг вздрогнул. Он слышал этот смех. Он сопровождал его последние… сколько лет? А потом всегда что-то происходило. Протекала крыша, проламывался пол, лучший друг предавал его в бою (их тогда хотели побить керлы за то, что они натворили на полях… ну, и за пару-тройку соблазнённых керли тоже обиделись).
Покуда твои проклятья с тебя будут сняты, если не натворишь бед.
Но можно ли верить эльфам?
Они поделили по-братски печёную картошку, честно оставив Ниварду его долю. Робин послушно натаскал дощечек, щепок и даже веток. Рейнеке отогнал его подальше и принялся колдовать. Он рассуждал просто.
Эльфом надо быть, чтобы колдовать как они. Быть светом, смехом, счастьем, горем, плачем и темнотой, быть самой жизнью. Забыть о прошлом и не думать о будущем, никогда ничего не жалеть и не желать. Разве этому можно выучиться?
Эльфы — сама жизнь. Знаки жизни рисуют белые маги, но знакомы они, конечно, всем орденам. Рейнеке заботливо чертил знаки жизни, стараясь наносить парные узоры на щепки разных размеров. Маленькие он откладывал в сторону, большие он складывал у своих ног.
Что может быть противоположно жизни? Только смерть. Знаки смерти рисуют серые, но Рейнеке знал и их. Он перевернул все маленькие щепки и дощечки и на обратной стороне нарисовал знаки смерти. Получилось так хорошо, что самому было противно касаться. Потом подобрал большие и начертал знаки родства и притяжения. Перенёс их на маленькие. Разбросал большие — рядом с собой и даже подальше. Робин поглядывал на него, лукаво усмехаясь. Но Рейнеке, будто не замечая мальчишку, достал чашку и начертал на ободе знаки смерти. Придётся выкидывать, получилась потрясающая пакость. Но что тут поделаешь? Он вымочил в порченной воде соломинки, а после принялся связывать ими щепки. Вслух он не произносил ничего: не хотел выдавать своих намерений. Но всю свою волю напряг, чтобы соединить воедино большие и маленькие дощечки. Из маленьких получилась клетка. Грубоватая, но все знаки жизни были внутри, а смерти — снаружи. На последней щепке Рейнеке надписал имя эльфёнка. Это был самый рискованный шаг: тот мог его обмануть. Но…
— Что это ты делаешь? — не выдержал молчания мальчишка. Рейнеке усмехнулся и подмигнул. — Чего молчишь? Смешная какая клетка… без входа. Кого ты будешь ловить? Птичек? Или мышек?
Рейнеке молча засмеялся. Если слово обладает силой, то не меньшей силой обладает молчание. К тому же… что-то ему было понятно в этом мальчишке. Что-то было очевидным. Тот разозлился. Маг этого и ожидал.
— Ты, наверное, спятил, — решил Робин. — Наверное, ты украл свою дудку. А сам и играть на ней не умеешь. И колдун из тебя плохонький.
Мал снова беззвучно засмеялся, мысленно заклиная мальчишку подойти поближе.
— Эй, ты чего?! — ещё сильнее рассердился Робин. — Я знаю! Ты решил меня обмануть! Глупый маг! Разве тебе со мной сладить?!
Волшебник всё ещё молчал и тогда разозлённый эльфёныш шагнул к нему прямо по разбросанным дощечкам.
Под голой пяткой мальчишки хрустнула первая дощечка. Волшебник быстро достал подаренную Ликой дудочку. Молчание мага — это больше, чем просто тишина. Он приложил дудочку к губам, но не извлёк ни звука. Эльфёныш шагнул ближе. Вот он перешагнул ещё одну дощечку, вот наступил на третью. Рейнеке сделал знак руками, замыкающий круг… что-то потемнело…
— Так нечестно!!!! — закричал многократно уменьшенный мальчишка и застучал кулочками по клетке. Наваждение с него слетело, и теперь Рейнеке видел ребёнка со слишком большой головой, бледно-зелёными глазищами и копной рыжих волос. Одет мальчик был в зелёную одежду и красную шапочку. Цвета эльфов. Не то чтобы Рейнеке сомневался. — Рейнеке-маг! Ты гнусный обманщик! Выпусти меня отсюда!!!!
Волшебник засмеялся.
Робин попытался ухватиться за прутья клетки руками, но знаки смерти его обжигали.
— Не нравится? — сочувственно спросил Рейнеке. — Так-то, братец. А мне, думаешь, твои шуточки нравились?
Глава девятая. Небо
— Выпусти меня! — протестовал мальчишка. — Выпусти! Я бабушке пожалуюсь!
— Этой уродливой старой карге, которая чуть не пришибла меня клюшкой? — поинтересовался маг. — Жалуйся, кто мешает. Если сможешь.
Мальчишка надулся и сел на пол клетки.
— Вредный ты, — пожаловался он.
— Да уж не полезный, — отозвался Рейнеке. — Что мне с тобой делать, а, Робин? Может, засунуть в бочку и выкинуть в реку?
— Думаешь, я испугаюсь? — задрал нос эльфёнок.
— Конечно, тебя выпустят русалки. Ещё бы ты боялся воды.
Робин скривился.
— Сам едва от них ушёл, а теперь думаешь, что другим просто. Я-то петь не умею!
— А ты никак на жалость давишь? — поднял брови Рейнеке. — Может, мне вырыть яму поглубже, а? В земле-то никто, надеюсь, до тебя не доберётся.
Робин скорчил ему рожу.
— В воздухе сильфы, в воде русалке, в огне саламандры. Почему ты, смертный, думаешь, что в земле никого нет?
— Но Лика…
— Л'ииикькая, — издал эльф тот странный свист, который заменял девушке имя, — сильф, дитя воздуха, она ничего не знает про землю. Там живут гномы. Они ходят сквозь землю, как сильфы ходят по воздуху. Они ищут клады и съедают зарытое золото. Мерзкие создания.
Он скривился ещё больше. Рейнеке молчал, раздумывая, как ему поступить дальше, и разглядывал свою добычу.
— Слушай, смертный, — прервал молчание эльф. — Давай торговаться.
— Мне ничего не нужно, — покачал головой волшебник.
— Неправда! Всем людям что-то да нужно. Хочешь, я покажу тебе, как найти кладовую гномов. Золота там…
Он причмокнул, как будто рассказывал о прекрасном кушанье. Рейнеке засмеялся.
— Ну, хорошо, ты не хочешь золота. Тогда что? Давай, я тебе подарю благополучие, а? Пусть на твоих землях всегда будет урожай, хочешь?
Рейнеке покачал головой.
— Ну и дурак. Керлы в твоих владениях нищие, а ты нос воротишь!
— У меня нет владений, — покачал головой маг.
— Тогда, хочешь, я приведу тебе коня, а? Хватит пешком ходить! Скакун такой, что ветер обгоняет… ну, как договоритесь. Голос — как колокол, день скачет, ночь скачет, не устаёт.