— Зануда ты, смертный! Рядом с тобой и я становлюсь занудой. Ну, хорошо. Давай по порядку. Твой учитель держал твою тётушку в плену. Это раз. Два — он давно готовил заклинание вроде того, которым ты поймал родню Л'ииикькаи. Три — твой кузен Д'ооооврд тут тоже давно крутился. Я решил связать все нити воедино до того, как твой учитель придумает что-то совсем уж опасное.
Он подпрыгнул на месте и снова чинно уселся.
— Ну, и отомстить тебе — тоже было приятно, сын земли! Впредь будешь знать, как шутить со мной шуточки!
— Впредь буду знать, как иметь с тобой дело, — проворчал волшебник. — Что Доварду здесь надо?
Эльф развёл руками.
— Мать. Л'ииикькаю. Не знаю, смертный. Его нить ещё не раскрылась.
— Почему ты сразу не объяснил мне про эти первые, вторые и третьи?
— А зачем тебе знать? — холодно и как-то по-взрослому спросил мальчишка. — Какое тебе дело?
— Но если Лика… если у неё от меня…
— Что тебе за дело до комочка материи, который зреет на дне ручья? — пожал плечами эльф. — Ты не сможешь назвать это своим ребёнком, ты не сможешь о нём заботиться, даже если и захочешь. Живи как жил, смертный.
— Комочка материи? — не понял маг.
— Смесь земли и воздуха, ни то, ни другое. Оно может выжить только в воде, смертный.
— Но потом оно… но потом ребёнок родится!
— Вылупится, — ехидно подсказал эльфёнок. — Слушай, смертный, ты дурак. Я расскажу тебе, почему твой дядюшка не признал Д'ооооврда. Он сделал для него всё, что мог, но дети редко бывают благодарны родителям.
— Так скажи и перестань скалить зубы, — сердито бросил волшебник. Намёки и недомолвки мальчишки его раздражали.
Эльф снова демонстративно вздохнул.
— Подумай сам своей дубовой головой, сын земли! Он же не человек! Д'ооооврд никогда не был младенцем, никогда не знал материнской груди. В год он уже мог бегать, прыгать и лазить по деревьям, в пять лет то и дело сбрасывал плоть, чтобы слиться с ветрами, а в десять выглядел старше, чем ты сейчас. Думаешь, сколько лет твоей возлюбленной?
— Сколько? — обречённо спросил маг.
— Лет семь, я полагаю. Или восемь.
— Сколько?!
— А что ты так удивляешься, смертный? Тебя же не смущает, что мне сто лет?
— Сколько?!
Эльфёнок противно захихикал.
— Я не шучу, сын земли. Сильфы взрослеют быстрее, чем люди: им не приходится день за днём растить и обучать тяжёлую плоть. Эльфы же никуда не торопятся. Не переживай, Л'ииикькая была взрослой по меркам своего народа в тот день, когда ты её впервые увидел. Видишь ли, на детей сильфов смертный прах не налипает. Только на взрослых и только на тех, у которых нет своих детей. Ну, или на тех, кто уже побывал на земле. Думаешь, почему с Л'ииикькаой никто, кроме Д'ооооврда, не хотел вить гнездо?
— Зачем ты мне всё это рассказываешь? — устало спросил Рейнеке.
— Чтобы ты понял: сильфы — не люди. Твой дядюшка не мог признать сына, он слишком мало похож на человека, чтобы быть в безопасности среди людей. И ты не сможешь признать. Проще забыть.
— Но почему Довард настаивал, чтобы я взял на себя заботы о ребёнке? — запутался Рейнеке.
— Он наполовину человек, — сочувственно ответил эльф. — К тому же… Видишь ли, сын земли, он спросил мать Л'ииикькаи — её первое из трёх, спросил отца — второе, но третьего — согласия самой Л'ииикькаи — не получил. Она сослалась, что сама является матерью — первым из трёх для своего ребёнка. Но дочери воздуха, вернувшись на небо, забывают о своих детях и не переживают за их судьбу. Она никогда бы не сослалась на эту обузу, если бы хотела за Д'ооооврда замуж.
— Хочешь сказать, он принуждает её? — запутался Рейнеке.
— Наконец-то ты понял!
От радости Робин подпрыгнул на высоту в два человеческих роста, спустился на высоту одного и завис там, глядя на сидящего на земле волшебника сверху вниз.
— А тебе-то зачем её спасать?
Робин плюхнулся на землю и угрюмо посмотрел на волшебника.
— Мне очень нужно. Я уже почти всё сделал, ты слышишь, она обещала — всё за всё! Я бы предпочёл забрать её нож — ну, или нож твоей тётушки, но всё за всё — такое обещание, за которое нужно хвататься.
— Ты меня только запутал, — сердито произнёс Рейнеке.
— Не переживай, сын земли, — ободряюще похлопал его по плечу эльф. — а теперь вставай и пойдём к гномам!
— Да к гномам-то зачем?!
— Незачем вам к гномам являться, — раздался рядом… голос. Рейнеке не знал, как назвать то, что он услышал. Если голоса сильфов были похожи на птичье крики, то сейчас до него донёсся стук камней, сложенный в слова.
— И тебе долго жить, Ргырпырлог!
— Ргрпрлг! — поправил его странный голос, доносящийся из-под земли. — Ты надоел нам, Рбн!
— Подумаешь, всего-то пару горстей…
— Мешков! — проворчал голос. — Ты сыпал песок в наши ходы, Рбн! Я, Ргрпрлг, пришёл спросить тебя: чего ты хочешь от детей камня?
— Это кто — гном?! — не сразу нашёлся со словами Рейнеке.
— А кто же, — вздохнул Робин. — У кого ещё может быть такое ужасное имечко?
— Я всё слышу! — раздалось из-под земли.
— Вообще-то с ними нельзя разговаривать, — зачем-то объяснил эльф. — Я имею в виду, что они нас едва видят, а слышать вовсе не могут. Потому-то он и прячется: чтобы наши голоса прошли земли и он мог вообще разобрать, о чём мы говорим.
— Врёшь ты всё, — пробурчал Ргырпырлог. — Закройте глаза.
Робин так демонстративно зажмурился, что Рейнеке решил последовать его совету. Земля задрожала, как будто кого-то пыталась выплюнуть, а потом успокоилась.
Волшебник осторожно приоткрыл один глаз. Ничего ужасного не увидел и открыл оба. Перед ним стоял невысокий сутулый человечек. Ростом он едва достигал взрослому человеку до пояса, но в плечах был шире самого Рейнеке. Одет гном был в штаны и рубаху, сшитые из чего-то, похожего на грубую белёсую ткань. На голове у него был медный, позеленевший от времени колпак. Но всего удивительнее были кусочки смарагда, закреплённые у него на глазах и камушки, закрывающие уши.
— Что пялишься, смертный? — проворчал гном. — Никогда не видел детей камня?
— Никогда, — подтвердил Рейнеке.
— Скалы и пропасти! Ну, слушай, одежда на мне соткана из каменной кудели. Ты об этом хотел спросить?
— Н-н-нет… — растерялся волшебник. — А про… про… ну, на глазах… и уши…
— Рбн тебе всё сказал! — возмутился Ргырпырлог. — Я не слышу сквозь воздух! Да и не вижу! Я же гном!
— А…
— Даже у людей принято здороваться, — проворчал гном. — И представляться. Ты моё имя знаешь, а я твоё нет.
— А… Я… М-м-м… Рнк по-вашему.
— Умный мальчик! — удивлённо сказал гном. — Ты волшебник, да? И хороший волшебник. Только очень уж маленький.
Рейнеке слегка растерялся. Он никогда не считал себя хорошим волшебником, и уж тем более не ждал такой похвалы со стороны.
— Ты разговариваешь с эльфами, — объяснил гном. — Видел русалок, сильфов, можешь разглядеть хитрюгу-саламандру в пламени… Сейчас со мной беседуешь. Ты хороший волшебник!
— Но я же ничего не сделал! — изумился маг.
— Я и говорю — маленький. — Рбн, объясни этому младенцу: его дело — встречаться с чудесами, а он может даже разговаривать с ними!
Эльф рассмеялся.
— Не ждал от тебя, Ргырпырлог! Я думал, ты не любишь людей!
— Я никого не люблю, — проворчал гном. — Твоему младенцу и так не повезло: он связался с тобой! Зачем его ещё и мной пугать?
— Ргырпырлог — гном-говорун, — зачем-то объяснил эльфёнок. — Он не добывает волшебные камни, не ищет золота, а только общается с разными кошмарами вроде меня.
— Все камни — волшебные, — возразил гном и уставился на Рейнеке сквозь зеленовато мерцающие смарагды. — Зачем ты привёл ко мне этого ребёнка?
— Чтобы спросить, — беспечно ответил эльфёнок и снова встал но голову. — А ему всё интересно.
Он принялся болтать ногами в воздухе.
Гном снял с глаз смарагды — они оказались соединены между собой проволокой — и принялся их протирать. Без камней его глаза казались маленькими и слепыми как у крота.
— Ему неинтересно, — сообщил Ргырпырлог, водрузив смарагды на место и внимательно осмотрев Рейнеке. — Ты странно его воспитываешь. Зачем ты показываешь ребёнку чудеса, когда ему неинтересно?
— Я не ре… — начал было Рейнеке, но осёкся.
— Для волшебника ты младенец, Рнк, — строго ответил ему гном. — Ты только начал встречаться с чудесами. Но твой учитель плохо о тебе заботится. Рбн! Почему ты так плохо заботишься о своём ученике?
— Делать мне нечего — обо всяких смертных заботиться, — засмеялся эльфёнок.
— Хватит! — закричал Рейнеке и вскочил на ноги. — Я устал от ваших недомолвок, тайн и оскорблений!
— Ты сердишься, — одобрил гном. — Это хорошо.
— Фу-ты-ну-ты, — захихикал эльфёнок. — Какие мы обидчивые!
— Я могу провести вглубь земли, но только его одного, — неожиданно заявил Ргырпырлог. — Ты слишком весёлый для этого. Пойдём, ребёнок. Пока ты не успокоился.
Прежде, чем Рейнеке успел возразить, гном взял его за руку своей широченной лапищей, и перед глазами волшебника в который раз померкло.
— Держи, — сунул ему в руки что-то холодное и твёрдое гном. — Это хрусталь горный. На глаза надень. Будешь видеть под землёй.
Рейнеке послушался и темнота перед ним действительно стала рассеиваться.
— Ты слишком лёгкий, ребёнок, — заявил гном. — Злись, пока мы идём, а то выкинет. Земля, она, видишь, какая, воздуха не понимает.
— Зачем ты меня сюда затащил? — сердито спросил Рейнеке.
— Скалы и пропасти! — проворчал Ргырпырлог. — Он ещё спорит! Совсем ребёнку голову задурили!
— Я не ребёнок! — заскрипел зубами волшебник.
— Знаешь, сколько мне лет? — веско спросил гном. — Вот и молчи.
— Ты не ответил, — напомнил волшебник. Гном тащил его за руку куда-то вперёд по тёмному ходу, в котором под ногами то и дело попадались камни, так что Рейнеке едва успевал переставлять ноги и не падать.
— И не собирался, — скрипуче засмеялся гном. — Лучше посмотри на себя, ребёнок. Ты ничего не замечаешь?