– Что? Что? – грозно перебил судья.
– Она выглядела молодой девушкой из благополучной семьи, милорд.
– И как долго продолжалась ваша идиллия в Ларборо? – спросил Кевин.
– Совпало так, что мы в один и тот же день должны были уезжать. Ей надо было домой – каникулы кончились, она уж и так задержалась у тетки, чтобы со мной встречаться, – ну, а мне надо было по делу в Копенгаген. Она вдруг заявила, что не хочет домой и не возьму ли я ее с собой в Данию. Я сказал, что нет. Я уже не считал ее таким невинным ребенком, каким она мне поначалу показалась, я уже к этому времени ее лучше знал, но все же думал, что девчонка неопытная… Ей же всего шестнадцать.
– Это она вам сказала, что ей шестнадцать?
– Ей исполнилось шестнадцать как раз в Ларборо… – И, скривив в усмешке губы под черными усиками, Чэдуик добавил: – Это мне стоило золотой губной помады.
Роберт взглянул на миссис Уинн и увидел, что она закрыла лицо руками. Лесли, сидевший рядом с матерью, уставился на Чэдуика недоверчиво и испуганно.
– Итак, когда она попросила вас взять ее с собой, вы считали, что она неопытная шестнадцатилетняя девочка?
– Вот именно.
– Когда же вы изменили свое мнение о ней?
– Она… Ну… убедила меня, что она не…
– Что «не»?
– Что не неопытная.
– Итак, вы решили, что можете, не испытывая угрызений совести, спокойно взять ее с собой в Данию?
– Ну, положим, угрызения-то у меня были, но с девчонкой было так… ну, весело, что ли, что неохота было с ней расставаться…
– Значит, вы с ней поехали за границу, выдав ее за жену?
– Да.
– А она не боялась, что семья будет о ней беспокоиться?
– Нет. Она мне сказала, что у нее еще две недели каникул и дома будут думать, что она у тетки в Мэйншиле. Тетке она сказала, что едет домой, а домой написала, что осталась у тетки.
– Вы помните, когда именно вы уехали из Ларборо?
– Помню. Двадцать восьмого марта во второй половине дня я договорился с ней встретиться на автобусной остановке в Мэйншиле. Там она меня и ждала и села ко мне в машину.
Перед тем как задать следующий вопрос, Кевин сделал паузу, чтобы присутствующие успели полностью оценить важность этого сообщения, и Роберт подумал, что если бы в зале суда не было ни одного человека, и тогда наступившая тишина не могла бы быть более мертвой.
– Итак, вы взяли ее с собой в Копенгаген. Где вы остановились?
– В отеле «Красные башмачки».
– Сколько пробыли там?
– Около двух недель.
В зале послышался ропот удивления…
– А затем?
– Ну, вернулись в Англию пятнадцатого апреля. Она мне сказала, что ей надо быть дома шестнадцатого. А по дороге вдруг говорит, что должна была вернуться одиннадцатого, и, значит, выходит, что уже четыре дня неведомо где пропадает…
– Она нарочно ввела вас в заблуждение?
– Да.
– Объяснила она вам, зачем это сделала?
– Да. Чтобы ей уже невозможно было вернуться. Заявила, что напишет домой, будто нашла работу, что живется ей хорошо и пусть они не беспокоятся.
– Ее не тревожило, что она причиняет страдание людям, которые ее любят?
– Ни капли. Она сказала мне, что жизнь дома ей давно осточертела.
И вновь Роберт, не удержавшись, взглянул на миссис Уинн, но тут же отвернулся. Было видно, что она испытывает крестную муку…
– Ну, и как вы отнеслись к сложившейся ситуации?
– Обозлился поначалу. Она ведь поставила меня в жуткое положение!
– А за девочку вы не беспокоились?
– Да не так чтобы очень…
– Почему же?
– К тому времени я уже понял, что она из таких, которые не пропадут!
– Что именно вы хотите сказать?
– А то, что если кто-то идет не так и кому-то от этого плохо, то, уж во всяком случае, не Бетти Кейн!
Это имя напомнило аудитории, что девушка, о которой идет тут речь, – Бетти Кейн! «Их» Бетти Кейн! Та самая, что похожа на святую Бернадетту! И в зале послышался звук, будто множество людей одновременно вздохнули.
– Итак?
– Итак, мы долго тянули резину…
– Что? Что? – спросил судья.
– Мы долго обсуждали положение…
– Продолжайте, – сказал он, – но придерживайтесь общепринятого языка.
– Ну, значит, мы долго все это обсуждали, и наконец я решил, что отвезу ее в мой дачный домик, в окрестностях Лондона. Мы с женой ездили туда на конец недели и на летние каникулы, но в другое время года – редко. Она согласилась, и я отвез ее туда.
– И вы с ней провели там ночь?
– Да. На другой день вернулся домой, а через недельку вновь приехал в дачный домик и провел там несколько дней.
– Ваша жена удивлялась тому, что вы не ночуете дома?
– Ну, не так чтоб сильно…
– А что было дальше?
– А дальше было то, что однажды я приехал на дачу и увидел, что девочка исчезла.
– Как вы это себе объяснили?
– Видите ли, последние дни она стала скучать. Ей поначалу нравилось заниматься домашним хозяйством, но это развлекало ее всего денька два-три, а потом надоело. И я подумал, что я тоже ей надоел и она нашла кого-нибудь или что-нибудь поинтереснее.
– Позже вы узнали, куда она делась и почему?
– Узнал.
– Вы слышали, как Бетти Кейн давала сегодня показания?
– Да.
– Она утверждала, что ее насильно держали в доме неподалеку от Милфорда. Это та самая девушка, которая ездила с вами в Копенгаген, а затем жила на вашей даче?
– Та самая.
– Никаких сомнений у вас в этом нет?
– Нет.
– Благодарю вас.
Пока Кевин усаживался, а Бернард Чэдуик оставался на месте, ожидая вопросов Майлса Эллисона, в зале слышались вздохи. Роберту хотелось знать, способно ли лицо Бетти Кейн отражать иные чувства, кроме испуга, кроме торжества? Дважды видел Роберт, как на этом лице было написано ликующее торжество, и однажды, когда в гостиной дома Фрэнчайз старая миссис Шарп вплотную приблизилась к Бетти, на лице ее отразился испуг. Сейчас же она смотрела так спокойно, будто тут не о ней говорили. И Роберт подумал, что это впечатление спокойствия вызвано ее наружностью: широко поставленные глаза, гладкий лоб и маленький невыразительный рот, всегда немного по-детски надутый. Эта маска много лет скрывала истинное лицо Бетти Кейн, скрывала даже от ее близких. Великолепная маска! Фасад, прячась за которым она могла делать все, что ей заблагорассудится!
– Не находите ли вы, мистер Чэдуик, что ваши показания несколько запоздали? – спросил Майлс Эллисон.
– Как это запоздали?
– Ведь об этом деле шумят газеты вот уже три недели, если не больше. Если то, что вы тут рассказали, правда, вам должно было быть известно, что двух женщин обвиняют в преступлении, которое они не совершили. Если Бетти Кейн и в самом деле была с вами, почему вы не уведомили об этом полицию?
– А потому что я ничего об этом не знал.
– Это каким же образом?
– А я снова ездил за границу по делам фирмы. Я узнал об этом деле всего пару дней назад.
– Понятно. Вы слышали показания девушки и вы также слышали свидетельство врача, сообщившего о том состоянии, в котором она явилась домой. Это вы избили ее?
– Нет.
– Вы сказали, что, приехав однажды, обнаружили, что она исчезла?
– Да.
– Собрала свои вещи и исчезла?
– Да. Так мне тогда показалось.
– Вы хотите сказать, что ее вещи, ее чемодан исчезли вместе с ней?
– Да.
– Ведь она явилась домой в одном платье на голом теле!
– Я об этом узнал гораздо позже.
– Значит, явившись в свой дачный домик, вы нашли его пустым, без каких-либо признаков внезапного, поспешного отъезда?
– Да.
Затем для дачи показаний была вызвана Мэри Фрэнсис Чэдуик. В зале произошло движение: все поняли, что это жена.
Френсис Чэдуик была высокая, хорошенькая блондинка с лицом и фигурой манекенщицы, но для этого занятия она уже не годилась: располнела. Но судя по добродушному выражению ее лица, она этим фактом отнюдь не была огорчена.
Она сообщила, что предыдущий свидетель в самом деле ее муж. Нет, детей у них нет. Она все еще работает в магазине дамской одежды – не потому, что нуждается, а лишь для карманных денег и еще потому, что ей эта работа нравится. Да, она помнит, что муж ездил в Ларборо, а затем в Копенгаген. Приехал из Копенгагена на день позже, чем обещал, и эту ночь провел дома. Ну, а на следующей неделе Фрэнсис заподозрила, что у мужа кто-то появился.
Подозрение подтвердилось, когда приятельница сообщила ей, что в их дачном домике живет кто-то посторонний.
– Вы говорили об этом с мужем? – спросил Кевин.
– Нет. Какой смысл? Девчонки летят на него как мухи на мед.
– Что же вы предприняли? Что решили делать?
– А то, что всегда делаю с мухами.
– Именно?
– Бью их!
– Итак, вы поехали на дачу. Что же вы там обнаружили?
– Я поехала вечерком попозже, думая застать там Барни…
– Барни? Это ваш муж?
– А кто же? Еще как… – И тут, поймав взгляд судьи, Фрэнсис поспешно добавила: – Я хотела сказать – да, мой муж.
– Ну а дальше?
– Дверь была не заперта, и я вошла в гостиную. Из спальни слышу женский голос: «Барни, ты? Я так без тебя соскучилась!» Вхожу и вижу, что она валяется на кровати в эдаком кружевном одеянии, какое носили женщины-вамп в фильмах десятилетней давности. Валяется и поедает шоколадные конфеты из огромной коробки, стоящей тут же, на кровати…
– Прошу вас, миссис Чэдуик, говорите о главном!
– Извиняюсь. Ну, произошел обычный обмен…
– Обмен?
– Я хочу сказать, обмен любезностями на тему – какого черта ты тут делаешь и в таком роде, сами понимаете… Оскорбленная жена и любовница, застигнутая врасплох. Обычно я головы не теряю, меня все это не слишком расстраивает. Бывало, мы как следует поорем, а особо сильных чувств друг к другу не испытываем. Но в этой потаскушке было что-то такое, что я…
– Прошу вас, миссис Чэдуик!
– Ладно, извиняюсь. Но вы же сами просили, чтобы я своими словами рассказывала. Ну, короче говоря, эта маленькая… эта девчонка сильно подействовала мне на нервы. Я просто себя не помнила. Сдернула ее с кровати и как следует хватила по физиономии. Она так удивилась, что я чуть со смеху не померла. Видно, ее никогда еще не били. Сказала: «Ах, вы меня ударили!» Умереть, ей-богу! А я ей: «С этой минуты, моя куколка, жди, что еще многим захочется тебя отлупить!» Ну и дала ей еще разок. Началась у нас драка. Сознаться откровенно, так преимущество было на моей стороне: и выше я ее, и полнее, и уж больно была зла! Сорвала я с нее это дурацкое кружевное одеяние и колотила ее, пока она не споткнулась о ночную туфлю, рядом валявшуюся, и не растянулась на полу. Я думала, она вот-вот встанет, а она все лежит, ну я и подумала, что она в обмороке. Пошла в ванную, намочила полотенце холодной водой и пошлепала им ее по лицу. Потом на кухню пошла кофе сварить. Тут я уж поостыла и подумала: надо бы и девчонке кофе дать. Сварила, оставила его настаиваться, а сама иду в спальню, и гляжу – девчонка пропала. В