Ричард был уже мертв, когда была подана жалоба в парламент, а его сторонники бежали или были сосланы. От его противников можно было ожидать каких угодно обвинений. А они, выходит, и не собирались обвинять его в этом чудовищном убийстве.
Почему?
Говорят, что страна была полна слухов об исчезновении принцев из Тауэра. И вдруг, когда против Ричарда собраны все улики о его преступлениях против нравственности и государства, среди них не оказалось самого важного — обвинения в убийстве.
Почему?
Генрих в его весьма шатком положении на троне нуждался в любом, самом незначительном аргументе в свою пользу. Народу он был неизвестен, кровного права наследовать престол у него не было. И, однако, он не воспользовался потрясающей возможностью, которую предоставило ему преступление Ричарда.
Почему?
Генрих взошел на трон после человека с завидной репутацией, любимого народом от границ с Уэльсом до шотландской границы до тех пор, пока не стало известно об исчезновении принцев. И все же Генрих не воспользовался этим чудовищным фактом.
Почему?
Одна только Амазонка сочувственно отнеслась к терзаниям Гранта. И не из-за симпатий к Ричарду. Просто она страдала при одной мысли, что может произойти какая-то ошибка. Например, дойдя до конца коридора, она могла вернуться назад, чтобы оторвать листок календаря, забытый кем-то другим. Но инстинкт утешать был сильнее ее природной способности волноваться.
— Не стоит так нервничать, — пыталась она успокоить Гранта. — Наверняка этому есть объяснение. Вы его еще просто не нашли. Оно придет само собой, надо только перестать об этом думать. Я только так могу вспомнить, куда я положила какую-то нужную вещь. Иду в кухню поставить чайник на огонь или считаю стерильные повязки, когда их выдает нам старшая сестра, и вдруг вспоминаю: «Господи, да я же оставила это в своем плаще». В смысле, то, что я искала. Так что вы зря расстраиваетесь.
Сержант Вильямс уехал в Эссекс помогать полиции какого-то городка разобраться в том, кто мог ударить старуху, владелицу лавки, тяжелой гирей для весов и оставил ее лежать среди шнурков для ботинок и коробочек с лакрицей. Так что обращаться в Скотланд-Ярд было не к кому.
Никто не шел к нему на помощь, а юный Каррадин явился только на третий день. Увидев его, Грант решил, что сегодня он держится более свободно и в нем даже угадывалось некое самодовольство. Как всякий хорошо воспитанный человек, он сначала осведомился о здоровье Гранта и, только получив ответ, стал доставать из широченных карманов пальто какие-то бумаги, победно улыбаясь.
— Да, наш праведник Мор — не подарок, — сказал он весело.
— Вам его никто и не предлагает. Считайте, что пари не состоялось.
— Он все напутал. Абсолютно все.
— Я так и думал. Каковы же факты? Начните со дня смерти Эдуарда.
— Пожалуйста. Эдуард умер 9 апреля 1483 года в Лондоне. В Вестминстере, разумеется. Что в то время было не одно и то же. Там жила королева с двумя дочерьми. И с младшим сыном, как я полагаю. Наследный принц в это время учился в замке Ладлоу, опекаемый братом королевы лордом Риверсом. Ведь родственники королевы Вудвилли заняли привилегированное положение, пролезли во все щели.
— Знаю. Дальше. Где был Ричард?
— На шотландской границе.
— Что?
— То, что вы слышали. На границе с Шотландией. Отрезанный от своих. Просил ли он коня, чтобы во весь опор нестись в Лондон? Отвечаю: нет, не просил.
— А как он поступил?
— Заказал панихиду в Йоркском соборе, на которую была приглашена вся знать Севера, и в ее присутствии присягнул на верность наследному принцу.
— Интересно, — голос Гранта был сух. — А что сделал Риверс, брат королевы?
— 24 апреля он вместе с наследником выехал в Лондон в сопровождении хорошо вооруженного двухтысячного войска.
— Зачем им понадобилось войско?
— Кто знает? Мое дело — найти факты. Дорсет, старший из сыновей королевы от первого брака, стал заведовать арсеналом, сокровищницей Тауэра и корабельным снаряжением на Ла-Манше. Указы Тайного совета издавались от имени Риверса и Дорсета — avunculus Regis и frater Regis uterinus.[18] Имя Ричарда нигде не упоминалось. Что называется, стыд потеряли, если вспомнить, что по завещанию Эдуарда Ричард был назначен опекуном наследника и лордом-протектором королевства по достижении совершеннолетия последнего. Заметьте, один Ричард, и никто больше.
— Да, это в духе Эдуарда, по крайней мере. Ричард всегда был его надежной опорой. Как человек и как правитель. А что, Ричард тоже был в свите наследника, когда тот отправился на Юг?
— Нет. Его сопровождали шестьсот рыцарей с Севера. Все в глубоком трауре. 29 апреля он был уже в Нортгемптоне. Очевидно, рассчитывал присоединиться к процессии из Ладлоу. Но подтверждения этому не найдено. Известно только, что Риверс с наследником из Ладлоу повернули в Стони Стрэтфорд, не дожидаясь его прибытия. В Нортгемптоне Ричарда встретил герцог Букингемский с тремя сотнями людей. Знаете такого?
— Только понаслышке. Друг Эдуарда.
— Да. Он спешно прибыл из Лондона.
— Чтобы доложить о том, что там происходит.
— Как вытекает из фактов. Иначе зачем ему эти триста человек? Только затем, чтобы выразить соболезнование? Словом, тут же был созван Тайный совет — материалы для него имелись у Ричарда и у Букингема, — и Риверс с тремя адъютантами был арестован и сослан на Север, а Ричард с наследником отправились в Лондон. 4 мая они туда прибыли.
— Просто и ясно. Из этого вытекает, что, принимая во внимание время и расстояние, рассказ Мора о слащавых письмах королеве с уговорами не посылать многочисленного кортежа для наследного принца — чистая выдумка.
— Правильно!
— Ведь Ричард сделал то, что обязан был сделать. Конечно, он знал условия завещания Эдуарда. Его поступки говорят только об одном — о его скорби и заботе о принце. Вспомните панихиду и присягу на верность.
— Совершенно верно.
— Когда же это вполне объяснимое поведение Ричарда вдруг меняется?
— Очень быстро. По прибытии в Лондон он обнаруживает, что королева, младший из двух принцев, ее дочери и ее сын от первого брака Дорсет — все спешно перебрались в Вестминстер. В остальном обстановка была нормальная.
— Он поместил мальчика в Тауэр?
Каррадин порылся в своих заметках:
— Не помню. Наверное, не попадалось… Я только… ах, вот оно! Нет, он привез мальчика в епископский дворец рядом с собором св. Павла, а сам остановился у матери в Бейнард Касл. Где это было? Я не знаю.
— Это был лондонский дом Йорков. Он находился на берегу Темзы, немного западнее собора Св. Павла.
— Так вот, он там оставался до пятого июня, пока не прибыла с Севера его жена. Тогда они перебрались жить в Кросби-плейс.
— Дом и теперь так называется. Его только перенесли в район Челси. Окно, пробитое при Ричарде, могло уже не сохраниться — я давно там не был, — но само здание стоит.
— Неужели? — в восторге воскликнул Каррадин. — Сейчас же пойду посмотреть на него. Чем-то домашним повеяло от всего этого, правда? Остановился у матери и живет там, пока не приехала жена, а после переезжает в новый дом. Этот Кросби-плейс им принадлежал?
— Ричард, кажется, нанял его у одного из лондонских олдерменов. Итак, никаких сведений об оппозиции ему как лорду-протектору, о том, что он изменил свои планы по прибытии в Лондон?
— Никаких. Ведь он был утвержден лордом-протектором еще до Лондона.
— Откуда это известно?
— В документах того времени он два раза упоминается как протектор. Дайте-ка вспомнить… Это было 21 апреля (то есть менее чем через две недели после смерти Эдуарда) и 2 мая (за два дня до прибытия в Лондон).
— Сдаюсь. И никакой шумихи? Никаких намеков на возникшие беспорядки?
— Я ничего такого не нашел. 5 июня он отдал подробные распоряжения о коронации наследника, назначенной на 22 июня. Он даже направил приглашения сорока дворянам, которых собирался произвести в рыцари ордена Бани. Так было принято делать в день коронации.
— Пятого, — задумчиво произнес Грант. — А коронацию он назначил на двадцать второе. Не слишком ли мало времени он оставил себе на захват власти?
— Да, не слишком. Сохранилось даже предписание о коронационном платье для принца.
— А что было потом?
— Успел пока дойти до этого места, — ответил Каррадин виновато. — Что-то произошло на Тайном совете: 8 июня, кажется, это было. А что именно — об этом упоминается в «Мемуарах» Филиппа Комина.[19] Завтра мне обещали принести их в издании Мандро 1901 года. На Совете 8 июня епископ Бата Стиллингтон должен был сообщить какую-то новость. Вы слышали о таком епископе?
— Никогда.
— Он состоял членом совета колледжа Всех Святых в Оксфорде и каноником собора в Йорке. Что это значит, я понятия не имею.
— Должно быть, он был ученым мужем и уважаемым человеком.
— Посмотрим.
— А другие историки, кроме Комина, вам не попадались?
— Таких, кто писал бы до смерти Ричарда, нет. Комин, как всякий француз, конечно, пристрастен, но ему можно доверять в большей степени, чем любому англичанину при Тюдорах. Вот вам превосходный пример того, как пишется история. Я обнаружил это, когда пытался найти современных авторов. Вам, конечно, известно, что Ричарду Третьему приписывается также убийство единственного сына Генриха Шестого в сражении при Тьюксбери?[20] Хотите верьте, хотите нет, но оказалось, что это выдумка от начала и до конца. Можно проследить, откуда возникла эта сплетня. Готовый ответ тем, кто уверяет, что нет дыма без огня. Поверьте, кто-то усердно пытался добыть огонь из двух деревянных щепок, но только дым пошел.
— Ричард ведь был тогда совсем юным.
— Ему было восемнадцать. И, как говорят современники, он был храбрый воин.
— Сын Генриха и Ричард однолетки.