Марта вертела в руках веточку мимозы.
— Да, я помню, ты сказал, что в билле о лишении прав престолонаследия и имущества отсутствовало какое-либо обвинение. Ричарда тогда уже не было в живых. — Она перевела взгляд с мимозы на портрет на столе, а затем на Гранта. — Следовательно, как сыщик, ты считаешь, что Ричард не имел никакого отношения к смерти принцев?
— Я совершенно уверен, что они были в добром здравии, когда Тауэр перешел в руки Генриха по прибытии его в Лондон. Иначе ничем нельзя объяснить, почему он не воспользовался случаем и не поднял шум, когда мальчиков там не оказалось. У тебя есть возражения?
— Нет-нет, конечно нет. Это совершенно необъяснимо. Я-то всегда полагала, что скандал был ужасный, что Ричарда обвинили именно в этом. Вижу, вы с моим ягненочком всерьез увлеклись историей. Ведь когда я предложила тебе провести это маленькое расследование, чтобы ты не скучал и отвлекся от своих мурашек в ноге, у меня и в мыслях не было, что я тем самым кладу начало обновлению истории. Кстати, Атланта Шерголд точит на тебя зубы.
— С какой стати? Я с ней даже не знаком.
— Все равно, она припасла для тебя револьвер. Брент совершенно присосался к Британскому музею. Не оттащишь. И если ей вдруг удается увести его оттуда силой, мысли его все равно витают там. Она без него себя не мыслит, а он уже не может высидеть до конца пьесы. Ты часто с ним видишься?
— Он ушел недавно. Вряд ли я увижу его в ближайшие дни.
Но он ошибся. Незадолго до ужина служитель принес конверт. Грант вскрыл его и вынул телеграмму на двух листках. От Брента.
«Проклятие зпт случилось непоправимое тчк помните латинскую хронику монаха кройлендского аббатства впр я ее только что читал тчк в ней слухи о смерти мальчиков тчк мы пропали зпт моя замечательная книга никогда не увидит света тчк интересно зпт можно утопиться в вашей реке или это привилегия британцев тчк брент».
Гробовое молчание прервал голос служителя:
— Ответ будет, сэр? Он оплачен.
— Что? Ах, нет. Не сейчас. Позже.
— Слушаю, сэр, — сказал служитель, глядя с уважением на телеграмму, занявшую целых два листка. У него дома телеграммы были редкостью. Он зашагал обратно.
Грант размышлял над содержанием телеграммы, отбитой с такой заокеанской щедростью. Перечел еще раз.
— Кройленд, — произнес он в задумчивости. В этом есть что-то знакомое. Название раньше никогда им не попадалось. Каррадин, правда, как-то упомянул о какой-то монастырской хронике.
Он не спешил огорчаться. Сколько на его веку было фактов, на первый взгляд рушивших все прежние доводы! Поэтому он поступил так, как поступал всегда при расследовании очередного дела. Надо этот злополучный факт всесторонне изучить. Спокойно. Без паники. Не впадая в отчаяние, как бедняга Каррадин.
— Кройленд, — повторил он. — Кройленд находится где-то в графстве Кембридж или в Норфолке? Где-то на границе этих графств, на равнине.
Пигалица принесла ужин и стала пристраивать тарелку поближе к нему, но Грант ее не замечал.
— Так вам легко будет достать пудинг? — Ей пришлось повторить, так как ответа не последовало. — Мистер Грант, вы сможете дотянуться до вашего пудинга, если я его поставлю на краешек?
— Или!
— Что вы сказали?
— Или, — повторил Грант тихо, глядя в потолок.
— Вам нехорошо, мистер Грант?
Вместо знакомых трещинок на потолке он вдруг увидел озабоченное, напудренное личико Пигалицы.
— Мне очень хорошо. Как никогда раньше. Подождите минутку, будьте умницей, прошу вас, отправьте, пожалуйста, телеграмму. Я сейчас набросаю текст. Я не могу добраться до моего блокнота из-за вашего рисового пудинга.
Она протянула ему блокнот, и он написал на бланке оплаченного ответа:
«Следы аналогичных слухов ищите во Франции.
Грант».
После этого он с аппетитом съел ужин и приготовился ко сну. Его начало охватывать блаженное состояние полузабытья, как вдруг он почувствовал, что кто-то низко склонился над ним. Он мгновенно проснулся и увидел над собой тревожные, с расширенными зрачками глаза Амазонки, еще больше похожие на коровьи в тусклом свете ночной лампы. В руках она держала желтый конверт.
— Не знала, что и делать, — сказала она. — Не хотелось будить вас, но кто знает, может быть, это очень важно. Вот телеграмма. Не отдать сейчас — получится задержка на целых двенадцать часов. Сестра Ингэм кончила дежурить и ушла, а сестра Бриггс придет только в десять, и некого спросить. Я ведь вас не разбудила, нет?
Грант уверил, что она все сделала как надо, и Амазонка облегченно выдохнула, отчего портрет Ричарда чуть было опять не опрокинулся. Она не ушла, а стояла рядом с кроватью, пока Грант читал телеграмму, всем своим видом давая понять, что она тут и готова оказать ему помощь на тот случай, если в телеграмме окажутся дурные вести. Она считала, что телеграммы хороших вестей не приносят.
Опять Каррадин!
«Вы считаете зпт что должно отыскаться еще одно (еще одно) обвинение впр Брент».
На бланке оплаченного ответа Грант нацарапал:
«Да тчк желательно во Франции».
Амазонке он сказал:
— Можете погасить свет. Я теперь проснусь не раньше семи.
Он заснул без всякой надежды, что его предположение подтвердится.
Каррадина долго ждать не пришлось. Вид у него был далеко не растерянный. Он как будто даже пополнел, и пальто перестало висеть на нем, как на вешалке. Он широко улыбался.
— Мистер Грант, вы — чудо. У вас в Скотланд-Ярде все такие? Или вы какой-нибудь особенный?
От счастья Грант не верил своим глазам.
— Неужели след ведет во Францию?
— А вы что думали?
— Но я не смел надеяться. Слишком мало шансов.
— Где вы его нашли? В хронике? В письме?
— Не там и не сям. Вы будете удивлены. И огорчены. Оказалось, что Первый министр Франции в речи перед Генеральными штатами в Туре упомянул о слухе. Он даже долго распространялся на этот счет. Собственно, его красноречие было единственным, что меня утешало.
— Да в чем дело?
— Мне показалось, что он выступал скорее как конгрессмен, рассерженный на того, кто внес предложение, которое должно быть не по нраву его собственным избирателям. Скорее из политических, а не государственных интересов.
— Вам место в Скотланд-Ярде, Брент. Так что же сказал Первый министр?
— Я не слишком хорошо говорю по-французски. Может быть, вы сами прочтете? — и он протянул ему листок, на котором корявым детским почерком было написано:
«Посмотрите, прошу вас, на события в этой стране после смерти короля Эдуарда. Посмотрите на его детей, уже выросших и здоровых, безнаказанно умерщвленных, на его корону, переданную убийце при одобрении народа».
— «В этой стране», — повторил Грант. — Какая злоба против Англии. Он даже считает, что дети были «умерщвлены» по воле английского народа. Нас принимают за варваров!
— Я это и имел в виду. Сведение счетов, как в конгрессе. На самом деле регентство Франции в тот же год направило Ричарду свое посольство — шестью месяцами позже. По-видимому, они все же разобрались, что слух был ложным. Ричард подписал охранную грамоту на их въезд. Он бы никогда этого не сделал, если бы французы продолжали клеймить его как детоубийцу.
— Ни за что. Точные даты можете назвать?
— Вот они. Монах Кройлендского монастыря записывает события конца лета 1483 года. Он пишет, что ходят слухи о том, что мальчики убиты, но никто не знает, каким образом. Мерзкий выпад в Генеральных штатах имел место в январе 1484 года.
— Отлично, — отозвался Грант.
— Почему вы считаете, что должна быть вторая волна слухов?
— Двойная проверка. Где находится Кройленд, вы знаете?
— Знаю, в Болотах. Рядом с Или.
— Так, в Болотах. Рядом с Или. А вам известно, что в Болотах прятался Мортон после бегства из-под опеки Букингема?
— Мортон! Ну, как же!
— Если Мортон — переносчик слухов об убийстве, то на континенте должна была вспыхнуть их вторая волна, как только он туда перебрался. Мортон сбежал из Англии осенью 1483 года, а вскоре, в январе 1484 года, поползли слухи. Кстати говоря, Кройленд — уединенное аббатство, идеальное укрытие для беглого епископа, где можно подождать переправы на континент.
— Мортон! — повторил вслух Каррадин, напирая на раскатистое «р». — Как только где-то заваривается каша, пахнет Мортоном.
— Вы тоже это заметили?
— Он был в центре заговора против Ричарда еще до его коронации, он же был подстрекателем восстания, когда Ричард короновался, а его след, ведущий на континент, — это мелкий змеиный след, пахнущий предательством.
— Ну, насчет змеиного следа — это ваши догадки, в суд с этим не пойдешь. Что же касается его деятельности после того как он пересек Ла-Манш — тут все ясно. Он полностью занят подготовкой провокации. Со своим дружком по имени Кристофер Эрсвик они всячески выслуживались перед Генрихом, «посылая подметные письма и тайных гонцов» в Англию, возбуждая ненависть к Ричарду.
— Мне, конечно, не известно так хорошо, как вам, какие доводы принимает суд, а какие отвергает, но мне кажется, мои догадки насчет змеиного следа весьма правдоподобны, уж вы мне поверьте. Наивно полагать, что Мортон сидел сложа руки и ждал переправы на континент, чтобы начать работу против Ричарда.
— Конечно же нет. Для Мортона уход Ричарда был вопросом жизни и смерти. Если бы Ричард удержался на троне, карьере Мортона пришел бы конец. Он перестал бы существовать вообще. Лишенный своих многочисленных бенефиций,[26] он сохранил бы одну простую рясу приходского священника. Это он-то, Джон Мортон, которому оставалось только руку протянуть до сана архиепископа! Если бы ему удалось посадить Генриха Тюдора на трон, тогда бы он не только занял место архиепископа Кентерберийского, но и получил сан кардинала. О да, для Мортона было чрезвычайно важно, чтобы Ричард не усидел на троне.