Он сообщил это с вымученной невозмутимостью, но я понимала, насколько тяжело она ему далась.
Душа у меня ушла в пятки.
– Кто… что это? – прошептала я.
Но Макс просто сказал:
– Ты чувствуешь его сейчас? В своей голове?
Я отрицательно покачала головой, но он меня прервал:
– Не торопись отвечать. Постарайся прочувствовать. Сначала успокойся и прислушайся.
Я замерла. Закрыла глаза. Медленно под веками возникло свечение – карта моего разума, как в тот раз, с людьми в башне под Таирном в день сражения.
Я прощупала мысленными пальцами всю карту, все закоулки и скопления теней. И действительно нашла Решайе – он свернулся в углу, темный и безмолвный. Просто… присутствовал.
– Он как будто спит, – прошептала я.
– Вначале он такой же больной и слабый, как и ты. То, что он сделал прошлой ночью, полностью опустошило его.
– Воспоминания или… – Я даже не могла придумать, как это назвать.
– Все сразу. Все.
Я открыла глаза и встретила спокойный, проницательный взгляд Макса.
– Обращай внимание на то, как он реагирует на разные вещи. И всегда, всегда следи за тем, где он находится. Благодаря твоим способностям тебе будет легче, чем мне.
Он не добавил «надеюсь» вслух, но мы оба подразумевали эту поправку.
– А сейчас мы воспользуемся подвернувшейся возможностью, чтобы ты научилась ограждать от него свой разум. Пока что у тебя должно легко получаться.
Голова все еще раскалывалась, но дурнота ни в какое сравнение не шла с тем, что я ощущала после подселения Решайе. Я чувствовала себя готовой отправиться в плавание по аранским морям. И уж точно меня хватило на то, чтобы внимательно выслушать наставления Макса: как запереть Решайе в отдельной маленькой комнатке в самом укромном уголке моего сознания. По его словам, в его случае он представлял чулан – дверь, которую легко вообразить закрытой, а потом и запертой на засов. Примитивный, доступный образ для солария, слабо разбирающегося в ментальной магии.
Но я все видела иначе. Мой разум представлял собой не лабиринт, а паутину – бесчисленные витки мыслей, которые переплетались тем затейливее, чем больше я на них смотрела, а мое внимание выхватывало из темноты нити, как стайки светлячков. Там, где находился Решайе, было темно, как будто он вдыхал нити внутрь себя. Я представила, как заворачиваю его в кокон, заковываю в кандалы, запертые на ключ, который прячу в сокровенной глубине своих мыслей.
Но все равно защита казалась слишком слабой. Я не стала говорить об этом Максу, но, должно быть, он все равно заметил мое опасение.
– Некоторые из моих советов могут быть частичным подспорьем, а не решением, – признался он. – И скорее всего, они не будут работать вечно. Вот почему ты всегда должна быть начеку. Постоянно. Но надо же с чего-то начинать.
Надо. И мы начали. Мы сделали хоть что-то.
На мгновение мы уставились друг на друга. Сердце сжалось в груди, когда я заметила синяки под красивыми глазами Макса.
Он выдержал мой взгляд лишь мгновение и сразу же опустил голову, рассматривая судорожно сжатые руки.
– Макс… – начала я, но он отвернулся, порылся в карманах и со стуком выставил на стол ряд пузырьков:
– Это от головной боли. – Каждое предложение сопровождалось очередным стуком стекла о деревянную столешницу. – Это от тошноты.
Далее последовали пузырьки со средствами от озноба, от рассеянного внимания, для спокойного сна без сновидений. Перед двумя последними пузырьками он замешкался:
– От этого средства ты через несколько секунд потеряешь сознание.
Ему не пришлось объяснять, зачем мне это может понадобиться.
– А это заберет твою магию на срок от нескольких минут до нескольких часов, в зависимости от того, сколько ты примешь.
Я потрясенно выдохнула. Я даже не знала, что такое возможно.
Макс остался стоять рядом со столом, уставившись в пол.
Мне не терпелось воспользоваться моментом тишины, но я даже не представляла, что сказать.
Стук в дверь вторгся в мои мысли прежде, чем я успела в них разобраться. В комнату вошла Нура.
– Выглядишь намного лучше, – заметила она и повернулась к Максу.
Тот едва взглянул на нее.
– Итак. Ты все-таки вернулся.
– Похоже на то, – натянуто ответил он.
Затем ее взгляд упал на пузырьки, стоящие в ряд на столе, и ее брови взметнулись.
– Как тебе удалось их достать? – Она дотронулась до последнего пузырька и посмотрела на Макса. – Это то, о чем я думаю?
– Ты же у нас умеешь читать мысли, а не я.
– Ты покидал Ару, чтобы достать его? Даже нам с Зеритом не всегда удается заполучить такие средства.
– У меня есть свои связи. – Макс пожал плечами.
Он засунул руки в карманы и выпрямился, переведя взгляд на меня:
– Мне нужно кое-что сделать. Ты справишься одна в течение часа или около того?
В груди моей теснился клубок непроизнесенных слов, – так много всего мне хотелось ему сказать.
Но я просто кивнула. Еще долю секунды Макс смотрел на меня, затем отвернулся и вышел.
Нура еще немного посидела со мной, осмотрела, измерила пульс и проверила дыхание. От ее прикосновений во мне поднималось отвращение. Когда я глядела на нее, то видела вспышки чужих воспоминаний. Наиболее ярко мне запомнился вид ее окровавленного лица, прижатая к моему виску ладонь – образ предательства, которое разрушит жизнь Макса и уничтожит Сарлазай.
Возможно, она заметила, как я вздрагиваю от ее прикосновений, потому что одарила меня долгим, спокойным взглядом, в котором читался невысказанный вопрос.
– Он начал говорить с тобой?
Меня снова настигло воспоминание о голосе в голове.
– Да.
– Хорошо. Думаю, худшее уже позади. И скоро ты сможешь начать использовать его.
Использовать его. Так она оправдывала то, что сотворила в тот день в Сарлазае?
– Что это такое? – прошептала я.
– Никто не знает ответа на этот вопрос. Насколько мы можем судить, это существо, по сути, представляет собой изначальную магию. Решайе черпает силу с более глубокого уровня, чем тот, который доступен людям-повелителям, – даже более глубокого, чем тот, которым пользуются сиризены или фейри.
– Но оно… разговаривает.
– Оно разумно, – непринужденно ответила Нура. – Так что да, оно разговаривает.
– Так что же оно такое? Или чем оно было?
– Никто не знает. Его раздобыл предшественник Зерита, Азре. Где-то за Бесритом. – Она на миг замолчала; ее взгляд стал отстраненным. – Он умер, не успев рассказать, где именно. Но Решайе очень силен.
В голове замелькали воспоминания – об огне, крови, разрушениях и прежде всего опустошении. О родных Макса и их мертвых, полных ужаса лицах.
– Он показывал мне воспоминания…
Мы с Нурой встретились глазами, и я поняла: мы обе знаем, какие именно.
Она сглотнула – единственный намек на эмоции.
– Это существо опасно во многих отношениях. Но оно также невероятно могущественно и, даже совершая ужасные деяния, все равно спасает множество жизней.
– Оно показало мне, что ты сделала в Сарлазае.
Мои руки сжались в кулаки, и глаза Нуры метнулись вниз, к разложенным на коленях бумагам с записями.
– Я сделала то, что мне велели сделать мое положение и ранг.
– Ты заставила его, – выговорила я сквозь стиснутые зубы.
Мою грудь еще жгло предательство, которое Макс почувствовал в тот день. Я знала, что это такое – чувствовать, что твое тело больше не принадлежит тебе. Воспоминания Макса о разрушении города смешались с моими собственными полузабытыми образами горящей столицы Низерина.
– Погибло так много людей.
Ее взгляд метнулся ко мне, острый, как лезвие кинжала.
– Я сделала то, что должна была сделать, и я унесу этот груз с собой в могилу. Если бы война продолжалась, погибли бы тысячи других людей. А война могла тянуться еще долгие годы. И когда я увидела возможность, я ею воспользовалась.
Я снова чувствовала запах горящей плоти. Возможность.
– Ты не хуже меня знаешь, что иногда приходится совершать ужасные поступки во имя большего блага. Ты понимала это, когда подписывала договор кровью. – Ее рот сжался, между бровями залегла горестная морщинка. – Макс был самым важным человеком в моей жизни. Только одно я любила больше его.
Ее взгляд, холодный и ясный, встретился с моим.
– Ара. Только Ару я любила больше.
У меня сжалось сердце. Любовь? Разве это любовь? Так жестоко предать чье-то доверие? Принести жертву ради других людей?
Нет. Ни за что.
Я не доверяла тому, что могу сказать, если открою рот. Нура встала, подошла к столу и осмотрела маленькие стеклянные пузырьки.
– Значит, он вернулся вчера вечером?
По какой-то причине от ответа у меня заболело в груди.
– Да.
Я видела, как уголки ее рта приподнялись в слабой скорбной улыбке.
– Я знала, что он вернется.
Глава 45
Я шагал по улице, засунув руки в карманы. Шум города не заглушал моих мыслей, а свежий воздух не помогал развеяться. Воспоминание о голосе Тисааны, когда он перестал принадлежать ей, все еще не давало мне покоя, и вместе с ним надвигался ужас перед грядущим – словно я сжимал в руке первый скатившийся камень, а над нами уже нависала лавина.
Я знал, что будет плохо. Но меня застигло врасплох то потрясение, которое вызвала встреча с Тисааной, когда она проснулась. От одного взгляда на нее мысли путались, а страх пронизывал кожу битым стеклом. Я знал, что у нее есть вопросы и что скоро мне придется на них ответить. И я знал, что утром вел себя слишком резко и слишком отстраненно.
Но я просто… не мог. Я еще не придумал, как противостоять своим воспоминаниям, и не набрался смелости, чтобы снять крышку с ящика, который старательно заколачивал добрый десяток лет. Скоро, убеждал я себя. Скоро.
Пока что я просто шел по городу.
Клиника находилась на окраине, где дома по-прежнему лепились вплотную друг к другу, но шум и суета центра сюда не доставали. Маленький, втиснутый между двумя гораздо более внушительными соседями, дом тем не менее пора