– Нам? Давай-ка проясним, я здесь не ради тебя.
– Такой ранимый. Такой заботливый. – С легким щелчком она убрала нож обратно в рукав. – Я знаю, что заслужила твое недоверие, но сейчас мы на одной стороне.
– Я это слышу от женщины, которая прячет кинжал в рукаве.
Нура всегда была такой, сотканной из скрытых острых углов, готовых в любой момент вонзиться между ребрами.
– Можешь оскорблять меня, сколько твоей душе угодно, – с нарочитой непринужденностью сказала она. – Все равно я рада, что ты вернулся. Люблю, когда Зерит бывает вынужден признать мою правоту.
От ее манеры, того, как она это сказала, у меня побелели костяшки пальцев, державших посох. Мне пришлось проглотить рвавшийся с языка ответ и стиснуть зубы.
Мы стояли молча. Потом Нура слегка вздохнула:
– Ну что ж. Спасибо за тренировку. Спокойной ночи, Макс.
Но стоило ей отвернуться, как я рявкнул:
– Нура!
Она оглянулась на меня, приподняв бровь.
– Зачем? – выплюнул я. – Ты там была. Почему?
У меня получился бессмысленный набор слов – что вместе, что по отдельности. Но я увидел, как изменилось выражение ее лица, и понял, что она прекрасно знает, о чем я спрашиваю.
Она была рядом со мной на протяжении всего этого страшного периода. Одно время, когда я доверял ей больше, чем кому-либо, больше, чем самому себе. И как бы я ни ненавидел ее, как бы ни винил за то, что произошло в Сарлазае, я знал, что она любила мою семью почти так же сильно, как я сам.
Нура была безжалостной, целеустремленной до черствости и жестокой. Но она не была глупой. Я бы даже не назвал ее эгоисткой. Она сильно отличалась от Зерита, которым двигала только безрассудная любовь к себе.
Так… почему?
На ее губах заиграла слабая улыбка.
– Что такое? Ты все еще продолжаешь думать обо мне лучше, чем я заслуживаю?
– Я хочу знать, где ты прячешь клинок.
– Если я скажу тебе это, какой смысл его прятать?
Я уставился на нее тяжелым взглядом. Точно так же я смотрел на нее все эти годы назад, когда нужно было пробиться через ее ледяной панцирь.
И как и тогда, ее лицо дрогнуло.
– Я бы не стала этого делать, если бы в этом не было необходимости.
– Для чего? Ради того, чтобы удержать на троне капризную двенадцатилетнюю девочку? – Я покачал головой. – Нет. Не вижу смысла.
– Я бы не стала этого делать, если бы не было нужно, – повторила она и добавила тоном ниже: – Доверься мне, Макс.
Я усмехнулся. Довериться ей. Как бы не так.
– Полагаю, когда ты так смотришь, мне не стоит вступать в спор.
Последние остатки ее улыбки исчезли. И я увидел, что скрывалось под ней – неуверенность.
– Грядут важные события, – тихо произнесла она. – Никому из нас не суждено резвиться в садах с красивыми треллианскими девушками, пока все не закончится.
Холодная дрожь пробежала по позвоночнику даже не от зловещих слов, а от сопровождавшего их взгляда, в котором читалась безжалостная решимость.
Мало что может быть опаснее такой комбинации.
– Важные события, – повторил я. – Конечно. Ты развеяла все мои опасения. Теперь я полностью тебе доверяю.
Нура не засмеялась в ответ и даже не улыбнулась. Не нанесла ответного удара. Она просто пожала плечами:
– Я никогда не боялась выступить в роли злодея. – Она отвернулась и лениво взмахнула рукой. – Спасибо за поединок, Макс. Пожелай от меня спокойной ночи нашей девочке.
Во сне Тисаана выглядела совершенно обычным человеком. Ну, может быть, не совсем обычным – в конце концов, никто бы не назвал ее неприметной. Но когда я вернулся под палубу, заглянул за приоткрытую занавеску и увидеть ее лицо на подушке, я невольно вздохнул. Никто никогда не догадается, что творится в ее голове. Планы на прекрасное будущее или чудовище, поглотившее их.
«Мне любопытно, ты думаешь о ней так же, как она думает о тебе?»
Всплывшая без предупреждения в памяти фраза вызвала всплеск гневного отвращения. Никакого намека на акцент, и совсем не похоже на Тисаану. Произнесенные слова настолько ей не подходили, что у меня получилось заслониться отвращением и не думать обо всех любопытных выводах, которые можно сделать из сказанного.
Конечно, я знал ответ, и он звучал так: «Да, часто, в мельчайших подробностях». Но пока могу, буду притворяться, что это не так. В конце концов, я давно стал широко известным экспертом по отрицанию, часто практикующим свои навыки. Я неплохо справлялся с магией, в сражении, с садоводством. Но в умении избегать неудобных истин мне не было равных.
Я проскользнул за занавеску и бесшумно устроился на сундуке, прислонившись спиной к стене и наблюдая за макушкой Тисааны. Слушая ровный ритм ее дыхания.
Глаза слипались, и я моргнул. Когда я снова распахнул веки, мир потерял четкость.
Я моргнул еще раз и уже не открывал глаз.
Глава 52
– Макс.
Я пробирался через темноту. Во сне я поднял голову и посмотрел на облачное небо. Брайан последовал моему примеру, опустив меч и подняв стальной взгляд к небу.
– Макс.
Я рывком проснулся. Не сообразив спросонья, повернулся на левое плечо и поплатился за это всплеском ослепляющей боли.
– Ты разговаривал во сне.
Тисаана рассматривала меня потемневшими от беспокойства глазами.
– Все еще болит?
Я пока не мог разжать зубы, чтобы ответить.
– Ничего страшного.
– Глупости, – проворчала она.
Откинула занавеску и ушла за Саммерином.
Я вздрогнул и посмотрел из-за отодвинутой занавески на двух сиризенов. Они расположились у противоположного борта корабля, но я чувствовал, что они смотрят на меня, и неприятное ощущение только усиливалось от отсутствия у них глаз. Вознесенные, какие же они жуткие. Я сопротивлялся желанию прикрыть руками голую грудь.
– Может, будешь так добра и задернешь занавеску? Мне не нравится страдать перед зрителями… – Все остальное, что я хотел сказать, потерялось в сдавленном шипении и скрежете зубов, когда Саммерин коснулся кожи вокруг раны.
– Серьезно? – Целитель нахмурил брови. – Я даже не притронулся.
Тисаана задернула занавеску, не сводя с меня глаз.
– И пахнет плохо, – заметила она.
Несмотря на боль, мои губы сами раздвинулись в улыбке. Тисаана всегда отличалась тактичностью. Иногда я думал, что стоит обидеться: мне никогда не доставалось того приторного очарования, которым она щедро награждала всех остальных. Но со временем я понял, что ее прямоту надо воспринимать как комплимент. Со мной она не собиралась считать шаги в танце.
– Спасибо, Тисаана. – Я перевел взгляд на Саммерина, который с каменной сосредоточенностью рассматривал темные пятна на коже. – Что это?
Я все еще не мог понять, что за следы оставил на мне Решайе. Они совершенно точно не были ожогом или порезом, да и болели сильнее, чем любая другая рана, которую я когда-либо получал. А получил я их немало.
И как бы мне ни было стыдно признавать правоту Тисааны – от пятна действительно пованивало.
– Никогда не видел ничего подобного, – ответил Саммерин.
Тисаана придвинулась поближе к нему: в ее глазах плескалось беспокойство и глубоко запрятанная вина.
– Ничего страш… – начал я.
Тут мир вокруг побелел, и мое тело сложилось пополам.
– Мать всех проклятых чистилищ!
Прошло целых десять секунд, прежде чем я смог сделать вдох, не говоря уже о том, чтобы открыть глаза.
– Прости. Такое лучше делать без предупреждения.
Когда я наконец открыл глаза, Саммерин рассматривал свои пальцы, потирая их друг о друга.
– Мне нужно было потрогать.
– Какой творческий подход к брани. – Зерит раздвинул занавеску и прислонился к деревянной колонне, наблюдая за мной с ленивым любопытством. – Ты, Максантариус, за словом в карман не лезешь.
– Отвали.
Меня слишком занимала пронзающая плечо боль, чтобы придумывать что-то более изысканное.
– И сколько энтузиазма!
– Неужели тебе нечем заняться…
– Это разложение, – тихо произнес Саммерин, не отрывая сосредоточенного взгляда от пальцев.
Мы с Зеритом сразу замолчали. Я посмотрел на Тисаану, которая уставилась на меня широко раскрытыми глазами.
– Разложение? – повторил я.
– Гниль. Распад. – Он покачал головой, все еще недоуменно поглядывая на свои руки и мою рану. – Я даже не могу заговорить с плотью. Она мертва.
– Как инфекция? – нерешительно спросила Тисаана.
– Инфицированная рана начинает гнить, если ее долго не лечить. Но тут дело не в этом. Рана так выглядела с самого начала?
– Стало хуже, но…
– Она была такой же черной, как сейчас?
– Да, – ответила за меня Тисаана. – Она выглядела точно так же.
– Никогда не видел ничего подобного, – повторил Саммерин.
Я тоже.
Когда Решайе находился внутри меня, он усиливал и расширял мои собственные магические способности, а затем скармливал их мне в десятикратном размере. Но Тисаане, как и всем вальтайнам, физическая магия давалась с трудом. И мне ни разу не доводилось слышать о повелителе, что вальтайне, что соларии, который умел бы обращать что-то живое в тлен через прикосновение. Даже маг, управляющий плотью, наподобие Саммерина, мог разорвать на части, обескровить, задушить и оставить медленно увядать. Но заставить плоть разлагаться? Просто умертвить ее? Для меня это было в новинку.
Тисаана побледнела.
– Похоже, мне не хватает информации для понимания всего происходящего. – Зерит взглянул на Тисаану, и в его глазах появился нездоровый голодный блеск. – Это сделала ты?
– Решайе, – поправила она.
Я пожалел, что не успел набрать в легкие достаточно воздуха и остановить ее.
– Ну… Интересно.
Взгляд Тисааны снова метнулся ко мне и странным следам на плече. Но я смотрел мимо нее, на Зерита, чьи глаза не отрывались от Тисааны, и я читал в них предвкушение, словно ему преподнесли подарок, который не терпится развернуть.
Много раз за последние годы я живо представлял себе, как вырываю Зериту горло, но сейчас мне впервые пришлось всерьез себя остановить, чтобы не воплотить эту идею в жизнь.