А Питер на другой день так и не показался. В большую перемену Джейн осторожно расспросила всех, кого могла, и узнала, что он прогулял занятия.
— В этом весь Питер, — небрежно сказала ей одна берегиня. — Такой ненадёжный! Надо его любить, чтобы это прощать.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Поэтому сразу после школы Джейн, узнав адрес, отправилась через насыпь в другую часть города. Она решила сама отнести Питеру кассету и сказать, что она о нём думает.
Это был унылый, захудалый район. Питер жил в обшарпанной квартирке на четвертом этаже без лифта, над дышащим на ладан магазином уценённой стереоаппаратуры. Там, где раньше был звонок, торчал оборванный проводок, но замок на двери всё равно был сломан, так что Джейн вошла в дом. На лестнице пахло грязным бельем и старой краской. Линолеум в коридоре. Джейн постучала.
— Входите!
Она открыла дверь.
Он лежал в скомканной постели, голый, бледный, с запрокинутой головой. Джейн увидела торчащие ребра и пепельно-серый сосок. Мятая простыня, небрежно наброшенная на бедро, скрывала от глаз остальное.
— Оставьте на столе, — сказал он, не открывая глаз, — добавьте два доллара чаевых и запишите на мой счёт.
Джейн стояла, не зная, что сказать. Грудь Питера покрывали тонкие, пушистые волосы, спускающиеся темной полоской до середины живота. На стуле в углу мерцал экраном чёрно-белый телевизор. Звук был приглушен, мельтешило только изображение.
— Я… Кажется, ты не меня ждал, — наконец проговорила она.
Питер рывком сел, кутаясь в простыню, но тут же, обессиленный, свалился снова.
— Ах да… Кассета. Слушай, извини, я… Ну, сама видишь — я немножко не в форме для школы.
— Да, выглядишь ты ужасно, — согласилась Джейн.
— А чувствую себя ещё хуже.
В туалете с шумом спустили воду. Оттуда, оправляя на ходу юбку, вышла Зеленая Гвендидва. Увидев Джейн, она остановилась.
— Привет! — сказала она вежливо. — Кто это?
— Это своя, из школы, — ответил Питер. — Джейн Олдерберри.
Он снова закрыл глаза. Веки были почти прозрачные, а губы совсем белые.
Джейн не знала, чему удивляться больше — тому, что Питер назвал её своей, или тому, что он вообще знал, как её зовут. Она протянула Гвендидве пакет.
— Я только занести это… Это вам от Питера.
— Как мило!
Гвен развернула подарок, обрадовалась и тут же куда-то сунула кассету. Она скользнула к Питеру, наклонилась над ним и стала гладить по лбу:
— Бедный ребёнок! Тебе так легче?
— Прохладная, — пробормотал он, — какая рука прохладная. — Он взял её руку и потянул к губам, чтобы поцеловать.
Сердце Джейн устремилось к ним. Они были так красивы, так влюблены друг в друга. И оба обречены. Её собственная жизнь по сравнению с этим казалась мелкой, безвкусной, бессмысленной. То чувство, что она к ним испытывала, было неопределимым, но сильным — пожалуй, слово «любовь» описывало его лучше всего.
Внезапно Питер открыл глаза:
— А сколько времени? Неужели прозевали? Уже идёт?
— Успокойся! — Гвен улыбнулась. — Я слежу за временем. — Она подошла к телевизору и положила руку на регулятор громкости. — Сейчас должно начаться.
На экране что-то обсуждали в ток-шоу. Все участники были высокие, подтянутые, в хороших костюмах, с прекрасными, ухоженными волосами, ногтями и зубами. Джейн редко смотрела телевизор. В передачах в основном речь шла о деньгах, участвовали в них одни эльфы — лишь изредка, в эпизодах, для разнообразия появлялись гномы. Все они жили как бы в другом мире, где ни от кого не пахло, ни у кого не было и не могло быть гнилых зубов или колтунов в волосах. К её жизни это всё имело мало отношения.
— Ну, — сказала она неловко, — я, пожалуй, пойду.
— Нет, подожди! — воскликнула Гвен. — Для меня это важное событие, и мы хотим, чтобы ты разделила его с нами. Правда, Питер?
— Раз ты хочешь, значит, и я хочу. Ты же знаешь.
— Вот видишь! По-моему, у нас есть ещё время немного взбодриться. Питер, ты куда девал трубку?
— На буфете.
Гвен достала длинную пенковую трубку с головкой в виде насупленного чертенка и набила её чем-то черным. «План», — объяснила она. Усевшись на краешек кровати, между Питером и Джейн, она зажгла спичку, поднесла огонек к гашишу и затянулась. Не спрашивая, протянула трубку Джейн.
Кончик мундштука был влажным от слюны Гвен. Джейн робко взяла его в рот и глубоко вздохнула. Лёгкие наполнились едким дымом. Она поперхнулась и закашлялась. Дым вырывался у неё изо рта, клуб за клубом, невозможное количество дыма заполнило всю комнату, а она всё никак не могла откашляться. Она боялась опозориться, уронив трубку и рассыпав гашиш.
Питер засмеялся.
— Ну и ну! Держись!
Но Гвен забрала трубку и похлопала Джейн по спине.
— Ничего страшного, — ласково сказала она. — Не в то горло попало? В другой раз не затягивайся так глубоко, и всё будет нормально.
— Ладно. — Это слово гудело у Джейн в ушах, громким эхом ударялось о череп. В мозгу бушевал какой-то серый смерч и вспыхивали искры. На мгновение Джейн перестала понимать, где она и что тут делает, и, чтобы скрыть замешательство, она повторила:
«Ладно», — хотя не знала, к чему это относится и на что она соглашается.
— Ой, начинается! — Гвен подскочила и врубила звук.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Когда Джейн вспоминала эту передачу, ей нелегко было различить, что происходило на экране, а что — только у неё в голове. Несомненно, что это была документальная передача, посвященная Гвендиве и переполненная крупными планами. Гвен поворачивала голову, и её зеленые волосы, взметнувшись, плескались вокруг головы сначала в одну сторону, потом в другую, как прозрачное сатурново кольцо, обращающееся вокруг её улыбки. Следить за сюжетом передачи Джейн была не в состоянии. Музыка то гремела, то шептала — или это только казалось, — то взрывалась синтезированным демоническим визгом, то журчала барочным спинетом.
И, не умолкая, что-то пояснял голос диктора.
— Как он сказал? Божественная? Вот это да! — воскликнула Гвен.
Питер вышел из ванной, одетый во все чистое. Теперь он выглядел гораздо лучше. Он сел рядом с Гвен и опустил голову ей на плечо. Она рассеянно гладила его волосы.
Джейн то и дело переводила глаза с Гвен на экране на Гвен в постели и не могла решить, которая ей больше нравится. Телевизионная Гвен была более соблазнительной, более изысканной. Могущество видеотехники придавало её красоте глянец совершенства. А живая Гвен была такой теплой, такой живой, непосредственной — словом, настоящей!
Питер самозабвенно смотрел на экран. Джейн попыталась представить себе, что бы она чувствовала, если бы какой-нибудь мальчик так смотрел на неё. Странное, должно быть, ощущение.
И тут на лицо экранной Гвен, на её полураскрытые влажные губы, наплыло изображение бьющейся в пламени прошлогодней ивовой королевы. Джейн повернулась к Гвен и, забыв обо всех приличиях, закричала:
— Как ты можешь это выносить?
Гвен улыбнулась, спокойно и загадочно.
— У меня есть Питер, — сказала она. — А теперь тише, сейчас самое интересное.
Когда передача закончилась, Джейн, должно быть, сказала что-то, что очень понравилось Гвен. «О, не надо преувеличивать!» — воскликнула та.
На лестнице раздались шаги. Гвен распахнула дверь:
— А вот и наша пицца!
Было уже совсем поздно, когда Джейн, пошатываясь, спускалась по лестнице. Во рту было сухо, в горле першило, голова кружилась. Ночной воздух был свеж и в то же время тепел и нежен, как бархат. Гвен проводила её до двери. Они собирались потом ещё на танцы, Гвен и Питер. Гвен обожала танцевать.
— Ты ведь придешь к нам ещё?
Она смотрела на Джейн громадными зелеными глазами. И в голосе её — но нет, этого не может быть! — звенела мольба.
Джейн пообещала бы ей всё на свете.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
На следующее утро вся школа обсуждала вчерашнюю передачу. Джейн была переполнена новыми впечатлениями. Смотреть телевизионную передачу, сидя рядом с её героиней, — таких вещей раньше в её жизни не случалось. Но она решила молчать об этом до большой перемены. Джейн хотелось, чтобы это событие подольше оставалось её собственной, только ей принадлежащей тайной.
Но то, что произошло потом, заставило её забыть о Гвен.
Войдя в класс, она сразу поняла — что-то готовится. На краю учительского стола сидел Сучок, школьный надзиратель, сжав губы и сурово оглядывая входящих. Это означало в лучшем случае контрольную.
Сучок в знак своего надзирательского достоинства носил треуголку, но почему-то задом наперед. Волосы он стягивал в конский хвост так, что не мог моргнуть, и из-за этого казался пучеглазым. Каждого входящего в класс ученика он приветствовал взмахом своей стальной линейки. Когда все расселись по местам, он кивнул Кошкодаву.
Кошкодав жестом призвал учеников к вниманию и откашлялся.
— Ну-ка, дети, — сказал он, — напомните мне три «эс»! Три «эс» — это секрет ваших успехов, золотой Ключик от вашего будущего! Ну-с, так что это за три «эс»? Все вместе — три, четыре!
— Стараться! — загудел класс. — Слушаться! Сидеть тихо!
— Последнего не расслышал. Как? — Он приложил ладонь к уху.
— Сидеть тихо!
— Не слы-ы-ышу-у-у!
— СИДЕТЬ ТИХО!
— Хорошо! — Он сложил вместе кончики пальцев. — Так вот, детки. Деточки! Дорогие, любимые мои детишечки! У нас сегодня большой день. Можно сказать, счастливый день. Сегодня наш класс посетит высокий гость. Знаете откуда? Из Отдела по борьбе с промышленной преступностью. А знаете, кто он?
Класс молчал.
— Правильно, не знаете. Откуда же вам знать, пока я не скажу?
Сучок слез со стола и начал медленно прохаживаться между партами. Джейн удалось ценой немалого усилия не повернуть головы, не отшатнуться, когда его тень упала на неё и линейка нависла над её пальцами. Наконец он прошел мимо, но и тогда она не посмела поднять на него глаза. Самым малым наказанием за нарушение дисциплины была бы пощечина.