Это апофеоз декаданса — секс, наркотики и смерть, смешанные в крепкий коктейль. Но, чтобы читатель не заподозрил её в чисто литературной ностальгии, Ли мимоходом замечает, что «сам поэт изложил бы эту историю совсем иначе», введя объединяющее приспособление, типа проклятого кольца. Это искусное противопоставление сложной структуры рассказа лязгающим приспособлениям готических предшественников не просто подчеркивает, что эта проза усовершенствовала устаревшие формы. Ли намекает (только намекает), что истинный ужас, истинная красота и значение рассказа в том, что смерть универсальна — она истинная демократка, неприхотливая любовница, которая рано или поздно посетит всех, помнящих о ней или нет, читателя так же, как и писателя.
Были времена, когда романтики возносили эмоции над разумом, искали возвышенного в сверхъестественном, возводили в культ тождество любви и смерти. Следующие поколения заимствовали у них внешние атрибуты, но использовали их ради внешнего эффекта, примерно как фокусники пользовались внешними приёмами магии. Иначе не могло быть, потому что было утеряно первоначальное видение.
Проза Ли — это возвращение к источникам, обновление этого первоначального ви́дения. Имеют значение только возвышенные страсти. Виктор, пресыщенный аристократ из рассказа «Чёрный, как сажа», слишком благоразумен, чтобы следовать своим навязчивым побуждениям, и за этот грех наказан бессмысленной жизнью и ранней смертью. Но королева Бланш, героиня одноименного рассказа, находит искупление, несмотря на цареубийство и невольное предательство своей роковой любви, потому что она осталась верна своим страстям. Эротическая духовность мерцает, фосфоресцируя, на живых страницах этой книги.
По некоторым стандартам (не по моим) это не фэнтези, а Хоррор. Между этими жанрами давно существует потаенный обмен, контрабандисты и нарушители эмбарго снуют через границу. Но не всё ли нам равно? Никто бы не осмелился изгнать покойного Фрица Лейбера из Империи Фзнтези. Но он охотно признавал, что всё его творчество, по сути, — Хоррор. Даже цикл о Фафхрде и Сером Мышелова, где все финалы двусмысленно завуалированы, а герои так обаятельны и остроумны, погружен в почти лавкрафтовскую вселенную ужаса. В конце концов, единственное, что имеет значение — это годится ли нам книга или нет.
«Как я и думал, — говорит ворон в одной из этих сказок, — ваша история печальна, зловеща и интересна». Вот именно. В этом томе двадцать три рассказе, и я рекомендую их все.
⠀⠀ ⠀⠀
Море делается из обсидианового бутылочно-зеленым, а затем бирюзовым. Киль скребет по песку. Перед нами «Лунные кости». Причалив, мы легко ставим ногу… на твердую почву?
Странная судьба выпала на долю Джонатана Кэрролла. Его первый роман, «Страна смеха», был встречен любителями фэнтези с энтузиазмом, но и мэйнстрим принял его как родного. Приветственный чмок в щечку от фэнтези становится обычно поцелуем смерти для литературной респектабельности автора. Но Кэрролл — особый случай.
Мэйнстрим — вообще забавное сообщество. Он признает своим «перенаселенный и пугающий», по словам Дилана Томаса, мир «Пальмового пьянаря» Амоса Тутуолы, а также произведения Теренса Уайта, Клайва Льюиса, «Строителя лабиринтов» Майкла Айртона и даже таких суперзвезд фэнтези, как Рэй Брэдбери и Урсула Ле Гунн, но напрочь отвергает Р. А. Лафферти, «Серебряный локон» Джона Майерса Майерса и (до сих пор) Сэмюэля Р. Дилэни. Он приветствует, возносит на вершину моды, а затем вышвыривает Джениса Бренча Кейбелла, чья античная сатира «Юрген» до сих пор изобилует фантастическими новшествами (а её непристойностей, вызвавших в свое время судебное обвинение в безнравственности, современный глаз просто не замечает). Он высоко ценит «Орландо» Вирджинии Вулф, но порицает фантастические моменты, без которых эта вещь не имела бы ни смысла, ни значения. Напрасно мы стали бы искать в мэйнстриме точных критериев.
Чтобы понять, почему внешний мир отваживается на браконьерство в наших заповедниках, не надо ходить далеко — достаточно оценить стиль Кэрролловой прозы.
«Греция была первой „Европой", которую я узнала, и я полюбила её, как любят первенца: на него возлагают все свои надежды, и, когда они сбываются, сердце раздувается, как воздушный шарик.
Когда мы вернулись в Италию после тех первых двух недель, я втайне боялась, что так хорошо, как в первые дни, не будет уже никогда. Послеполуденный свет не мог падать на развалины так, как в Греции. Где ещё в мире додумались бы укреплять скатерти на столиках уличных кафе при помощи громадных резинок? На пляжах, усыпанных черным песком, ходили, ведя в поводу нагруженных мулов античного вида, продавцы арбузов. Они разрезали арбуз пополам одним взмахом большого ножа, и алая мякоть была такой прохладной и сладкой под жарким послеполуденным солнцем».
Но Кэрролла отличает не только внимание к чувственным деталям. Фантастический мир Рондуа, куда его героиня Каллен Джеймс попадает в сериале продолжающихся снов, ярок, как иллюстрации из классических детских книг. И даже второстепенные детали этих сновидений пробуждают глубинную память. Героиня говорит об историях, которые рассказывают во сне: «Как бывает, что мы забыли какой-нибудь анекдот и вспоминаем только, когда кто-нибудь начинает его рассказывать, я могла бы сказать моему сыну, что будет дальше: как горы научились бегать, почему только кроликам можно рисовать карандашом, когда птицы решили стать одноцветными».
В своих снах Каллен, вместе с сынишкой Пепси — от которого в «реальном» мире она избавилась, сделав аборт, — с волчицей Фелиной, верблюдом Марцио и Мистером Трейси, собакой в широкополой фетровой шляпе, отправляется в поход на поиски пяти Лунных костей. В своей жизни наяву она страдает, любит, выходит замуж, снова страдает, находит новых друзей — и сталкивается с последним ужасом там, где пересекаются реальность и сны.
Конец, как всегда у Кэрролла, застает читателя врасплох, как люк, неожиданно разверзающийся под ногами. Поначалу я принимал это за необъяснимую для опытного писателя потерю самоконтроля. Но, в конце концов, мне стало ясно, что, каковы бы ни были причины, это сознательное решение автора. Это часть цены, которую надо заплатить, чтобы читать его.
Но я все же, честно говоря, сомневаюсь, наносить ли этот остров на нашу карту. Мир Рондуа, как он ни ярок в деталях — распадается на части. Если убрать куски, где действие происходит в реальном мире, и расширить остальное, чтобы заполнить пробелы, цельной системы не получится. И автор — как читателю напоминают несколько искусных намеков — и не задавался такой целью.
Когда автор на каком-то глубинном уровне верит в существование придуманного им мира, мы имеем дело не с фэнтези, а с метафорой. «Лунные кости» подобны морскому зверю Джаскониусу, на спине которого святой Бренда и его матросы — монахи служили обедню во славу Господа каждую Пасху в течение семи лет. Это не настоящий остров, а сказочное чудовище, и на верность оно присягало не нашим властителям, а мастерам литературы с обратной стороны Луны.
Не зря более робкие члены команды переминаются с ноги на ногу, готовые стремглав бежать к кораблю при первом знаке, что громадный Джаскониус намеревается нырнуть в безвоздушные стигийские глубины, где таким, как они, нет места. Земля дрожит под ногами.
⠀⠀ ⠀⠀
Джеймс Блэйлок впервые был замечен, когда появился «Роющий левиафан». Читатели НФ были совершенно сбиты с толку рассказом о припадочно-энергичной возне, затеянной фарсовой командой неудачников из пригорода вокруг землеройной машины (эта машина и есть «левиафан»), причем нелепым чудакам так и не удается завести чертову хреновину. С тех пор он написал несколько хороших книг, но я выбираю для обзора «Страну снов» — эта книга косвенно объясняет, почему не так уж важно, заведется машина или нет.
В «Стране снов» действуют Скизикс, Хелен и Джек, три подростка-сироты из прибрежной деревушки в Северной Калифорнии. В полную противоположность большинству произведений нашего жанра, далеко не сразу делается ясно, куда книга клонит. Какое-то время просто накапливаются странные события. В полночь по ржавым полуразобранным рельсам вдруг прогрохотал поезд. В море начинает ловиться странная, вредная для здоровья рыба. Показывается на мгновение человечек размером с палец, и в руках он держит маску в виде мышиной головы. В город приезжает карнавал. Море выбрасывает громадный башмак. Три героя решают притащить его своему другу доктору Дженсену.
«Джек поставил фонарь под колпаком на выброшенную из моря корягу, так, чтобы свет падал на башмак, и они стали вычерпывать из него воду молочными ведерками… Они подставили кусок дерева, похожий на обломок гигантского весла с громадной лодки, под носок и налегали на палки-рычаги, пока каблук не покачнулся и не съехал немного вниз. Так они и приподнимали понемногу башмак, закапывая опорные поленья в рыхлый береговой песок, вытаскивая снова, переставляя и снова закапывая, пока вода не отхлынула от носка к пятке. Тогда они вычерпали воду, приподняли ещё, снова вычерпали, и наконец им удалось повалить башмак на бок, и океанская вода хлынула из-за язычка и шнуровки и сзади тоже, вместе со стайкой серебристых рыбок, которые запрыгали, извиваясь на мокром песке».
Это лучшая инструкция по вычерпыванию воды из громадного башмака, которую я в своей жизни видел. Башмак пополняет коллекцию великанских предметов, собранную доктором: «круглая выпуклая стеклянная пластина с трещиной, похожая на часовое стекло, но от громадных часов, медная поясная пряжка величиной с окно, запонка, которая могла бы быть большим серебряным блюдом». Впоследствии доктор Дженсен просмолил и законопатил башмак, поставил мачту, приделал румпель к каблуку. и вышел в море.
Уже ясно, что половина действующих лиц — хорошие: неудачники, чокнутые, чудаки и дурачки. Им противостоит столь же пёстрая банда негодяев, изображенная Блэйлоком весьма сочно. Мисс Флис со своим жабоподобным Пиблсом, холерический Маквилт, доктор Браун, принимающий временами обличье ворона, и остальные — противные и вредные твари, сами страдающие от своих подлых, трусливых и завистливых характеров..