Торак услышал возбужденное карканье. Рип и Рек то ныряли к земле, то взмывали к небу. Торак заметил, что к их танцу присоединилась белая птица.
Шамик удивленно округлила глаза:
– Там белый ворон!
– Это Арк! – радостно закричала Ренн.
Торак подкинул в воздух топор и поймал здоровой рукой.
Лодка обогнула мыс, и Лес открыл для них зеленые объятия. У Торака было такое чувство, будто Лес наполняет душу родниковой водой. Он громко засмеялся, упиваясь видом темных елей и янтарных берез, золотых лиственниц и багряных рябин. С холмов эхом доносился вой, радостный визг и тявканье братьев по стае.
А потом он увидел на берегу Фин-Кединна и Дарка, они приветственно им махали. Из-за деревьев за их спинами выскочил Волк и… шумная компания счастливых волчат.
Глава 32
– Что не так с Шамик? – спросила Ренн Дарка, смазывая новый лук.
– А, это мальчишки подшутили, обманом усадили на муравейник. Когда я был новеньким, тоже так попадался.
– Она в порядке?
Дарк держал в тонких бледных пальцах осколок кости и внимательно его разглядывал.
– Будет в порядке. Я послал ее собирать ягоды можжевельника. А где Торак?
– На гребне горы вместе с Фин-Кединном. Как ты решаешь, кого будешь вырезать?
– Я ничего не решаю. Просто смотрю на кость и спрашиваю: «Кто внутри тебя?» И она мне отвечает. «А! – говорю я. – Так вот ты кто!»
И Дарк улыбнулся, глядя на Ренн сквозь челку белых и тонких, как паутина, волос.
– И что сказала эта кость?
– Она станет тюленем.
Они вернулись в Лес больше месяца назад. Шамик захотела жить с племенем Ворона и повсюду тенью ходила за Дарком. Ренн с Тораком устроили стоянку в соседней долине, близко к племени и в то же время достаточно далеко, чтобы жить с волками.
Такой прекрасной осени не помнили даже старейшины. Взрослые Вороны мешками собирали желуди и лесные орехи, а дети до того объелись ежевикой, что мордашки стали красными.
Плечо у Торака уже не болело, у Ренн зажили ожоги на ступнях. Она все еще пыталась подружиться с новым луком из плавника и китовой кости с тетивой из сухожилия моржа, он был короче и жестче, чем прежние. А вот стрелы племени Песца с наконечниками из черного кремня и перьями белой совы для тихого полета ей очень нравились.
– Видела зеленое кольцо вокруг луны прошлой ночью? – спросил Дарк.
Ренн кивнула.
– Кто-то из племени Кабана видел длиннохвостую звезду. Думаю, приближается непогода.
– Я гадала по дыму, он о том же мне сказал. И Торак говорит, Волк чует – Сверху идет что-то плохое.
Дарк нахмурился и погладил пальцем подаренный Ренн браслет из волоса маммута. Танугеак дала его Ренн с запасом пепла маммута в мешочке из кишок. Ренн от этого было немного тревожно. Почему Танугеак решила, что ей это понадобится? Что она предчувствовала? Чего опасалась?
Дарк продолжил вырезать фигурку. Тюлень приподнял маленькую мордочку, как будто плыл по невидимому Морю. Дарк вырезал его так, что потеки на осколке кости стали очень похожи на крапчатую шкуру тюленя.
– Ты правда думаешь, что надвигается только плохая погода? – спросила Ренн.
– Не уверен. Но я рад, что вы с Тораком устроились не слишком далеко от стойбища. Я думаю, зима будет суровой.
– Да, – согласилась Ренн, – наверняка.
Фин-Кединн попросил Торака помочь выкопать ямы-ловушки на горной гряде.
Они выкопали три, прошли чуть дальше и принялись устанавливать силки. Чтобы добыча не учуяла их запах, растерли в ладонях ягоды с куста можжевельника, который рос рядом с заячьей тропой. Колышки сделали из веток того же куста, и каждое острие измазали в грязи.
У Торака кольнуло сердце, когда он заметил, что вождь стал сильнее хромать и морщины вокруг рта углубились.
– Думаю, на сегодня хватит, – сказал Торак.
Фин-Кединн кивнул, но продолжил обстругивать колышек.
Стоял месяц Терна. В эту пору землю в Лесу устилали желтые, как солнце, листья березы, утром в долины заползал туман, а на папоротнике блестела паутина. Белки пополняли запасы, а кабаны, лесные голуби и сойки просто наслаждались изобилием.
После месяца Красной Ивы солнце отправится спать в свою пещеру и наступит месяц Долгой Тьмы. Торак любил зиму – по снегу легче преследовать добычу, и ему нравились ощущения, которые дарит спящий Лес, когда бодрствуют только ели и сосны.
Фин-Кединн воткнул колышек в землю и выбрал место для петли из конского волоса.
– Приметы говорят: зима будет суровой, – сказал он.
– Похоже на то, – согласился Торак.
Фин-Кединн встал, оперся на посох и посмотрел на приемного сына ярко-голубыми глазами:
– Будет лучше, если вы с Ренн останетесь зимовать ближе к племени. Ты как?
Торак растерянно заморгал:
– Думаешь, все настолько плохо?
– Не знаю. Но я бы хотел, чтобы вы были рядом.
Торак с удивлением понял, что его больше не волнует, насколько близко их стоянка к стойбищу племени Ворона. Все доводы, которые он раньше приводил в спорах с Ренн, теперь казались глупыми. Какая разница, где жить? Главное, что они вместе.
Торак кивнул:
– Да, я тоже думаю, так будет лучше.
Ренн пришла на стоянку, но Торак еще не вернулся, и она решила немного вздремнуть в их убежище.
Спустя какое-то время проснулась. Сумерки еще не наступили. Волк похрапывал рядом с горой спящих волчат. Ренн перешагнула через обгрызенную кость и случайно наступила на лапу Темной Шерсти. Они беззвучно попросили друг у друга прощения.
На краю стоянки рос дуб. На ветке сидела серая сова, и на той же ветке, скрестив ноги, сидела Сешру, колдунья Гадюка.
– Ты, – без выражения сказала Ренн.
Прекрасные черные губы матери скривились в улыбке.
– Я.
В этот раз Ренн понимала, что спит, но не знала, как проснуться.
Волосы Сешру были подобны черной реке, а зрачки – узкие, как у змеи.
– Ты колдовала, – ехидно заметила Сешру. – Значит, ты согласна, что мы с тобой не такие уж и разные?
– Да, – сказала Ренн. – У меня твое нутро, этого я не могу изменить. Но я сама решаю, как мне использовать мой дар.
Сешру плавно и грациозно выпрямила ноги и, соскользнув на нижнюю ветку, оказалась лицом к лицу с Ренн.
– Но ты продолжаешь обманывать, – она глянула наверх, по стволу дуба соскользнула гадюка и обвила ей шею. – Ты соврала Нарвалам про своего брата.
– Единоутробного брата.
– Ты сказала, что он ушел охотиться.
– Я не могла сказать им, что он умер. И они бы не поверили в то, что он был ледяным демоном.
– Откуда ты знаешь, что он умер? Ты ведь не видела тело.
– Его затоптал маммут. Мы слышали.
Сешру рассмеялась:
– Ты этого не видела! – Она сняла с шеи змею и лениво разрезала на две части.
Теперь у нее были две змеи. Сешру, улыбаясь, нарезала их на кусочки, и каждый кусочек стал змеей. Вокруг колдуньи ползала извивающаяся, шипящая масса скользких тел.
– Я тебе уже говорила – это не конец.
Когда Ренн проснулась, в ушах еще звенел смех Сешру.
Торак с Фин-Кединном спускались с горной гряды. Они не видели Ренн, а она смотрела, как они идут плечом к плечу, и сердце сжималось от тревоги за обоих.
Ее еще трясло после разговора с матерью, она не могла понять, что означала их встреча.
«Если это вообще что-то значит, – напомнила себе Ренн. – Если это не ее обычная хитрость».
Ренн решила не рассказывать об этом Тораку. Когда они уходили с Дальнего Севера, она пообещала себе, что больше ничего не будет от него скрывать… но это было другое. Колдунья Гадюка умерла. И Наигинн тоже. Ренн не позволит Сешру отравить ее жизнь обманом.
Во второй половине дня Торак приподнял уголок над кострищем, чтобы проверить, не готова ли косуля. Пока еще нет.
В то утро они с Ренн вырыли небольшую канаву, обложили камнями, накидали в нее поленья и разожгли костер. Когда янтарный уголь превратился в пепел, они его выгребли и положили на раскаленные камни тушу косули, сверху навалили еще камни, присыпали ветками можжевельника и намазали все это грязью.
Ренн собирала грибы, а Торак тем временем почистил скребком шкуру косули и повесил ее на ветку, так чтобы волки не допрыгнули. Потом промыл кишки и набил их смесью из крови, жира, рубленого сердца и ливера, после чего затолкал в кострище.
Завтра они поделятся с Воронами остатками.
Наступили сумерки. Торак развел еще один костер, сел и стал ждать Ренн.
За кругом света от костра белка закопала желудь, похлопала лапами по земле и резво ускакала прочь. Рек с Рипом сидели на ветке дуба, спрятав клювы под крыльями. Проснулись волки, они зевали, потягивались, бродили вокруг и приветствовали друг друга, помахивая хвостами.
Торак смотрел на звезды сквозь ветки дуба. Одна звезда сорвалась и погасла, как искра, остальные ярко сверкали – это означало, что надвигается шторм. Торак нашел созвездие Великого Зубра.
Великий Зубр был самым могущественным демоном в Ином Мире. В Первую Зиму он сбежал, Всемирный Дух одолел его в страшной битве и сбросил горящего с неба. Ветер подхватил его пепел – мелкие семена зла – и разбросал по всему миру. Каждую осень Великий Зубр снова поднимался в небо. Чем ближе зима, тем выше он возносился и смотрел на Лес налитым кровью глазом… и демоны становились сильнее.
Ренн вернулась с полным туесом дождевых грибов.
Она села рядом с Тораком и, задрав голову, посмотрела на небо.
– Ты часто вспоминаешь, как летал?
– Иногда.
Ренн посмотрела на Торака:
– Страшно было?
– Да. И здорово, аж дух захватывало.
Появилось Самое Первое Дерево – грандиозные вспышки зеленого света волнами стекали по небу.
– Сегодня оно яркое, – сказала Ренн.
Торак обнял ее за плечи. Он любил смотреть, как Самое Первое Дерево защищает Лес, это зрелище всегда дарило ему покой.
Волк задрал морду и завыл, приветствуя наступление ночи. К нему присоединилась Темная Шерсть, потом завыл Камешек, ему неуверенно вторили волчата.