Будто палочка-выручалочка
Гимринец Али Джахпаров имел близ слияния Аварского и Андийкого Койсу хутор Салахур с обширным садом, рогатым скотом и двухэтажным домом. С Патимат у него росли пятеро сыновей и единственная дочь Халимат. Дети росли в спокойной обстановке, без дергания, криков и рукоприкладства.
Во время войны, когда мобилизованные проходили мимо их хутора, Патимат непременно давала им кров и пищу, пела грустные песни о старине, плакала, будто родных детей провожала неизвестно куда. Таким же сердечным был и Али.
Халимат начала учиться с 7-летнего возраста. И эта крошка ранним утром, а зимою еще до восхода солнца по горной дороге торопилась в Гимры, чтобы поспеть на уроки.
В пути можно было петь во все горло, можно было с размаху бросить в Койсу камень, сорвать цветок, стыдливо прячущийся у обочины, выковырнуть кусок настоящей серы из скальной породы. Халимат прыгала с камня на камень с легкостью канатной плясуньи. В общем, беззаботная для хуторской девчонки жизнь. Однако она не подозревала, что счастье капризно.
Детство Халимат закончилось в тот день, когда скончалась мать. Отец завел новую семью. Не смирившись с происшедшим, Халимат с братом Али переехали в Буйнакск. На этом образование юной гимринки завершилось. Надо было зарабатывать на жизнь. Если заглянуть в ее трудовую книжку, то отметим названия таких производств, как БКЗ, Аварский театр, трикотажная фабрика. И все это вперемежку с болезнями и рождением пятерых детей.
Еще живя на хуторе, Халимат увлекалась рисованием, сочиняла незатейливые стишки, но более всего хотела шить. Когда семейная жизнь не удалась, отдалась последнему занятию, будто палочке-выручалочке от всех бед. Первое платье сшила своей дочери. Соседки удивлялись: откуда у нее такой вкус? Не верили, что Халимат фасон ниоткуда не срисовывала.
Потороплю рассказ. И пришел день, когда гимринка утвердилась в мнении людей как первейшая портниха. Приходит заказчица и говорит: «Вот твоя мастерская, вот ты, вот я. Придумай что-нибудь». И гимринка придумывает такое, что платье не только ладно сидит на заказчице, но и делает ее моложе и красивее. На вопрос, как ей это удается, Халимат отвечала:
– Я не только снимаю мерку, но и вижу, какое лицо, шея, сложение, длина рук, талия заказчицы. Мысленно примеряю на нее десятки фасонов и останавливаюсь на каком-нибудь одном.
– Не бывает ли промашки?
– Что-то не помню…
– Сколько же вы сшили платьев?
Моя собеседница громко смеется, а потом отвечает неопределенно:
– Не вела счет, наверное, сотни…
Халимат Гамидова – портниха-модельер. Пусть неделикатно сказано, у гимринки проворные, жадные до работы миниатюрные пальцы. Халимат двадцать лет работала в экспериментальной лаборатории фабрики «Красная Звезда», из них десять лет занималась моделированием, готовила образцы для массового пошива. Ее отметили орденом «Знак Почета» и многочисленными грамотами.
Не могу не рассказать, как мало доставалось на ее терпеливый характер счастья, конечно, не считая тех случаев, когда она своим искусством радовала начальство фабрики и своих заказчиц, тайком от финотдела приходивших к ней домой в темное время суток.
Однажды ее пригласили в кабинет первого секретаря Буйнакского ГК КПСС. Секретарь за руку поздоровался, спросил о житье-бытье. Потом в своей же машине отвез в обком партии. Там первый секретарь обкома также поинтересовался работой, жизнью, детьми Гамидовой.
Халимат Гамидова (слева)
После этого Халимат усадили в первом ряду президиума. Ораторы выходили к трибуне, произносили речи, а она думала, что из всего Буйнакска только одна она на сцене, как бике, сижу, и по телевидению меня показывают на весь Дагестан. Наверное, и в Гимрах меня видят. Скажут, вот каких высот достигла Халимат из тухума Джапарилав.
Я спрашивал у Халимат Алиевны, что это за совещание было, о чем там шла речь?
– Не помню ничего, да я, по правде говоря, и не слушала, о чем говорили, – отвечала она. – Помню только одно: меня до краев переполняло счастье!..
По тонкому канату над бездной
– Я знала, что вы обязательно постучитесь в мои двери, – такими словами встретила меня доктор геолого-минералогических наук Э. А. Даитбекова.
Мы с ней не были знакомы, и спрашивать у Эльмиры Адильгереевны, как она могла предугадать мой приход, считал не совсем удобным.
Усадив меня за журнальный столик, хозяйка предложила на выбор чай или кофе.
О ее отце, Адильгерее Даитбекове, талантливом инженере-дорожнике и мостостроителе, я кое-что знал. Только хотел открыть рот, чтобы сказать Эльмире Адильгереевне, с чем связан мой визит, как она снова удивила меня: «Вы спрашивайте, я буду отвечать». Это облегчало мою работу.
Мы проговорили несколько часов подряд, и из массы исписанного читателю предлагаю следующее.
Эльмира Адильгереевна родилась в Темир-Хан-Шуре в 1912 году. В пять лет ее отдали на воспитание в частный дом Тимушевых. У хозяйки в просторной комнате в углу висела икона, на которую, встав на колени, молились дети. Эльмира отказалась, сославшись на то, что она кладет поклоны другому боженьке. После этого случая родители девочки распрощались с Тимушевой…
Эльмира Даитбекова
Адильгерей Даитбеков детей своих воспитывал по-спартански. На ночь в таз с холодною водою он окунал простыню, а затем вывешивал во дворе, чтобы ранним утром Эльмира и ее брат Фуад обтирались до покраснения тела. С самого раннего возраста они были приучены ездить на лошади.
Чтение книг из отцовской библиотеки и пикники в дальних лесах Темир-Хан-Шуры были любимыми занятиями детей. Для них отец был добрым ангелом. Эльмира начала учиться в школе 2-й ступени у Марии Ивановны Мустановой, бывшей преподавательницы гимназии. Своей необыкновенной строгостью она нагоняла панический страх на детей.
– Как вспомню учительницу, – признавалась Эльмира Адильгереевна, – дрожь пробегает по спине.
В 1923 году семья Даитбековых переехала в Махачкалу. Дом их находился рядом со школой № 2. Здесь Эльмира целиком отдалась спорту – легкой атлетике, плаванию, гребле. Среди школьниц Махачкалы она заняла второе место по прыжкам в длину. Первой оказалась Танковская. Затем забег на 200 метров. К финишной ленте Эльмира прибежала первая. Победа была сладкой, если бы не одно «но». За финишем она рухнула на землю. Врачи определили невроз сердца, с чем Эльмира Адильгереевна «возилась» и до встречи со мной.
Несколько раз Даитбекова оказывалась на краю жизни из-за своих увлечений. Как-то на крутом склоне Верхнего Гуниба Даитбекова заметила чудную окаменелость водяной лилии. Как здесь удержаться? Балансируя, будто на канате, она сделала несколько шажков, как самородок упал в пропасть. Не удержалась и Эльмира Адильгереевна. В какой-то момент ее ноги уперлись во что-то твердое. Рядом ни выступа, ни кустика, за что можно было ухватиться. Кругом ни души. Зови – никто не откликнется.
Она не могла объяснить, как выбралась из той ловушки. Наверное, боязнь смерти спасла ее.
По природе своей Эльмира Даитбекова – фаталист. Каждый раз какое-то чудо спасало ее от беды. Был еще случай. Во время одной геологической экспедиции она прыгнула с одного выступа на другой, где почва настолько размокла, что она чуть не угодила на свернутую колечком гюрзу. Змея в буквальном смысле погналась за ней. Девушка увидела пойму, заполненную водой, и с разбега одолела ее.
Скажем так: Даитбекова сама искала опасные приключения. В любую погоду, в любой шторм купалась в море. Как-то с подругой они заплыли так далеко, что берега уже не видно было. И тут вдруг судорога свела ногу. Если бы не подруга, Каспий не пощадил бы ее.
В 1933 году во время геологической практики на Хираминском хребте Азербайджана, желая во что бы то ни стало найти ценный самородок, Даитбекова отстала от своей группы. Пришпорила лошадь, а та стала пятиться назад. В чем причина, поняла, когда увидела пасть волка. Как отбилась от дикого зверя, Эльмира Адильгереевна помнит будто в кошмарном сне. Друзья, прибежавшие на ее крики, спасли от беды.
А впереди Даитбекову ждала еще одна беда, от которой оградить никто бы на свете не мог.
Отца девушки, крупного инженера Даитбекова, о ком я упомянул, без всяких причин сослали в концлагерь. Эльмира Адильгереевна осталась с беспомощной матерью. Параллельно с учебой в вузе пришлось выполнять работу коллектора, уборщицы, в общем, занималась тем, что подвернется под руку. Она тешила себя надеждой, что отца освободят.
О том, как сложилась ее судьба в дальнейшем, дагестанка рассказывает так. После окончания вуза в 1936 году я осталась в Баку. Моя дипломная работа «Разведданные моря с баркаса» была проблемной. Изыскания приходилось производить под водою. От моего диплома не отмахнулись, отнеслись серьезно. Меня оставили на нефтеразведке как на малоизученном участке геологии Азербайджана. Это меня устраивало очень и очень. Я прошла школу от коллектора, техника, геолога, старшего геолога до главного геолога разведочных групп.
В 1937 году началось светопреставление. Арестовывали всех подряд: директора, начальника геологов. На их место приглашали выдвиженцев, буровых мастеров, пьяниц. Создалась невыносимая атмосфера. Хоть вешайся. Резали без ножа. Это совсем не то, что когда я висела на скале или спаслась от волка. Абсолютная беспомощность. Имелись неприятности и другого порядка. Если я говорила по-русски, меня бойкотировали.
Выучилась азербайджанскому языку. Вызывают в райком. Первый секретарь никакого понятия о нефти и газе не имел, но говорил будто академик Голубятников: «К такому-то сроку чтобы нефть была!» Представляете?
Он думал, подземные кладовые так же подчиняются решениям партии и правительства, как и какой-нибудь завод по производству гвоздей или мыла. Мне, 25-летней женщине, приходилось ходить на работу будто по тонкому канату, натянутому над бездной. Со дня на день ждала ареста.
Потом началась война. Меня отозвали с разведочных работ в Баку. В связи с приближением немцев к Кавказу решили трест перебазировать в Башкирию, а сотни бакинских скважин забросали ломом, камнями, всем, что попадалось под руку. Такое поступило распоряжение. Забегая вперед, скажу, что, когда вернулись из эвакуации, восстановить их уже не удалось, пришлось бурить новые. Сколько денег и сил пришлось ухлопать на все это из-за глупой установки. А ведь у нас имелись уникальные скважины: открой задвижку – заправляй автомашину. Такая легкая нефть, как нигде в мире!