– Вижу, когда-то ты неплохо жила.
Сона переступила с ноги на ногу.
– Да, но настали тяжелые времена.
– У тебя ребенок. Он не будет плакать?
– Моя дочь очень спокойная.
Сона сказала правду. Дети тех, кто выпрашивал милостыню возле храма Шивы, редко устраивали истерики. Что-то словно давило на них, сковывало движения, усыпляло эмоции.
– Вижу, сестра, за тебя некому заступиться. Оставайся.
В глазах Соны вспыхнула радость, но она тут же добавила:
– Мне негде ночевать.
– Я дам тебе небольшую комнатку, если ты будешь стараться, как обещала.
Сона поклонилась. Больше всего она опасалась, что этот великодушный незнакомец проявит к ней чисто мужской интерес, но он вел себя вполне пристойно.
Они с Латикой остались у Харшала (так звали мужчину). Он не только продавал еду на улицах, но и развозил ее по домам и различным учреждениям. Даже иные англичане заказывали обеды у Харшала-джи. То было новшество, диктуемое временем, и заведение процветало.
Сона держалась тихо и незаметно. Чистила кабачки, шинковала кинзу, выбирала темные зернышки из риса басмати, отделяла от костей вареное куриное мясо, до воскового блеска протирала фрукты.
Латика крутилась тут же, то съедая яблоко, то обливаясь манговым соком. Она сделалась подвижной и веселой и стремительно развивалась; девчушка росла под тем же солнцем, слышала звуки того же города, но неким образом, казалось, уловила нынешнюю свободу и независимость.
Сона не разговаривала с мужчинами, как и они с ней, разве что по делу. Иногда она перекидывалась парой фраз с Гори, племянницей Харшала, но по большей части жила сама по себе.
Получив первое жалованье, Сона не могла отказаться от того, чтобы купить одежду для Латики и себя. Она выбрала ткань ярко-розового цвета с нежной серебряной вышивкой.
Облачившись в новое сари, женщина глянула в зеркало и прикусила губу. Она была прекрасна! В царстве, которым правил Бриджеш, естественные эмоции и чувства поневоле покрывались невидимой коростой. Но теперь они вновь просыпались в ней.
Случайно увидев ее в этом наряде, хозяин сперва изумленно застыл, а потом поручил Соне отнести готовый обед в дом одного богатого англичанина, захотевшего побаловать гостей блюдами индийской кухни.
Молодая женщина согласилась не без некоторого колебания. С одной стороны, ей хотелось пройтись по улицам, с другой – Сона боялась встретить кого-либо из людей Бриджеша.
Первое стремление победило, и вот она шла, ведя одной рукой Латику, а в другой держа большую тростниковую корзину с едой.
Вскоре Сона покинула ту часть города, где в бескрайнюю даль побережья уходили шаткие дощатые, крытые чем попало сараюшки, меж которых текли зловонные ручьи, где в небо поднимался едкий запах угольных очагов и гниющих отбросов, слышалось блеянье коз, кудахтанье кур и шлепки прачек, отбивавших мокрое белье о большие камни.
Сейчас перед ней была другая Индия, с окруженными садами виллами, с верандами, уставленными терракотовыми горшками, в коих росли пышные цветы, и широкими ступенями, ведущими в просторные светлые покои.
Подойдя к задней калитке одного из таких особняков, Сона постучала прибитым к дверце железным кольцом.
Появившийся слуга в белых перчатках забрал у нее корзину, молча вручил ей деньги и быстро исчез.
Вернувшись, Сона подошла к Харшалу и протянула рупии, но он отвел ее руку.
– Господа платят за заказ вперед. Это твои чаевые, – сказал он и подмигнул.
Сона оторопела. Чтобы получить такие деньги, ей пришлось бы просидеть возле храма под палящим солнцем, выслушивая брань товарок и унижаясь перед прохожими, по меньшей мере несколько дней. И половину отдать Бриджешу.
С тех пор Харшал время от времени посылал ее с заказами. Порой Сона видела белых господ; иные даже заговаривали с ней, наклонялись к Латике, трепали малышку по волосам, угощали сладостями, задавали вопросы.
Смущаясь, Сона пыталась отвечать на их языке. Она выучила несколько десятков английских слов, раздавая детям еду в школе Бернем-сахиба, где некогда работал Арун, но с тех пор половину забыла.
А вот Аруна ей забыть не удалось. Было глупо мечтать о случайной встрече, равно как думать о том, что они вновь сумеют обрести счастье. Разве смогла бы она объяснить ему появление на свет Латики, ведь мужчины относятся к таким вещам с ревностью, подозрительно, непримиримо! А перестать любить дочь, уделять ей меньше внимания, променять на кого-то другого Сона уже не могла.
Она осмелела настолько, что отправилась с Латикой на рынок, где любовалась пурпурными башнями из гранатов, пушистыми персиками, осторожно сложенными в большие корзины, стенки которых были обшиты мягкой тканью, дабы не повредить нежные плоды, грудами полных желтого сока, медово-сладких манго. Сона накупила лучших плодов – всего понемногу – и собралась повернуть обратно, когда увидела Падму.
Она никак не ожидала встретить здесь кого-то из тех, кто выпрашивал милостыню возле стен храма Шивы, и потому невольно отшатнулась. Несчастная женщина выбирала подгнившие фрукты, надеясь купить их по дешевке. Сона попыталась незаметно исчезнуть, но Падма неожиданно обернулась, и перезрелые яблоки посыпались у нее из подола.
– Сона?!
Падма недоверчиво и жадно разглядывала женщину, гадая, почему она так изменилась.
– Да, это я.
– Куда ты подевалась?
– Я нашла работу.
– Нашла работу? – словно эхо повторила Падма.
Ее взгляд остановился на Латике, пухленькой, веселой, здоровой.
– Твоя дочь похорошела – ее не узнать!
– А как Виру?
– Он умер.
Между двумя женщинами словно пронеслась огромная волна, отшвырнув их друг от друга.
– Мне очень жаль, – прошептала Сона.
Падма кивнула, продолжая смотреть на Латику.
– Прошу тебя, – проговорила Сона, думая о последствиях этой нежданной встречи, – не говори Бриджешу о том, что ты меня видела.
– Не скажу, – медленно ответила Падма, в глазах которой читалась неприкрытая зависть, – ты всегда хорошо относилась ко мне.
– Хочешь, я куплю тебе что-нибудь? Или дам денег…
– Не надо. Все равно я не стану богаче, – вяло произнесла Падма и, повернувшись, побрела прочь.
Сона вернулась к себе расстроенная, с испуганно бьющимся сердцем. Из головы не выходили мысли о Падме, взор которой был полон горечи и зависти. А если она проболтается? Варанаси – большой город, но, как известно, тот, кто ищет, всегда находит, а Бриджеш ни за что не простит ей того, что она сбежала.
Несколько дней она никуда не выходила, а потом Харшал снова послал ее с заказом. Сона попыталась отказаться, и тогда он спросил:
– Что случилось?
В глазах женщины мерцали слезы.
– Я встретила кое-кого из прошлой жизни. Нам с Латикой угрожает опасность!
– Ты говоришь о мужчине?
Сона потупилась.
– Да. Но это не то, о чем вы, возможно, подумали…
– Не важно, о чем я подумал. – Взяв длинный нож, которым чистили и потрошили рыбу, Харшал показал его женщине и добавил: – Пусть попробует здесь появиться! – А после смущенно произнес: – Я давно хотел сказать тебе, да все не решался… Не согласишься ли ты… стать моей женой? И ты, и твоя дочь будете под защитой. Муж совсем не то, что хозяин! Я нанял тебя, потому что ты показалась мне очень красивой и беззащитной, и с тех пор мысли о тебе не дают мне покоя.
Ошеломленная тем, чего она никак не могла предвидеть, Со-на промолвила:
– Я принадлежу другому мужчине.
Харшал ревниво поджал губы.
– Но где он? Жив ли? Почему не приходит за тобой? Если ты нужна ему, пусть предъявит свои права!
– Прежде всего их предъявляет моя любовь к нему, – тихо ответила женщина. – Вы очень добры, но я не могу.
Несмотря на неожиданное предложение, Сона немного успокоилась. Она пошла одна, без Латики, и всю дорогу оглядывалась, не следит ли кто. Ей до смерти надоело бояться – сперва Суниты, а потом – Бриджеша. Она хотела наконец стать свободной.
Он ждал ее в переулке. Вероятно, Падма не сдержала слова и разболтала о том, что видела Сону на рынке. Возможно, она сделала это из зависти или в надежде получить несколько анн.
Нарядная, чистая, с красиво заплетенными волосами, женщина посмотрела на Бриджеша так, будто их разделяло огромное расстояние, и это его взбесило. И все же он уловил в глубине ее глаз страх, вызвавший в нем злобное торжество.
– Ты посмела удрать?! Возвращайся обратно, слышишь! Пойдем со мной!
Он попытался схватить Сону за руку.
– Нет! – вырвалось у нее, и в ее голосе звучала такая непримиримость, что Бриджеша передернуло.
– Тогда пеняй на себя! Я отрежу твоей девчонке уши и нос или сделаю так, что ей придется молиться покровителю Сурдасу![106]
То было самое ужасное из всего, что ожидала услышать Со-на. На следующий день она исчезла, и Харшал мучительно размышлял над тем, что могло произойти. Он пытался разыскивать женщину, но поскольку Сона так и не призналась в том, что прежде была попрошайкой, ему не пришло в голову высматривать ее возле стен храма великого Шивы.
Глава XXXI
На протяжении нескольких недель положение в Ауде день ото дня становилось все более угрожающим. В Лакхнау царила сумятица. Войска Ост-Индской компании вперемешку с королевскими полками[107] акр за акром теряли территории, приносящие сотни тысяч рупий годового дохода.
Армия раджпутов двигалась вперед, захватывая населенные пункты, громя английские судебные и налоговые учреждения и дома индийских ростовщиков, сжигая найденные в них документы, разгоняя всех, кто попустительствовал колониальной политике. На всем пути их поддерживали долговые рабы – крестьяне, которые собирали продукты, предоставляли нужные сведения, укрывали раненых.
А потом наступил перелом в пользу белых. Сыграло роль военно-организационное и техническое превосходство англичан, о котором некогда говорил Ратне Джейсон Блэйд.