Но Кларисса была настойчива; чтобы не компрометировать их имени, она решила жить под другой фамилией. Конечно, ей самой не хотелось идти в гувернантки; она понимала отлично, что ей придется исполнять прихоти и желания людей, быть может, стоящих ниже ее по положению. Но что же делать, если нужда заставляет и нет возможности предпринять что-нибудь другое. Ей много приходилось убеждать отца, много уговаривать, но он все-таки не соглашался. Видя, что она не в силах убедить его, Кларисса решила уйти, и после довольно крупного разговора покинула дом своего отца.
Услыхав об этом, старая графиня, предложила взять ее к себе, но было уже поздно. Кларисса была далеко от своих. Делать было нечего. Графиня не стала больше беспокоиться о Клариссе, а отец так на нее рассердился, что запретил при нем произносить ее имя.
По прошествии некоторого времени Дженни получила от Клариссы письмо, в котором она сообщила, что поступила в очень милую семью в Ферт-Вест Лондона, где носит теперь другое имя и фамилию; письма же просила адресовать: мисс Шесней, в библиотеку окрестностей Хайд-Парка. В письме же, между прочим, просила передать отцу, что она его очень любит, и что он может быть уверен, что она не уронит ни его, ни своего имени, что намерения ее самые хорошие и честные, и что она надеется, что он простит ее. Дженни показала это письмо отцу, который так рассердился, что заставил ее написать дочери, чтобы она никогда и не смела думать вернуться к нему и объявить ей, чтобы она никогда и не надеялась на прощение. Дженни конечно, не хотелось писать этого сестре, но она не могла поступить против воли своего отца. После этого прошло уже довольно много времени. Капитан Шесней получил такое большое наследство и титул графа. Дженни надеялась, что это побудит его к примирению с дочерью и что он позволит ей приехать к нему. Ведь она теперь леди Кларисса Шесней и оставить ее в гувернантках было почти невозможно. Но Дженни ошиблась в своих предположениях. Отец, как мы знаем, не стал об этом и разговаривать.
Проводив отца, Дженни призвала новую горничную и сделала некоторые распоряжения. Затем послала за Юдио, а сама начала выкладывать все вещи Лоры, чтобы отправить их к ней.
– Я думаю, бесполезно отсылать ей старые башмаки ведь, наверное, она их не наденет.
Юдио ничего ей не ответила, так как с вниманием смотрела в окно.
– Юдио! – Снова позвала ее Дженни.
– Извините, сударыня, у нашего подъезда остановилась карета, в которой я вижу старую графиню Окбурн.
– Это моя тетя! Идите, Юдио, встречать ее.
Юдио поспешила навстречу, вслед за ней пошла и Дженни.
– Где твой отец? – Спросила ее леди Окбурн, входя в гостиную.
– Папа уехал сегодня в Шесней-Локс, тетя, – ответила Дженни.
– Но, видишь ли, я вчера приехала в Большой Венок, где ночевала, а сегодня утром послала телеграмму в Шесней-Локс, чтобы узнать, там ли твой отец? Мне ответили, что он в Седер-Лодже; я отправилась сюда к нему, а оказывается, он уехал туда. А мне необходимо видеть его сегодня. Так вот как мы сделаем: ты, Дженни, дай мне чего-нибудь закусить; позавтракав у тебя, я отправлюсь в Шесней-Локс.
Дженни приказала сейчас же подать завтрак и к нему любимое вино старой тетки. – А что думает твой отец сделать с Шесней-Локсом? Ведь, он не будет в состоянии удержать его за собой.
– Если я не ошибаюсь, папа хочет отдать его внаём.
– Отдать внаём? Никогда!
– Тогда что же делать? Ведь, вы сами говорите, что он не в состоянии удержать его за собой, следовательно, надо отдавать внаймы.
– И сказать после всего этого, что он наследник! Моряк Франк! Никогда, знаешь ли Дженни, мне и в голову не приходило, что это будет так.
– Мы, тетя, тоже никак этого не ожидали.
– А вы что думаете делать? Надеюсь, что вы долго не останетесь здесь.
– Через неделю мы уедем и встретимся с отцом в Шесней-Локсе и затем проедем в Лондон, где уже и поселимся.
– Отлично сделали, что выбрали своей резиденцией Лондон. Но куда денете вы свою мебель? – Добавила она, осматриваясь вокруг себя.
– Покуда она постоит на этой квартире, так как срок еще не вышел.
– А Лора?
Дженни почувствовала, как сильно забилось ее сердце при этом вопросе. Ей еще труднее было говорить о Лоре с теткой, нежели с отцом.
– Поступок ее был страшным ударом для нас всех, – ответила она.
Ведь она всегда была сумасшедшая.
– Да, она была слишком легкомысленна, – сказала Дженни.
– Легкомысленна! Такой поступок вы называете легкомыслием! Что это за личность Карлтон? Урод… Оригинал?…
– Да, урод, хотя и красив. Я его не люблю; не только за Лору, но вообще не люблю. Они вернулись вчера вечером, – добавила Дженни. – Я боюсь, как бы Лора не раскаялась в своем поступке.
– Я только что ее видела. Она стояла у окна своего дома, когда я проезжала. Знай только, Дженни, что такие свадьбы к счастью не ведут. А где Кларисса?
– Кларисса там где и была.
– А где она была? Скажи мне все, что ты знаешь о ней.
– Это все не так много, тетя. Она мне писала, как вам уже известно, что поступила в гувернантки в очень милую семью в окрестностях Хайд-Парка.
– И что она переменила свою фамилию – это мне тоже известно, – добавила графиня.
– Хотя она и носит другую фамилию, а письма просила меня адресовать на имя мисс Шесней.
– А кто же ей пишет?
– Я с ней в переписке, тетя. Но она меня не балует письмами. Я ей пишу чаще, чем она мне.
– А что она тебе пишет?
– Да почти что ничего. Письма самые обыкновенные и весьма короткие. Но вот уже на два письма я не получила ответа и это меня беспокоит.
– Она скоро приедет, – сказала графиня.
– Было бы очень хорошо. Но я не думаю, чтобы она с ее гордым характером решилась сделать первый шаг.
– Ну, будь я ее отцом, так не дождалась бы она моего первого шага, – сказала графиня. Затем, поговорив еще кое о чем, она простилась с племянницами и уехала.
Глава XXVI
Весь май месяц граф с дочерьми прожил на квартире в Шесней-Локсе, а замок свой отдал внаем одной богатой семье. Узнав это, старая графиня пришла в сильное негодование. Рассерженная этой безумной, как она сама говорила, выходкой графа, она явилась к нему и в минуту сильного гнева сказала: «Вы, кажется, намереваетесь осрамить этим всю свою семью?»
– Очень может быть, – преспокойно ответил граф. – Меня удивляет только одно, что вы так беспокоитесь об этом. Ведь не вас срамлю.
– Конечно не меня, а себя и своих дочерей. Затем они долго спорили. Ни тот ни другой не хотели уступить друг другу и поэтому расстались заклятыми врагами. Вся мебель и вообще вся обстановка этого громадного дома принадлежала старой графине, и будь она в хороших отношениях с графом, наверно все оставила бы ему.
– Не оставлю графу Окбурну ни одного гвоздя, ни одной дощечки, – кричала она в минуту вспышки.
– Я ими и не воспользуюсь, если даже и останется что после вас, – тихо ответил граф, – а вам бы следовало как можно скорее взять все ваши вещи, чем бы вы меня очень успокоили, – добавил он.
Граф решил продать Шесней-Локс и иногда кое с кем поговаривал об этом. Он хорошо знал, что не может управиться с таким имением, а довериться управляющим он боялся, вот что побуждало его к продаже такого чудесного имения, не столько доходного, сколько прекрасно устроенного. Это была усадьба с громадным домом, с одной стороны которого примыкал обширный сад с оранжереями, мостиками, прудами и фонтанами, в которые накачивалась вода из двух колодцев, окруженных большими ветвистыми деревьями. Двухэтажный дом, построенный по плану известного архитектора, стоял на возвышенном месте, в конце обширного села, которое отделялось от деревни небольшим лугом и узенькой речкой. Испещренный всевозможными цветами китайский мостик, перегибаясь через речку, упирался в круглую готическую башню, которая служила заставою. Широкая липовая аллея шла от ворот башни до самого дома. Низенькие и толстые колонны, похожие на египетские, поддерживали греческий фронтон.
Трудно было решить, к какому времени архитектуры принадлежала эта чудная постройка: все стили древние и новейшие были в ней перемешаны, как языки при Вавилонском столпотворении. Действительно, такую роскошь жалко было продавать. Но что же оставалось делать? Ведь не дожидаться того, чтобы пустили это имение с публичного торга. Понятно, что граф поступил совершенно правильно, решив его продать.
Покупатель скоро нашелся. Это был Джемс Марден, который после долгого пребывания на Востоке, возвращался в Англию и просил своего брата полковника Мардена подыскать ему имение по соседству с ним.
Осмотрев Шесней-Локс полковник решил, что оно самое подходящее для брата. Переговорив лично обо всем с графом, полковник сказал, что имение это останется за его братом. Жена полковника нанесла визит Дженни. Они с первого же раза почувствовали друг к другу симпатию. Дженни от своей новой знакомой получила приглашение ехать на утренний концерт, на что она согласилась, хотя не любила выездов. Она большую часть времени старалась проводить с отцом. Дженни была прекрасная дочь, хозяйка и сестра.
– Надеюсь, папа, – начала однажды Дженни, сидя с отцом в прелестной гостиной, – вы ничего не будете иметь против того, чтобы пригласить для Люси гувернантку.
– Да разве я тебе ничего не говорил об этом? – Спросил граф.
– Мистрис Марден рекомендует мне очень милую особу, и говорит, что условия ее нам вполне подходящи.
– Я нахожу лучшим поместить Люси в пансион.
– О, нет, милый папа, ради Бога этого не делайте, я так люблю Люси, что мне трудно будет расстаться с ней, да я думаю, что и вы не захотите удалить ее от себя.
– Впрочем, делай как знаешь, если эту личность ты считаешь подходящей, приглашай ее, я буду очень рад.
– Ваше сиятельство, вас спрашивает какая-то незнакомая особа, – громко проговорил лакей, войдя в гостиную.
– Как фамилия?
– Кажется, мисс Летвайт, ваше сиятельство.