Мистрис Грей задрожала при этих словах своего сына, ужаснувшись возможных последствий, если бы их услыхал кто-нибудь кроме нее.
– Фредерик, вот еще одна из твоих страшных идей. Будь спокоен, будь спокоен!
Глава IIНесчастная встреча
Дженни Шесней утомленно полулежала в кресле. После недавно перенесенных тяжелых потрясений спасительная реакция возвратила ей здоровье и спокойствие духа. Она вдруг услыхала шум голосов, возвестивший о приходе гостя; дверь залы отворилась: это была Лора Карлтон.
– Надеюсь, Дженни, я могу войти?
Она говорила полушуткой-полуукором, смотря Дженни прямо в лицо. Глаза ее блистали, щеки покрылись румянцем, па ней было изящное шелковое платье отделанное сборчатыми воланами и кружевная шляпа с перьями. Она взяла руку Дженни.
– Счастлива ли ты, Лора?
– О, да, очень счастлива, – ответила она. – Но я хотела бы помириться со всеми. Папа очень упрям, когда сердит, я это хорошо знаю; однако это не может продолжаться долго. И ты, Дженни! – Быть здесь в продолжение двух недель и не подавать о себе никакой вести.
– Я была больна, – сказала Дженни.
– О, я в это не верю. Я полагаю, папа запретил тебе бывать у меня или принимать меня у себя.
– Нет, ты ошибаешься. Но, раз навсегда надо объясниться, Лора, так как ты здесь. Это даст нам обеим возможность избегнуть неприятностей, а может быть, и горя. Что касается меня, то объявляю тебе, что мне бывать у тебя невозможно. Я с удовольствием буду принимать тебя у себя, и буду рада видеть тебя каждый раз, когда ты этого захочешь. Но я не могу согласиться принимать мистера Карлтона.
– Почему ты не станешь приходить ко мне?
– Потому, что это дом мистера Карлтона. Я предпочитаю не встречать его ни там, ни где бы то ни было.
Лора казалась оскорбленной.
– Предубеждения всех вас против него будут ли вечными?
– Я не могу сказать тебе, но мои предубеждения сегодня так же сильны, как и всегда. Я его никогда не любила. Лора, а его поведение в отношении тебя не уменьшило этого отвращения. Я бы не могла решиться положить мою руку в его руку; ты видишь, что лучше нам и не встречаться.
Я чувствую, что никогда не полюблю его. Кроме того, я полагаю, что чувства отца заслуживают некоторого снисхождения. Я тебя ни в чем не упрекаю, Лора: но не требуй у меня той же милости для Карлтона.
– Ты говоришь о снисхождении к чувствам нашего отца, Дженни. Я не думаю, чтобы он руководился тем же снисхождением к тебе. Что он сделал? Он женился на женщине, которая стоит ниже всех нас. Если унизительно выходить замуж за доктора для Лоры Шесней, в то время, когда за нею нет никакого материального обеспечения, я спрашиваю, что надо думать' о графе Окбурн, английском пэре, опустившемся до учительницы своей дочери?
Дженни ничего не ответила. Лора была довольна логична в своем рассуждении, хотя она, казалось, забыла то, что обязана послушанием своему отцу, от которого отказалась.
– Ты была вполне предана ему, Дженни, смотри, как он отплатил тебе – довел тебя до того, что ты должна была оставить его дом; он удалил тебя оттуда так же безжалостно, как сделал бы это с любой собакой! Дженни, не прерывай меня, я скажу все, что у меня на душе. Что мы для него, ты и я, с тех пор, как он женился во второй раз?
– Ты ошибаешься, Лора, – ответила Дженни в волнении, – я уехала по моему личному желанию, несмотря на его усилия удержать меня. Он… но я… я… мне тяжело говорить об этом. Я не защищаю его женитьбу, но он не первый мужчина, который увлекся коварной женщиной.
– Он жестокий человек, – сказала настойчиво Лора, приходя чуть ли не в ярость, – он холоден, как гроб. Почему не простил он Клариссу?
– Кларисса… но он ведь простил ее.
– В самом деле? – Сказала удивленно Лора, – но она не дома. Я уверена, что она не там.
Дженни тихо сказала: «Мы не можем отыскать ее».
– Нельзя отыскать Клариссу! Что ты хочешь этим сказать?
– Очень просто, то, что я сказала: мы не можем отыскать ее. Я осведомлялась в двух местах (потому, что она переменяла там место два раза, но не оставалась долго). С того времени, как она оставила свое последнее место, прошел год, нам не удается найти ее след. Мы можем сделать только предположение, что она живет в каком-нибудь семействе на континенте или за океаном.
Отец справлялся во всех портах, но напрасно; в паспортных листах ее нигде не оказалось, хотя мы и мало рассчитывали па это, потому что она, вероятно, была записана наставницей.
Одним словом мы принимали всевозможные меры; полиция делала розыски со своей стороны и никакой вести. Я не в состоянии выразить тебе, Лора, до чего это делает меня несчастной, и отец, несмотря на отсутствие чувства любви, в котором ты его упрекаешь, от этого так же страдает как и я.
– Я никогда не слыхала ничего подобного! Его не трудно было обмануть!
Дженни почувствовала краску в лице и не поднимала глаз. Горячность, с которою она готова была всегда поддерживать своего отца, был ли он прав или виноват, теперь утихла в ее наболевшем сердце.
– Что это за женщина? – Спросила Лора.
– Что за вопрос, Лора? – Сказала Дженни тоном, показывавшим насколько этот разговор был ей неприятен, – отец женился на ней, этого достаточно.
– Почему ты не взяла с собою Люси?
– Он этого не хотел.
– И ты думаешь жить таким образом в этом доме одна?
– С кем же я буду жить? Я так же могу занимать этот дом, как другой жилец. Я не могу найти ничего более подходящего и не жалуюсь. – Но ведь это будет такая уединенная жизнь!
Дженни молчала. Увы, она хорошо сознавала уединение своей будущей жизни, но решилась переносить его.
– Какую годовую пенсию дает тебе отец?
– Пятьсот ливров в год.
– Пятьсот ливров для леди Шесней, – сказала Лора, глаза которой горели, – этого недостаточно, Дженни!
– Этого достаточно, чтобы жить удобно и прилично и позволь мне, Лора высказать тебе одно желание, это, чтобы ты всегда могла уравнять свои доходы с расходами, – прибавила она с видом нежной дружбы.
Лора покраснела. Гордясь своим новым положением, как дочери графа Окбурна, ее единственным желанием было придать своей жизни тон, соответствующий известному сану. Но так как Карлтон-отец отказался развязывать свой кошель, она должна была довольствоваться тем, что муж ее зарабатывал своей профессией.
Тот намекнул своей жене, что она должна стать экономнее: несмотря на это не проходило часа в течение дня, чтобы Лора не пожелала какую-нибудь из тех многочисленных безделушек, которые доступны только людям богатым; с тех пор как она получила титул, ее гордость конечно же не уменьшилась!
– Стыдно, что папа не назначает мне пенсии, теперь, когда он владеет богатствами Шесней, или что он не дал моему мужу сумму в качестве моего приданого, – возмутилась Лора язвительным тоном. – Я уверена, Карлтон очень хорошо сознает эту несправедливость, хотя не говорит мне об этом ни слова.
– Несправедливость! – Закричала Дженни.
– Да, это несправедливо, ужасно несправедливо. Чем я его обидела? Не тем ли, что вышла замуж без его согласия? Ну, а он сам, – вскричала Лора, не находя слов от сильного удивления. – Не найти Клариссы!
Она забросала Дженни вопросами и заставила ее рассказать подробно все частные случаи этого странного приключения, которым она с трудом верила.
– Ты говоришь, сведения ваши о Клариссе прекратились с июня истекшего года; значит в июне кончился год? – Повторяла Лора. – Но, Дженни, ты почти в это время получала от нее письма?
– Я получила одно письмо, но из него я не могла узнать, где она находилась. Это то письмо, которое прибыло в этот Новый год.
– Это не последнее письмо, которое ты от нее получила?
– Нет, это последнее письмо и есть. С того времени я написала ей три письма, которых она не получала и которые я нашла у книгопродавца. Припоминаешь ли ты тот странный сон, который снился мне о Клариссе, о котором я тебе рассказывала? – Страшный сон.
– Да, помнится, но ты мне его не рассказывала. Правда, ты мне как-то говорила о каком-то неприятном сне, но ты отказалась передать его, боясь моих насмешек.
– Да, – сказала Дженни, – это было в марте, сон этот очень встревожил меня, и я говорила тебе, что несколько раз писала Клариссе, в надежде получить от нее какую-нибудь весть, – это те письма, о которых я сейчас говорила тебе. Этот сон в своих мельчайших подробностях так же свеж в моей памяти теперь, как в первый день и есть минуты, в которые я бываю настолько суеверна, что не могу освободиться от мысли, что сон этот говорил мне о судьбе Клариссы?
Мне кажется, я знаю, что мы ее никогда не увидим… живою.
– Но почему ты не хочешь рассказать мне этот сон? – Сказала Лора с легкой насмешкой.
– Нет, – пробормотала Дженни, – это невозможно; тебе меньше, чем кому бы то ни было.
Лора задумалась: «Почему мне меньше, чем кому бы то ни было?»
– Потому что… потому что в этом сне в судьбе Клариссы играет роль и ужасную роль… но я, кажется, с ума схожу, – сказала вдруг Дженни. – Я не скажу ни слова более, Лора.
Лора не беспокоилась. Она всегда смеялась над снами своей сестры, то же повторилось и сегодня.
Дженни Шесней видела в своей жизни два или три очень странных сна, которые впоследствии осуществились. Один из них предшествовал смерти ее матери; быть может это было только странное стечение обстоятельств, однако Дженни, хотя не суеверная, была очень поражена и никогда не могла вполне освободиться от впечатления, которое оставил в ней этот сон. Она однако старалась похоронить это чувство на дне души, как это часто делают со всем другим, исходящим из воображения.
Но из всех снов ни один не оставил в ней такого страшного, сильного чувства ужаса – ужаса действительности – как тот, в котором участвовала ее сестра Кларисса.
– Мне не верится, Дженни, что ты за все это время не получала никаких известий от Клариссы с самого Нового года, – продолжала Лора.