Про нее-то и говорила мистрис Гульд, называя ее «красавицей». Лора, действительно, была красавица, с большими черными глазами, блеск которых затмевал кротость их. Едва успела она поменяться поклоном с вошедшим доктором, как к ней обратился капитан и сказал: «Оставь нас, Лора».
Она слегка поклонилась и вышла.
Карлтон сел против капитана Шесней и выжидал, когда пройдет взрыв его гнева.
– Я не мог быть у вас, капитан, – сказал он спокойно, когда, наконец, капитан утих. Надо заметить, что Карлтон всегда умел владеть собой в присутствии капитана, никогда не теряя притом своей обычной важности.
– Отец меня вызвал в Лондон телеграммой; он сильно болен и я боялся не застать его в живых. Это, без сомнения, объясняет вам причину, по которой я не мог явиться тотчас же по вашему приглашению.
– Я тоже мог умереть, – проворчал капитан.
– Извините, милостивый государь, вы, слава Богу, далеки от смерти, а если бы я и боялся за вас, то наверно предупредил бы об этом одного из Греев.
– Да, если бы вы не приехали сегодня вечером, я бы и сам за ними послал; подумать ужасно о том, что я тут лежу и… такие страдания, да еще доктора при мне нет.
– Но, капитан, вам гораздо лучше по сравнению с прежним. Разве вы не вставали сегодня с постели?
– Нет, я не вставал и не хочу подниматься на ноги.
– Хорошо. Завтра, Бог даст, вы будете в состоянии встать с постели.
– Хм!.. Застали вы отца в живых?
– Да, благодарю Бога, ему теперь немного лучше, но я боюсь, что он долго не проживет. Может быть, мне придется опять поехать к нему, если я получу от него снова телеграмму, тем более, что мы с ним не всегда жили в ладу, – добавил Карлтон, с непривычной ему доверчивостью.
Для капитана это было безразлично: его доктор был только доктором и никем более. Он не подумал бы даже на один день сделать его своим другом, или близким человеком.
– Он совсем не был мне добрым отцом, – продолжал между тем доктор в раздумье смотря на огонь, – далеко ему до этого!
А матери я лишился еще ребенком. Но ввиду его болезни, мне следует отнестись к нему иначе, чем я относился до сих пор.
– Люди обыкновенно сами за себя отвечают в жизни; отец и мать тут не причем, – резко возразил капитан.
– Вы не знаете, как прошло мое детство и моя юность без матери. Будь она жива – не то бы было!
– Ваш отец беден? – Спросил капитан.
– Напротив, он очень богат и я его единственный сын и наследник.
– Не поменяете ли вы этот рецепт? – Напомнил ему больной.
Замечание это заставило Карлтона заняться больным. Он встал, взял микстуру, на которую ему указал капитан, и возвратился к своей докторской серьезности. Написав рецепт, он простился с больным, который сильно дернул звонок, привязанный к его постели, чтобы предупредить Помпея о выходе доктора. В то время, когда Карлтон проходил по коридору, дверь одной комнаты отворилась и Лора Шесней показалась на пороге. Он поспешно подошел к ней, протянул ей руку, которую она крепко пожала. Ее большие глаза засверкали и яркая краска покрыла ее- прелестное лицо. Карлтон – всегда холодный – заговорил с ней нежным и дрожащим голосом, красноречиво выражающим его чувство к молодой девушке.
– Я думал вас нет дома?
– Дженни и Люси в церкви, а я осталась с папой. Вы когда вернулись?
– Только сейчас, – продолжал он тоном глубокой страсти. – Я все равно, что в рай попал, увидя вас, к тому же так неожиданно. Едва успел Карлтон крепко пожать руки Лоры, как показался Помпей.
Лора, прислонившись к притолоке двери, внимательно слушала, как одна дверь затворялась за другой, вслушивалась в его шаги, шум которых казался ей лучшей музыкой в мире. Когда же все утихло, она глубоко вздохнула и вошла в комнату своего отца.
В саду, недалеко от их дома, Карлтон встретил двух дочерей капитана, с которыми поговорил немного и, успокоив их насчет болезни отца, раскланялся, пожелав им доброго вечера, а сам быстро направился к своему дому.
Путь его освещался сильным лунным светом. Глядя па луну, он замечтался. Разговор его с капитаном Шесней заставил его вспомнить о прошлом. Свою молодость он не мог помянуть добром, благодаря тому, что у него не было человека, который мог бы служить ему хорошим примером. Жизнь его отца не могла служить таковым для молодого человека. Еще юношей Карлтон наделал массу долгов и обязался выплачивать их по срокам. Когда наступил срок платежа, он должен был во всем сознаться отцу. Отец, понятно, рассердился, хотя и заплатил долги, но после сильной ссоры. После этой ссоры Карлтон решился покинуть дом своего отца и переехал в Венок-Сюд. Несмотря на переезд, они все же виделись друг с другом, но встречи эти были далеко не сердечными. Во время последней болезни, старик очень изменился, он стал гораздо добрее, уступчивее и даже первый сделал шаг к примирению с сыном. В последнее свидание, перед отъездом сына, он призвал его к себе и прочел свое духовное завещание, в котором делал его наследником всего своего имущества. Успокоенный настоящим, Карлтон замечтался о будущем. Одной из главных его мыслей была женитьба на дочери капитана, Лоре Шесней, в которую он был страстно влюблен. Мечтая таким образом, он совершенно незаметно дошел до дому и, войдя в столовую, сел за ужин. Но прежде чем начать ужинать, он вынул несколько писем из бокового кармана, быстро пробежал их, положил в сторону, и сказал самому себе: это письмо нужно спрятать, а остальные можно. сжечь. В это время подошел к нему Бен, подавая ему какой-то пакет.
– Кто подал тебе его?
– Он получен в день вашего отъезда, сударь, мне передала его какая-то женщина. Карлтон перечел его с большим вниманием и положил возле своего прибора. Затем, отобрав все ненужные письма, он бросил их в камин, а остальные взял с собой и прошел в свой кабинет. Но вспомнив, что оставил в столовой на столе письмо, поданное Беном, он вернулся туда и, несмотря на все поиски, не мог никак отыскать его. «Куда могло оно деваться? – Думал он. – По всей вероятности, я по рассеянности сжег его вместе с другими письмами. Я не помню номера квартиры, кажется, 13, Дворцовая улица, квартира № 13», – и, схватив шляпу, он поспешно вышел из дому.
Глава V
Луна освещала широкую улицу, по которой мистер Карлтон быстро шагал, направляясь к дому № 13, к мистрис Гульд.
Вдова, услыхав звонок, сама вышла отворить дверь и, увидев доктора, низко присела.
– Здесь живет мистрис Гульд? – Спросил Карлтон.
– Точно так, сударь, я и есть Гульд.
– Когда я приехал из Лондона, мне подали письмо, оставленное два или три дня тому назад; из этого письма я понял, что меня просят приехать к больной, к мистрис… к мистрис…
– К мистрис Крав, – докончила вдова. – Но теперь, сударь, благодаря Богу, все благополучно окончилось и мистрис Крав чувствует себя довольно хорошо.
Карлтон удивился.
– Как!? Все кончено и благополучно кончено? Но в письме говорилось, что это будет только через месяц…
– Совершенно верно, сударь. Да омнибус тут беды натворил. Она чуть было не умерла от него.
– Омнибус! Какой омнибус? Что вы говорите?
– Эта барыня ехала из Лондона. Она иностранка и попала ко мне через мистрис Файч. Она молоденькая такая, точно барышня, право.
– Ну, скорей к делу, к делу, скажите пожалуйста, что же с ней случилось? – Перебил ее Карлтон.
– Извольте, сударь, только что она приехала, как почувствовала себя нехорошо. Она мне сказала, что омнибус ее ужасно растряс. Ведь вы знаете эти омнибусы хорошо, а ей не следовало… Сначала она думала, что это так, пройдет. Но ночью ей становилось все хуже и хуже, а утром Бог дал мальчика и такого плохонького, чисто куколку. За ним приезжала женщина из Лондона и увезла его с собой.
Карлтон тут вспомнил маленького тщедушного ребенка, которого он видал на станции Большой Венок.
– Кто принимал ребенка? – Спросил он.
– Мистер Стефен Грей. Но он будет при больной только до вашего приезда, сударь, так как барыня намеревалась обратиться к вам. Ей на вас указали.
– Это она говорит?
– Да сударь; да впрочем, она сама вам все скажет; конечно, все это очень странно.
– Как она чувствует себя теперь?
– Очень хорошо. Вы пройдете к ней?
– Сейчас пожалуй, слишком поздно ее беспокоить, – сказал он, – тем более, что она может быть спит.
– Нет, она, кажется, еще не спит и я думаю, что будет очень рада видеть вас.
С этими словами они вошли вместе в переднюю, где мистрис Гульд оставила его одного, а сама пошла в кухню за свечой. Придя туда, она бесцеремонно взяла свечу со стола, за которым сидела и ужинала мистрис Пеперфли, и поспешила к Карлтону, чтобы проводить его в спальню больной.
Подойдя к двери гостиной первого этажа, Карлтон взял свечу из рук мистрис Гульд.
– Спасибо вам, – сказал он, понижая голос, – теперь я один могу дойти.
Мистрис Гульд, передав ему свечу, побежала ужинать.
Карлтон же, пройдя гостиную, тихо отворил дверь спальни и вошел туда, заслоняя огонь рукой. Кругом была мертвая тишина.
Несмотря на то, что он вошел с большой осторожностью, мистрис Крав все же проснулась и, приподняв голову, посмотрела вокруг себя… Карлтон подошел к постели и сказал несколько слов больной. Вдруг послышался шорох.
– Кто тут? – Громко спросил Карлтон. Больная бессознательно повторила то же.
Не дождавшись ответа, Карлтон осмотрел вокруг кровати, но никого не нашел.
– Здесь есть кто-нибудь? – спросил он. На его вопрос ответа не последовало. Он не успокоился и взял свечу, чтобы осмотреть комнату. При осмотре, он совершенно нечаянно наткнулся на небольшую, едва заметную дверь; подумав немного, он решился отворить ее. Взор его остановился на большой лестнице, площадка которой была освещена сильным светом луны, проникавшим через окно. Но и здесь никого не было. Карлтон не мог понять причины шороха.. – Это что-то странно, но я хорошо слышал шорох, производимый кем-то в этой комнате, – сказал он вслух.