– Ведь это ты спас меня, Фредерик, – сказала она, нежно глядя ему в лицо.
– Я? Каким образом?
– Призвав сэра Стефена. Дженни говорит, что его приезд успокоил меня, что он мне что-то такое дал, какой-то порошок и что он отменил примочку, которую мне прикладывали к голове.
– Дорогая Люси, он сделал для тебя не более того, что уже было сделано раньше дядей Джоном и Карлтоном; болезнь уже шла к концу, когда приехал мой отец.
– Я не откажусь от этой мысли. Мне приятно думать, что твой отец спас мне жизнь и что ты привел его ко мне.
– Сохрани же это убеждение, дорогая, сохрани в глубине души мысль, что мне ты обязана своим будущим счастьем, и с Божьей помощью я постараюсь оправдать ее.
– Не находишь ли ты, – сказала она улыбаясь, что ты слишком долго держишь мою голову на своем плече?
– А разве ты устала? Или тебе неудобно?
– О, нет. Но ты, вероятно, устал.
Он поднял голову, чтобы взглянуть на Люси.
– Устал! Разве от счастья устают?
И, пожирая ее глазами, он нагнулся, чтобы поцеловать ее.
В эту минуту раздался легкий стук в дверь и вошел Карлтон.
Внезапная краска покрыла лицо Люси; она сделала усилие, чтобы освободиться от сжимавших ее объятий, но Фредерик Грей удержал ее, и посмотрел Карлтону прямо в глаза.
– Что вы тут делаете, мистрис Карлтон?
– Я! Мне кажется, я у себя дома.
– Конечно, вы у себя дома; по в вашем доме есть и комната леди Люси.
Казалось эти два человека не могут встретиться, чтобы не сказать друг другу несколько горьких оскорбительных слов.
Фредерик Грей осторожно освободил Люси и встал около нее.
– Как доктор моей невестки, как ее опекун, пока она находится в моем доме, – продолжал Карлтон, – я, в свою очередь, имею право спросить вас: «Что вы тут делаете, мистер Фредерик Грей?» Для Люси и для ее здоровья ваше присутствие здесь неуместно.
– Позвольте мне самому судить, – ответил холодно молодой человек. – Леди Люси будет моей женой, и никто кроме меня не заинтересован в том, что для нее уместно.
Говоря это, он приблизил стул к дивану и сел около Люси, чтобы доказать, что он совсем не намерен уходить.
– Не нужно ли вам чего-нибудь, мистер Карлтон, – сказала Люси в волнении.
– Я принес вам, Люси, эти два порошка, – ответил он, положив около нее две бумажки. Вы сегодня утром жаловались на изжогу – примите один из этих порошков в вине, это поможет вам.
– Благодарю, – сказала она, – я сейчас приму его.
Во время этой сцены вошла Юдио. Карлтон больше не настаивал на уходе своего непрошенного гостя, боясь взволновать Люси; он вышел из комнаты.
– А разве ты страдала изжогой, Люси? – Сказал Фредерик, рассматривая порошки.
– Да, кажется. Сегодня утром я чувствовала жжение в горле, чувство, которое я никогда не ощущала. Мистрис Карлтон сказал, что это изжога.
Фредерик попробовал порошок на язык; потом он подал его Юдио.
– Выбросьте это, Юдио, оно не принесет леди Люси никакой пользы.
– Разве я не приму их? – Спросила Люси.
– Нет, я пришлю лучшее лекарство.
И он подал порошки Юдио, принявшей их кончиками пальцев, как будто боясь боли, которую они могут причинить ей.
Через минуту в комнату вошла Дженни. Фредерик извинился, что без позволения пришел в комнату Люси.
Через полчаса он, уходя, встретил на лестнице Карлтона.
– Пожалуйста, мистер Фредерик, одну минуту. Нам пора объясниться. Вы начинаете слишком бесцеремонно обращаться со мною: вы входите в мой дом; вы вмешиваетесь в мои дела…
– В настоящую минуту в вашем доме живут Шесней и мои визиты относятся только к ним, – ответил Фредерик. – Впрочем, я вас не очень стесняю.
– Я должен просить вас стеснять меня в будущем еще менее. Кроме того, я не позволяю никому вмешиваться в мою практику: когда я сознаю свою неспособность продолжать лечение какого-нибудь больного, тогда другие могут взяться за него. Посещение вашим отцом и вами больного ребенка в Таппер-коттедже для меня очень оскорбительно и я просил бы вас…
– Это дело ваше и мистрис Смит, – сказал Фредерик, смеясь. – Она послала за моим отцом, а я пошел с ним, вот и все; я даже ни видал этого ребенка. Что же касается того, что я интересуюсь вами, то моя совесть, право, чиста в этом отношении; я просил Люси не принимать ваших порошков. Но подумайте, пожалуйста, и о том, в каких мы отношениях друг с другом.
– Вы хладнокровны и владеете собою, сударь, – сказал Карлтон, чувствуя, как в нем закипела вся старая ненависть к Фредерику. – Когда-нибудь мы сведем наши счеты.
– Быть может для вас было бы гораздо лучше, чтобы этот день никогда не настал. Что касается меня, то, будьте уверены, что я всеми силами буду избегать его. Мы не любим друг друга, мистер Карлтон, но нам нет необходимости ссориться каждый раз, когда случай сводит нас вместе. Я не имел намерения оскорбить вас, входя в ваш дом без вашего разрешения, я сознаюсь, что принимая во внимание наши враждебные отношения, мои посещения могли оскорбить вас. Я извиняюсь перед вами и надеюсь, что вы не будете мешать мне бывать в вашем доме, учитывая данные обстоятельства. Впрочем, через день или два дамы, вероятно, будут в состоянии вернуться к себе домой.
Сказав это, Фредерик ушел, не ожидая ответа Карлтона.
Лора находилась однако все в том же состоянии духа. Подозрения ее насчет отношений мужа к обитателям Таппер-коттеджа становились день ото дня все сильнее. Сердце Лоры Карлтон давно страдало от глубокого унижения, причиненного супружеской неверностью. Гордясь своим происхождением и титулом, гордясь своим общественным положением, припоминая, как страстно она любила этого человека, с какой глубокой верой она продолжала любить его в первое время своего замужества, она чувствовала себя теперь глубоко оскорбленной.
Ревность, злоба, жажда мести овладели всем ее существом. Она жила одной мыслью: унизить Карлтона, т. е. довести его до того, чтобы он унизился перед нею. Она хотела найти какое бы то ни было обвинение против него. Она уже заранее воображала себе его у ног своих, молившем о прощении, о забвении нанесенного оскорбления, а себя с гордо поднятой головой, бросающей ему эти слова: «Я покидаю вас: с этой минуты мы чужие люди!»
Дженни еще не говорила с Карлтоном о Клариссе, как она намеревалась. Она хотела спросить его, не может ли он дать ей какие-нибудь сведения из его прошедшей жизни, но доктор был до того занят, а ужас Дженни, боязнь за жизнь Люси так овладели ею, что во все время пребывания ее в доме Карлтона, она была не в состоянии вести разговор на эту грустную тему.
Однако, как только спокойствие вернулось к ней, Дженни опять стала думать о прежнем. Она теперь была с Карлтоном в дружелюбных отношениях и ничто не мешало ей завязать с ним разговор.
Но настало время, богатое обстоятельствами, одно неожиданнее другого.
Глава XXIIЕще удар для Карлтона
Лора полулежала в кресле перед камином в своем будуаре; ноги ее покоились на бархатной скамеечке; руки были сжаты; глаза глядели в пространство, нс видя ничего. Она была погружена в глубокое раздумье. Она думала о действительных и воображаемых оскорблениях, наносимых ей ее мужем – в этом состоянии духа она последнее время проводила большую часть времени.
У окна сидела Дженни и, разговаривая с Лорой, взяла перчатки. Она прежде всегда вязала их сама для отца; Эта пара предназначалась для Карлтона, который жаловался на холод в руках, когда он отправлялся с вечерними визитами к своим пациентам.
Дженни пришла за тем, чтобы посвятить сестру в то, что узнала о Клариссе от мистрис Вест.
– Кларисса была замужем! – Вскричала Лора, глядя на сестру.
– Судя по тому, что говорила мистрис Вест в этом нет никакого сомнения. Между прочим, Кларисса сама не отрицала этого, встретив прислугу.
– Ну, хорошо! Это достаточное доказательство. Значит я не единственная, которая поддалась своему увлечению; ужасный поступок, не правда ли, Дженни? – Но скажи пожалуйста, кто же муж ее?
– В этом отношении известия менее достоверны, – сказала Дженни. – Но, по-моему, очень вероятно, что она вышла за брата мистрис Вест, молодого доктора, который был очень дружен с Клариссой и который в следующую затем зиму отправился в Индию. Мистрис Вест не соглашается с этим предположением. Она говорит, что Том Вест был характера честного и откровенного; он был независим и, что если бы женился па Клариссе, он бы этого не скрывал. Она уверена, что они не поехали вместе, но мне кажется, что здоровье Клариссы не позволяло ей тогда предпринять такое далекое путешествие и она последовала за ним после.
– Очень вероятно. Но почему она не известила нас после своего замужества? Я понимаю, что она могла опасаться вмешательства с нашей стороны раньше, но раз она была обвенчана, ей нечего было опасаться.
– Это совершенно верно. Я уж так много думала обо всех этих обстоятельствах, что мой мозг устал и я почти больна. Во всяком случае это дает нам некоторый след. А теперь я должна тебе сказать, что есть один человек, который может помочь нам в наших поисках; этот человек – мистер Карлтон.
– Как! Каким образом? – Спросила удивленная Лора. – Я никогда не говорила с ним о Клариссе, мне было очень неприятно признаться в том, что наша сестра покинула нас, чтобы заработать себе на хлеб, что она была гувернанткой в чужом доме.
Ты давно знаешь мое мнение на этот счет. Я сначала из принципа нс сказала об этом моему мужу, а потом продолжала молчать, не имея никакого повода начать об этом разговор.
Тогда Дженни сообщила ей, что когда-то Карлтон был очень хорошо знаком с семейством Вест, с мистером Крав и другими молодыми врачами, приходившими в дом мистрис Вест.
– В таком случае весьма вероятно, что Карлтон знал о замужестве Клариссы и обо всех обстоятельствах, которыми оно сопровождалось. Право, Дженни, – продолжала с досадой Лора, – мне кажется, что нет никакой необходимости посвящать Карлтона в это дело, основываясь на таких неточных данных? Лучше умолчать об этом из уважения