Доктор обернулся к ней, бросив на нее ужасный взгляд. Если бы глаза могли говорить она бы замолчала. Но она не поняла его.
– Мистрис Крав спросила меня о здешних докторах, я ей назвала Греев и Карлтона. Тогда она написала письмо к Карлтону, прося меня передать ему его. Все знают об этом в Венок-Сюде, потому что я сказала это на суде. Когда я прочла адрес письма, я увидела, что она написала даже ваше имя «Луи». Я много раз задавала себе вопрос, откуда она могла знать это. Юдио утверждала, что это сказала ей Файч; но мистрис Файч отрицает это и…
– Вы полагаете возможным болтать так много в комнате больного ребенка без вреда для него, – спросил доктор со строгостью в голосе, и, обратившись к мистрис Смит добавил – это очень скверно для него и не может долго продолжаться. Мне кажется, вы должны выбирать более удобное время для приема гостей.
Слова и голос Карлтона заставили вдову Гульд замолчать. Она остановилась на середине фразы с открытым ртом, слишком пораженная, чтобы быть в состоянии проговорить хоть одно слово в свое оправдание. Карлтон, прописав кое-что ребенку, сел в карету и уехал.
– Чем я могла его обидеть? – Спросила Гульд, придя в себя и бросив вопросительный взгляд на обеих женщин.
– Я буду вам очень благодарна, если вы продолжите то, что хотели сказать об имени, написанном на конверте, – сказала мистрис Смит, – я слышу об этом в первый раз.
– Мне нечего более прибавить. Когда я прочла «Луи Карлтону», я сейчас же задала себе вопрос, как же она узнала это имя, с тех пор я много раз спрашивала себя об этом. Юдио полагает, что она узнала это из газеты, которую я подала ей. Но я после смерти ее искала в газете. Я, правда, нашла там его фамилию, но только мистер Карлтон», и никакого «Луи».
– Разве Карлтона зовут «Луи»? – Спросила мистрис Смит.
– Но, мне кажется, это знают все в Венок-Сюде. – Ответила мистрис Гульд, открывая большие, удивленные глаза.
Быть может об этом в самом деле знал весь Венок-Сюд, исключая мистрис Смит. Она, вероятно, слышала это от многих, но не обратила никакого внимания; кроме того на вывеске было написано не Луи Карлтон, а просто Карлтон.
Это незначительное обстоятельство, это название вслух его имени и неумеренный гнев доктора, произвели большое впечатление на мистрис Смит, которая до сих пор была уверена в том, что имя мужа мистрис Крав было Луи, и она вдруг возымела подозрение на Карлтона. «Я стараюсь доказать себе, что два и два составляют четыре, – сказала она в это утро леди Дженни, – но не могу этого достигнуть». Этим она хотела сказать, что она подозревала Карлтона, но у нее не доставало нити, связывающей это подозрение с неоспоримым фактом. Только после этого замечания леди Дженни показала ей найденное письмо Клариссы. Мистрис Смит долго рассматривала его, не делая никакого заключения.
– Что мне делать? – Спрашивала она сама себя. – Повидаться ли раньше с судьей и рассказать ему мою историю или идти к адвокату и передать ему все дело? Я, слава Богу, не знаю всех этих дел и не знаю теперь, как за это взяться. Но так или иначе, а я начну действовать сегодня же вечером.
При таком возбужденном и решающем состоянии ума, воля теряет свою силу. Смит надела шляпу и собралась уходить, но молодая служанка ее, недавно только вернувшаяся из гостей, решительно отказалась остаться одна с мертвым ребенком.
– Но неужели ты, невзирая на свои года, настолько глупа, что не понимаешь, что этот мертвый ребенок ничего не может сделать.
Девушка не противоречила этим доводам. Не давая себе даже отчета в том, чего, собственно, она боялась, она отказалась однако остаться одна дома: если мистрис Смит уйдет, она уйдет с ней, а одна ни за что не останется.
Из этого затруднения вывела их Пеперфли. Никогда эта старуха не являлась так кстати, как в эту минуту; она пришла, решив провести ночь в коттедже.
– Где здесь живут судьи? – Спросила Смит.
– Судьи? – Повторила пораженная мистрис Пеперфли.
– Живет ли кто-нибудь поблизости отсюда? Мне нужно видеть кого-нибудь из них?
Пеперфли не могла придти в себя от удивления. Судьи и их жилища не касались ее специальности и она не могла дать никаких сведений о них.
– Если вы хотите сообщить о смерти ребенка, то вам для этого не нужно обращаться к судье. Вам только нужно удостоверение от мистера Карлтона; без этого вам нельзя обойтись.
– Нет, не для объявления о смерти, это даже сделано. Это другое дело, личное. Быть может вы, по крайней мере, можете назвать мне какого-нибудь адвоката? Он, пожалуй, подойдет мне лучше, чем судья.
– Лучший адвокат, которого я знаю, это Дрон. Он живет за два дома от гостиницы «Красный лев», – это лучший адвокат в Венок-Сюде. Он может вывести вас из самых затруднительных обстоятельств.
Мистрис Смит, приняв эту рекомендацию, поручила матушке Пеперфли надзор над бедным мертвым тельцем и поспешила отправиться по данному адресу.
Она позвонила у дома, к двери которого была прибита доска с надписью «Присяжный стряпчий Дрон».
Мистер Дрон, маленький подвижной человечек, принял ее в своем кабинете; он пригласил ее сесть у стола, заваленного бумагами, и просил рассказать всю свою историю от начала до конца, постоянно перерывая ее расспросами.
Рассказ вдовы в высшей степени удивил его; он не переставал говорить, что здесь существует какая-нибудь ошибка. Карлтон, пользовавшийся таким уважением своих сограждан, убийца этой бедной мистрис Крав, своей жены и сестры леди Шесней?… Мистер Дрон не мог себе представить такой невероятной истории.
Мистрис Смит серьезно, терпеливо, настойчиво объяснила все подробности этого дела. Она вспомнила посещение леди Дженни, показала письмо Клариссы. После всего этого мистер Дрон стал внимательнее относиться к рассказу и сам стал перебирать в своей памяти подробности смерти мистрис Крав, которые были ему тогда хорошо известны.
– Подозревает ли Карлтона леди Дженни Шесней? – Спросил он.
– Нет! – Возразила мистрис Смит – ей не приходит в голову мысль, что он был мужем ее сестры. Она полагает, что сестра ее была замужем за Кравом, но что Карлтон, будучи другом его, знал об этом браке. Я не могу утверждать этого, но кажется, она полагает, что Карлтон хорошо знаком с этим делом, но не хочет говорить о нем как друг Крава.
– Я не могу понять только одного: каков мотив, побудивший Карлтона к отравлению этой несчастной женщины, если он действительно виновен в этом преступлении, как вы утверждаете?
– Я знаю об этом не более вашего, если только не предположить, что ее приезд разрушил его планы на будущее и что он боялся, что его женитьба станет общеизвестным фактом. Адвокат стал дергать свои усы, как он это делал всегда, когда был занят какою-нибудь серьезной мыслью.
– Вы видите, что ничто не убеждает нас в том, что мистрис Крав была его законной женой и что брак их где-нибудь был освящен духовной властью!
– Но я вам говорю, что да! – С досадой возразила Смит. – Я отвечаю за это своей головой. Я также уверена в ее законном замужестве, как в своем собственном. Вы также испорчены, как мой муж, сударь: он был такого же мнения, как и вы.
– Первою необходимостью в таком случае является доказательство этого брака, – сказал он серьезно. – Это даст нам орудие в руки, понимаете? Разве вы никогда не слышали ни малейшего намека о месте, где брак был совершен?
– Нет, не припомню, – сказала нерешительно мистрис Смит. – Однако, погодите. Я помню, однажды зимою, когда она жила в Айлингтоне, мы говорили о женитьбе, о церквах лондонских и церквах вообще, посещаемых большим светом. Она тогда сказала мне, смеясь что в «церкви св. Панкратия не хуже венчаться, чем во всякой другой». Тогда я приняла эти слова за шутку, но весьма возможно, сударь, что она там повенчалась.
Мистер Дрон, прищурив глаз, вынул из кармана записную книжку и сделал в ней некоторые заметки, потом предложил мистрис Смит еще около пятисот вопросов, проводил ее до самой двери.
Как только она вышла, он вышел также и сел в омнибус, шедший в Большой Венок. Прибыв на станцию, он послал в Лондон телеграмму следующего содержания:
«Генри Дрон, Венок-Сюд, Джону Фриару, Бедфорд-Ро».
Наведите справки в списках старой церкви св. Панкратия 1847 года. Нужен брачный договор Луи Карлтона и Клариссы (Бошан) Шесней. Не теряйте времени, платите клерку, если нужно, и пришлите мне это удостоверение, если вы его получите.
Глава XXVIII
На следующий день мистрис Смит из Таппер-коттеджа и мистер Дрон присяжный стряпчий в Венок-Сюде были заняты разговором, временами переходившим в спор.
Мистрис Смит пришла к адвокату, настойчиво требуя, чтобы дело ее немедленно было представлено суду на открытии первого заседания, прося суд немедленно же арестовать Карлтона.
Мистер Дрон не мог допустить такой поспешности.
– Будьте осторожны! – Говорил он – если вы разгласите это дело раньше, чем оно будет ясно во всех своих подробностях, вы рискуете не достигнуть цели. Я совсем не уверен, что судьи согласятся арестовать Карлтона при нынешнем положении вещей. Это очень рискованно; согласитесь, что нельзя сразу решиться арестовать джентльмена, пользовавшегося до сих пор хорошей репутацией. Кроме того, как только дело будет передано суду, о нем заговорит весь город, а мистер Карлтон, если сочтет нужным, очень легко успеет скрыться.
– Этому-то я и хочу помешать, – возразила мистрис Смит. – Как только приказ об аресте будет отдан, он не сумеет скрыться.
– Но мы не можем быть уверены, что власти согласятся на этот арест. Я не знаю, что бы сделал я на их месте. Я могу сказать вам, что эта история всю ночь не дала мне заснуть. Все это так странно! Я начинаю сильно сомневаться и думать, что во всем этом кроется какая-нибудь роковая ошибка.
– Кто знает? Вы, может быть, желаете остаться при этом мнении? – Сказала злобно Смит.
– Успокойтесь, сударыня. Я не сказал ничего подобного; я намерен расследовать это дело, т. е. передать его судебной власти. Там будет сделано все необходимое. Я настаиваю только на одном: не ковать железо, пока оно не горячо. Суд не так-то легко согласиться на арест Карлтона; полиции для этого нужно будет что-нибудь более веское, чем простое подозрение.