Один из присутствующих однако, не ожидая ни минуты, отправился к гостинице «Красный лев».
– Разве омнибус уже уехал, мистрис Фойч?
– Да, мистер Фредерик, десять минут тому назад.
– Ах! Этого-то я и боялся! Но нельзя ли мне как-нибудь получить кабриолет, карету или что-нибудь в этом роде?
– Ведь вы не поедете же сегодня вечером в Лондон, мистер Фредерик?
– Нет, я останусь здесь до конца этого несчастного дела; я скажу вам несколько слов, но прошу вас пусть они останутся между нами. Я телеграфировал моему отцу и жду его с семичасовым поездом.
– Вы ожидаете сэра Стефена! – Воскликнула она, – вам, вероятно, нужна карета. При таком счастливом стечении обстоятельств он не должен въехать в город как обыкновенный… смертный. Понятно, эти обстоятельства могут называться счастливыми только для него. Я дам вам двухместную коляску, мистер Фредерик, если бы у меня была четырех местная…
– Вы очень любезны! – Прервал ее Фредерик с улыбкой. Четырехместная карета! – Сэр Стефен ни за что не сел бы в нее.
Фредерик серьезным тоном прибавил: «Нет, мистрис Файч, мой отец, конечно рад, что тяготившее его подозрение пало, но, подумайте, сколько горя принесло это разоблачение тем, кто дорог ему! А вы знаете, какая тесная дружба связывает его с семейством Шесней».
– Правда, правда! Это ваши близкие друзья, а в скором времени вас свяжут и родственные отношения. Хорошо, вы значит возьмете двухместную карету.
Фредерик Грей, не теряя более ни минуты, поехал в Большой Венок. Он во что бы то ни стало хотел сам сообщить отцу подробности процесса.
В Большой Венок он приехал в одно время с поездом. Фредерик радостно приветствовал отца.
– Карета, пара лошадей! Ого, как щедро! – Сказал со смехом Стефен Грей.
– Мистрис Файч не могла предложить ничего другого, дорогой отец, а я очень хотел поскорее видеть тебя в Венок-Сюде! Поедем, поедем скорее.
Они сели в коляску.
– А теперь скажи мне, к чему эта поспешность? – Сказал Стефен, – зачем ты потревожил меня? Что такое случилось?
– Открылась тайна отравления. Твоя невинность доказана. Настоящий преступник найден. Он между прочим, никогда не уезжал из Венок-Сюда.
– О ком же говоришь ты, Фредерик?
– О том, кто влил в микстуру синильную кислоту.
– Кто влил ее… нарочно?
– Без сомнения, нарочно, чтобы убить мистрис Крав.
– Но когда? Я надеюсь, что никому не удалось подговорить Дика!
– Дик отнес лекарство в целости, нетронутым. Только в квартире вдовы Гульд, в комнате, соседней со спальней больной произошло это отравление лекарства.
– Человек на лестнице! – Вскричал Стефен, я знал, что это была не игра воображения. Человек со здравым смыслом, как Карлтон, не мог увлечься игрою фантазии до такой степени! Это, вероятно, был ее муж.
– Да, это был ее муж; он отравил микстуру. Но тот человек с бледным лицом, который в самом деле находился в данную минуту на лестнице, не был мужем мистрис Крав.
Отец, я знаю, что ты содрогнешься от моих слов: преступник, муж… Луи Карлтон.
Стефен, как громом пораженный, устремил пытливый взор на своего сына.
– Что это за чепуха, Фредерик? – Спросил он наконец
– Для чести человечества было бы желательно, чтобы это была чепуха! – Но скажи мне, пожалуйста, на чем основано подозрение. Мне нужны неоспоримые доказательства для того, чтобы поверить, что Карлтон способен на такое гнусное преступление.
Фредерик рассказал отцу все подробности того, что он знал.
Едва он закончил как карета въехала в Венок-Сюд.
Сэр Стефен был глубоко взволнован; все происшедшее казалось ему более похожим на роман, чем на факт действительной жизни. – Самое замечательное в этом убийстве то, что никому не приходило в голову заподозрить главного преступника, г-на Карлтона! – Я подозревал его, – сказал Фредерик.
– Ты! Неужели?
– Я его действительно подозревал, – продолжал молодой человек, понизив голос, – да, с той минуты, как увидел Карлтона перед смертным одром мистрис Крав. А он отгадал мои мысли. Помните как он в тот вечер хотел удалить меня из комнаты, а дядя ему помешал, говоря, что на меня можно полагаться?
– Прости, Господи! А почему ты его заподозрил?
– Я сам не знаю. Я тогда не мог сам отдать себе отчета. Но хорошо понимал тогда, что речь не была правдива; я видел, что он стоит к этому делу ближе, чем показывает. Его голос, его манеры, все подтверждало мое подозрение и оно стало еще более твердым в моем уме, когда он давал на суде свои показания. Я открылся во всем матери, но она не хотела верить моим предположениям.
– Ты странный человек, Фредерик!
– Так ответил мне и Карлтон в тот день, когда я ему высказал все, что у меня было на душе. Вы сказали мне, что я заслужил этот его ответ своею дерзостью; он тогда осмелился поднять на меня свою палку. И в самом деле вы тогда были правы, потому что я бросил ему прямо в лицо это ужасное обвинение.
Леди Дженни Шесней была невольной свидетельницей этой сцены. Сегодня, припоминая это обстоятельство, я удивляюсь, как он оставил меня в живых. Я в самом деле был слишком дерзок. Но, дорогой отец, в этом деле есть нечто более ужасное, чем все эти вещи, о чем я еще не говорил тебе.
– Что же именно? – Спросил Стефен.
Фредерик рассказал тогда отцу, что жертвой этого ужасного преступления была ни кто иная, как Кларисса Шесней.
– Никогда в жизни я не слыхал ничего более ужасного!
– Воскликнул Стефен Грей.
В эту минуту карета въехала на главную улицу Венок-Сюда. Ее вдруг окружила густая толпа народа, издавшая крики радости.
«Вот он! Это он»! – Кричали со всех сторон.
Мистрис Файч, будучи не в состоянии хранить тайны, распространила весть о близком приезде сэра Стефена и выразила надежду, что сограждане устроят ему достойную встречу.
Совет этот оказался лишним. Толпа собиралась на улице в ожидании кареты и, увидев ее, еще издали закричала: «Да здравствует Стефен Грей! Да здравствует Стефен Грей!»
И, не успел Стефен Грей опомниться от неожиданности, как лошади были выпряжены и многие из толпы сами впрягли себя в карету, оспаривая друг у друга честь отвезти ее до дома Джона Грея.
Фредерик, не очень недовольный этой манифестацией, отворил дверцы и хотел выскочить, но окруженный этой густой толпой он убедился, что этого ему не удастся сделать и отказался от своего намерения.
Он пробовал сделать несколько замечаний. Стефен тоже хотел заговорить. Результатом этого был только воодушевленный крик и ускоренный шаг везущих карету.
Наконец, поневоле отдавшись своей участи, сэр Стефен добродушно стал кланяться во все стороны.
Но вдруг на дороге встретилось какое-то препятствие и толпа должна была остановиться.
Навстречу шла другая толпа народа, та, которая недавно окружала здание суда в ожидании решения участи Карлтона. Теперь она шла вслед за обвиняемым, которого целый конвой солдат4 сопровождал в городскую тюрьму.
Обе толпы соединились и смешали свои возгласы: одни за здравие Стефена Грея, другие угрожали Карлтону.
Карета так близко подошла к арестанту, что никому не было возможности идти ни вперед, ни назад, – до того их сжали со всех сторон.
Полисмены ничего не могли сделать с, разъяренной толпой.
– Долой! Хватайте его! По закону Линча! Поступим с ним, как он поступил со своею женою! Ещё минута и Карлтон очутился бы в руках толпы. Но сэр Стефен пришел к нему на помощь.
Стоя в карете с открытой головой, он обратился к толпе.
– Если вы хоть одним пальцем тронете мистера Карлтона, – сказал он, – вы дикари, вы более не мои сограждане, мои дорогие соседи, и никогда моя нога не будет более в этом городе. Честные вы англичане или нет? Если мистер Карлтон обвиняется в каком-нибудь преступлении, то разве у нас нет законов, чтобы наказать его? Вы не его судьи, не его обвинители! Он вам не сделал никакого зла. Друзья мои, если вы хотели осчастливить меня вашим приемом, не возбудите во мне вместо этого чувство горя. Не заставьте меня стыдиться за вас!
– Ведь это он изгнал вас из нашего города, мистер Стефен, – заговорил какой-то смельчак, – это он своею хитрою ложью подорвал наше доверие к вам, из-за него мы отвернулись от вернейшего из наших друзей.
– Это не ваше дело, а мое, – возразил Стефен. – Разве он вас изгнал? Если я забыл прошлое, то вы точно можете забыть его. А теперь, господа, если вы хотите проводить меня до Дома моего брата, отправимся туда все, если вы хотите, чтобы мы остались хорошими друзьями. Идем, не удерживайте меня так долго на воздухе. На дворе не совсем тепло! Идем! Кто любит меня – идет со мною!
Тон Стефена шутливый и внушительный в одно время, но вместе с тем и отеческий сделал необходимое. Карета двинулась в путь, а толпа сопровождала ее своими воодушевленными возгласами.
«Спасибо, сэр Стефен!» – Воскликнул Карлтон диким голосом; он теперь беспрепятственно мог следовать дальше в сопровождении полисменов.
Через несколько шагов карета опять должна была остановиться; толпа музыкантов (каким образом могли они так скоро собраться?) приближалась, чтобы праздновать приезд сэра Стефена в свой родной город.
– Музыканты! – Вскричал он с досадой, спрятавшись в углу кареты – для меня! За кого же они меня в самом деле принимают! Они сегодня, кажется, с ума сошли!
Фредерик был вне себя. Он выскочил из кареты, подвергаясь опасности сломать себе ногу, и со смехом спасся бегством, предоставляя Стефену самому справиться с окружавшей его толпою.
Под шум и смех сэр Стефен добрался, наконец, до самого своего брата… тот самый Стефен Грей, который несколько лет только тому назад был почти изгнан из этого города.
А Карлтон, первая и без сомнения главная причина этого, под надежным конвоем был препровожден в тюрьму.
Глава XXXIПодозрение полисмена Болера
С давних времен в Венок-Сюде существовала временная тюрьма, в которой содержались арестанты во время разбирательства их дел, до тех пор, пока они не переводились в назначаемые им судом места заключения.