Помолчали немного, потом Миша сказал:
– Знаешь, а я сегодня ночью звонил Надежде Сергеевне. Почти до самого утра набирал номер.
– Зачем? – удивилась Лиза.
– Затем, что она сама когда-то дала мне все телефоны, и заграничные тоже, на тот случай, если что-нибудь случится с Ульяной. Ну, если допьется она до чертиков, или опять с наркотой свяжется, или люди подозрительные в ее окружении возникнут. Вот я и подумал, ведь, получается, Уля опять в историю попала, хоть и не по своей воле? Надо было раньше позвонить, да я думал, она в курсе…
– Наверное, в курсе, как же иначе?
– Не уверен. Если знает, то почему в Россию не торопится? И вообще, очень странная история вырисовывается. Ты, наверно, не видела, но вчера по телевизору сюжет один прошел.
– Это насчет Ули вашей? – хмыкнула девушка. – Как раз очень даже видела.
– И что об этом думаешь?
– По-моему, она совсем без ума, – вынесла приговор Лиза.
– Без ума – это еще мягко сказано. Но не в этом дело. Кое-что она в тему сказала. Я после этого сюжета вообще покой потерял. В самом деле, почему Надежда Сергеевна не возвращается домой, если нашлась ее настоящая дочь? Почему сам хозяин один только раз встретился с тобой, а сейчас живет себе спокойно в городской квартире? Он тебе хоть звонит?
– Да нет. О чем нам с ним разговаривать?
– Но ты сама-то веришь, что он – твой отец?
– Не знаю, – вздохнула Лиза. – Хотелось бы, конечно, верить. Может, он ждет, когда я немного пообтешусь, выглядеть стану нормально, не такой оборванкой…
– Ты шутишь? Родной отец?!
– А что тут такого? Мной и прежний-то не больно интересовался.
– Прости, – после паузы сказал Миша. – До меня это тяжело доходит. Если предположить, что Рэм Григорьевич тебе все-таки не отец, то зачем он все это затеял? Я не верю, что он пытался таким образом напугать Ульяну. Напугать можно человека, у которого есть мозги и элементарное чувство самосохранения, а у Ульяны, похоже, и то и другое напрочь отсутствует. Если бы не ее отец, она и до своих лет не дожила. И Рэм Григорьевич все это не хуже меня понимает.
– Тогда зачем же? – вдруг испугалась Лиза.
– Не знаю. У меня есть версия, но она тебе не понравится. Говорить?
– Говорить.
– Только ты раньше времени не нервничай, – счел нужным предупредить Михаил. – Знаешь, сейчас, конечно, не девяностые годы, но все равно ведь и заказных убийств полно, и детей у богатых похищают. Так вот, предположим, что хозяина кто-то сильно напугал. Он узнал, что какие-то криминальные структуры или конкуренты объявили на него охоту. Естественно, он прежде всего пытается защитить свою семью. Жена уезжает в Америку и живет, похоже, не в их доме, а где-то в другом месте. А Ульяну куда девать? Ее даже если за границу отправить, она быстро в какую-нибудь историю вляпается и себя засветит. Значит, единственный способ ее спасти – это внушить всем, что она не родная дочь и что хозяину на ее судьбу наплевать.
– Господи, – тихо проговорила Лиза. – Да неужели меня просто как подставную здесь поселили? Что же это за судьба у меня такая – везде засада!
– Прости, Лиз, – понурился Миша. – Просто я должен был тебя предупредить. Хотя, наверное, есть и другое объяснение. Я хотел тебе сказать: ты ведь можешь выйти из игры, бросить все это. Не думаю, что силой станут возвращать.
– Да нет уж, некуда мне уходить. Ты всего не знаешь, но мне у себя показываться опасно, может, меня там еще быстрее прикончат, чем в этом доме.
– Кто, родители?
– Да при чем тут родители! К ним я давно привыкла. Просто из тюрьмы вот-вот выйдет – или уже вышел – Сонин отец. Вот с ним мне никак нельзя встречаться!
– Слушай, – предложил Миша, – давай я позвоню твоему стилисту и скажу, что мы застряли в пробке. А на самом деле заедем на одну кафешку на трассе, и ты мне все расскажешь. В конце концов, я ведь не только твой персональный водитель, но и охранник тоже. А я привык хорошо справляться со своими обязанностями.
Надежда, 1992 год
– Мамочки, спать! – говорила басом толстая санитарка и сразу гасила свет.
Утомленные новыми непривычными заботами женщины тут же засыпали, и только к двум обитательницам палаты эти слова не имели никакого отношения. В наступившей темноте обе синхронными движениями сдвигали подушки на края узких коек, сближали головы и продолжали болтать, только шепотом. У них было много общего. Во-первых, обе еще только ожидали того момента, когда впервые смогут примерить на себя горделивое название «мамочка». Во-вторых, они были старожилами в палате. В-третьих, к ним никто никогда не приходил, не передавал через нянечку пакетов с вкусностями и не орал под окнами.
Но обе были так молоды и оптимистичны, что никто в палате не принимал их за потенциальных матерей-одиночек. Постоянно меняющиеся в палате женщины думали, что девочки приехали рожать издалека, потому к ним и не ходят родные. Обе пациентки были проблемные: Света лежала на сохранении уже два месяца, Надю же привезли со схватками три недели назад прямо из института. Схватки прекратились после укола, но из больницы ее уже не отпустили, сказав обтекаемо, что родить она может в любой момент, а может и не родить до самого срока.
Они подружились сразу, мгновенно вычислив друг в дружке родственные души, и поразились тому, как много лет обходились без этой дружбы. Новое поколение мамочек уже принимало их за родственниц. И только медработники знали, что между двумя пациентками не так уж много общего. Одна была местная и имела в паспорте штамп о замужестве. Вторая была перекати-поле, без штампа и без городской прописки. Главврач, заходя в палату, посматривал на нее задумчиво: был готов к тому, что незамужняя хохотушка захочет отказаться от ребенка. Впрочем, его сперва предстояло родить.
По ночам, взявшись за руки, юные женщины болтали обо всем на свете, рассказывали друг другу истории из жизни еще со времен детского садика. Обходили лишь одну тему: об отцах их нерожденных детей. Но однажды ночью добрались и до этого.
– Тебя будет кто-нибудь встречать при выписке? – спросила Света.
Надя вздохнула и пожала плечами:
– Вот думаю, может, девчонкам из группы звякнуть. Неуютно, наверное, когда никто не встречает. Как-то стыдно. А тебя?
– Меня – никто, – бесшабашно мотнула головой Света. – Подумаешь, чего стыдиться! Некому санитарке очередную дурацкую коробку конфет сунуть? Подумаешь, горе, они и так у нас в дверях застревают!
Надя прыснула, а потом спросила:
– Твои родители – где они сейчас?
– О, родители мои далеко – аж в Казахстане. Даже не подозревают, что через день-два превратятся в бабушку и дедушку. Хочешь, наверное, об отце ребенка спросить?
– Хочу, – призналась Надя.
– Он погиб, – ровным голосом произнесла Света.
– Как погиб, где?
– А где сейчас гибнут? В Чечне.
Надя притихла на своей койке.
– Ты что, не веришь? – минуты через две окликнула ее Света. – Думаешь, это я заранее отмазку готовлю, для родственников и для ребеночка? Нет, это все на самом деле. Смотри.
Света сунула руку под подушку и вытащила оттуда обыкновенную бумажную папку. Развязала тесемки: внутри вперемешку лежали письма и фотографии. Одну из них она протянула подруге. Надя благоговейно приняла, пожалела, что в палате темно, поднесла к самому носу и только так сумела рассмотреть силуэт совсем молодого мужчины в военной форме. У мужчины были широко расставленные глаза и застенчивая улыбка. Больше ничего разглядеть не удалось.
– Мой Димочка всегда со мной, – сказала Света. – Когда ты засыпаешь, я всегда немножко разговариваю с ним. Рассказываю, как прошел мой день, как ребеночек себя вел, и вообще…
– Когда же вы с ним познакомились?
– Три года назад дело было. Он после девятого класса приехал в Казахстан к родственникам, пришел на нашу дискотеку в Доме культуры, и там мы увидели друг друга. Целый год переписывались. А после окончания школы я сразу поехала к нему. Мы заранее все продумали. Что поступим в один техникум, что я до свадьбы буду жить в общежитии, а после свадьбы – у него. Не учли одного – что его в армию загребут. В общем, я приехала, поступила, общежитие получила. До отправки в учебку мы с ним только один разик и виделись. Через год Диме отпуск дали. Он приехал, познакомил меня с родителями, предупредил всех родственников, что мы поженимся, как только он вернется. Мы даже дату наметили – 1 сентября. Тогда у нас с ним все и произошло. Он еще смеялся, что поведет меня в ЗАГС с огромным животом, а потом сразу – в роддом. В принципе оно бы так и получилось. Только за два месяца до дембеля пришло письмо от его друга. На самом деле его даже не убили. Просто их взвод шел по горной дороге, а где-то высоко в горах произошел обвал, один камень долетел до дороги и ударил его в висок. Странная смерть, правда?
– Ужасно, – прошептала Надя и поежилась от внезапного озноба.
Света задохнулась, но тут же взяла себя в руки и сказала:
– В общем, пришлось ограничиться роддомом.
– Слушай, а его родители знают, что ты ждешь ребенка?
– Нет, откуда, – отмахнулась Света. – Когда я к ним заходила, живота еще не было видно, а после письма я почти сразу сюда попала. Ребеночку надоели мои рыдания, вот он и раскапризничался.
– Может, стоит им сообщить? – продолжала допытываться Надя. – Ведь это их внук, память о сыне… Наверное, они рады будут?
– Конечно будут рады, еще бы! – без тени сомнения подтвердила Света. – Я хотела им сразу показаться… А потом подумала: люди сына потеряли, а я им свой живот в глаза тычу. Неравноценная замена. Вот когда я им внука или внучку покажу – здоровски будет!
– Лучше бы ты им позвонила, – чувствуя приступ неожиданной сонливости, из последних сил бормотала Надя. – Они бы передачку принесли… надоело больничное есть, просто сил нет…
– Эй, не спи, – дернула ее за руку Света. – Давай разговаривать, раз уж у нас на откровенность пошло. А к тебе почему никто не приходит?