айно талантливая девушка. Хотя удивить его в те дни было практически невозможно.
– Не отталкивай меня, дорогая, – сказал он. – Приходи на выставку, посмотришь на фотографию сама. И если она тебе все-таки не понравится, я ее сниму.
– Ой, да ладно. Вы просто хотите, чтобы я согласилась.
Он прижал руки к сердцу, притворяясь обиженным.
– Обидно, что ты так плохо обо мне думаешь.
Она засмеялась.
– Я не это имела в виду. Просто… Я не уверена, что это похоже на меня. Вероника бы получилась намного лучше, точно. Она постоянно этим занимается.
– Но мне не нужна постановочная картина. Мне нужен твой портрет.
Люсьен пристально посмотрел на Кейтлин.
– Ты согласилась бы на мешковину, если бы перед тобой был кашемир?
Кейтлин слегка покраснела. Именно такое на нее и действовало. Неумеренные комплименты – хотя она и говорила себе, что это ничего не значит, флирт такого рода был у Люсьена в крови.
Француз почувствовал, что она готова сдаться, и приготовился к последнему удару.
– Пожалуйста, Кейтлин. Даю слово: если тебе не понравится снимок, я его сразу же уберу.
Она снова вздохнула, на этот раз сдаваясь.
– Ладно, хорошо. Выставляйте фотографию. Только пообещайте убрать, когда попрошу.
Он накрыл ее руку ладонью.
– Конечно. Я не нарушу обещания.
Люсьен нежно сжал ее руку длинными прохладными пальцами, пристально глядя синими глазами.
Она вырвалась и откинула с лица волосы, как всегда, когда нервничала или чувствовала себя неуверенно.
– Хорошо. Значит, договорились. – Она резко вскочила. – Мне надо идти. Работать.
И поспешила в кухню.
Стоя в сторонке, Ален подслушал их разговор. Он подождал, пока Кейтлин уйдет, и наклонился через барную стойку.
– Друг мой, предупреждаю: осторожно. Кейтлин не такая, как девчонки, к которым ты привык.
Люсьен улыбнулся его озабоченности.
– Понимаю.
Ален не улыбался.
– Вот и хорошо. Я не потерплю, если ты ее обидишь.
В следующую пятницу днем после занятий Кейтлин решила посетить нелегальную галерею «Наби», где Люсьен устроил фотовыставку. В районе было несколько таких зданий, где выставлялось современное изобразительное искусство Парижа. В связи с нехваткой доступного студийного пространства и трудностями с организацией выставок в известных галереях многие молодые художники-новаторы объединялись в коллективы и занимали старые заброшенные здания в районе Бельвиля и канала Сен-Мартен.
Самым популярным из них считался «Наби». Раньше в здании размещалась школа, которая закрылась еще в семидесятых. Пятнадцать лет оно стояло бесхозным, пока его не захватила группа художников и фотографов и тайно преобразовала в выставочное пространство. Вместе с другими неофициальными художественными галереями города «Наби» быстро приобрела репутацию места, где знающие коллекционеры скупали работы восходящих звезд, прежде чем те становились знаменитостями.
Войдя внутрь, Кейтлин поразилась. Здание было совсем не похоже на заброшенный дом. Она не увидела грязных тюфяков. На самом деле художники там не жили. Пространство было гораздо больше и солиднее, чем она себе представляла: около семидесяти художников выставлялись на пяти этажах в скромных студийных помещениях. Здесь было на что посмотреть – от уличного искусства до инсталляций, а также скульптур в стиле Марселя Дюшана. Но Кейтлин не стала изучать всё подряд, а прямиком направилась к экспонатам Люсьена.
Вчера вечером она поспрашивала Алена о его работе. Тот объяснил, что Люсьен с помощью фотографии исследовал социальные проблемы времени, чтобы показать более темную сторону Парижа.
– Мать у него из Алжира, отец – француз, – рассказал Ален. – Так что пока Люсьен рос, он не чувствовал, что принадлежит к какой-то одной из культур.
Сейчас, рассматривая фотографии, Кейтлин видела этот взгляд со стороны, некоторую отчужденность, чтобы подчеркнуть нынешнюю социальную нестабильность во Франции. Люсьен фотографировал в грязных banlieues[26], и вот результат: зернистые черно-белые снимки мрачных общественных зданий и бездушных автострад, торговых центров и закусочных фастфуда, бандитских разборок и бездомных. Снимки словно открыли окно в повседневное насилие, бедность и отчаяние, в которых живут тысячи обычных людей. Такой мощной, впечатляющей работы Кейтлин не видела давно. Глубина искусства, сострадание в работах произвели на нее неизгладимое впечатление.
Она долго стояла у основной экспозиции. Наконец, вспомнив, что галерея скоро закроется, перешла в комнату поменьше. Там подборка была менее серьезной и бессистемной – запечатленные моменты, которые привлекли внимание Люсьена. Именно там она нашла свою фотографию. Не заметить ее было трудно: она занимала большую часть стены. Сначала Кейтлин страшно смутилась, увидев такую огромную фотографию, пока не вспомнила, что здесь больше никого нет. Только тогда она немного расслабилась и наконец стала изучать снимок, из-за которого пришла.
Люсьен запечатлел ее в момент глубочайшего самоанализа: она хмуро смотрела в блокнот для рисования, зажав в зубах кончик карандаша. Короткие темные волосы были заправлены за уши.
«Он прав, все не так уж плохо, – неохотно признала она. – Меня даже не узнали бы. Пускай выставляет фотографию, если хочет.
Приняв решение, она повернулась, чтобы уйти. Но что-то ее остановило. Она долго смотрела на фотографию. У нее возникло странное чувство дежавю. В снимке было что-то до боли знакомое…
Вдруг что-то щелкнуло: Кейтлин словно перенеслась на шесть лет назад, в воскресный вечер в их доме в Вэллимаунте. Она заканчивала домашнее задание, а мать корпела над расписанием работы персонала отеля на следующую неделю – нахмурившись, полностью поглощенная делом. И тут Кейтлин осенило: на фотографии она была вылитая мать!
Кейтлин, зачарованная, стояла перед фотографией, не в силах оторвать глаз.
Она была настолько поглощена фотографией, что не заметила, как в комнату вошел Люсьен и встал рядом с ней, пока он не заговорил:
– У тебя все в порядке?
Она вздрогнула от его голоса, огляделась и увидела, что он хмуро смотрит на нее сверху вниз. Она быстро вытерла глаза.
– Кейтлин? Ça va, mon amour?[27] – переспросил он.
От искренней заботы в его голосе к глазам подступили слезы.
– Все хорошо, – выдавила она дрожащим голосом и, решив, что нужно объясниться, сказала: – Просто… фотография напомнила мне кое-кого, вот и все. Мать.
– И это тебя огорчает? – насмешливо спросил он.
– Да, – тихо сказала она и, поколебавшись, добавила: – Видите ли, она умерла пять лет назад.
Люсьен сжал ей руку.
– Мне очень жаль, – пробормотал он.
Воцарилось молчание. Другой, возможно, стал бы выпытывать подробности, но Люсьен, казалось, принимал ее потребность в уединении.
– Что ты скажешь о выставке? – спросил он.
Кейтлин обрадовалась смене темы разговора.
– Просто блестяще, – честно призналась она.
Она вернулась в другую комнату, стараясь уйти от своей фотографии.
Люсьен пошел за ней.
– Вот это моя любимая, – показала она на пейзаж. – Нравится, как переданы свет и тень. Это… великолепно.
Люсьен был приятно удивлен.
– Великолепно? – Он притворился, что размышляет над ее отзывом. – Необычный отзыв. Но не знаю, правда ли это. Может, ты просто ко мне снисходительна.
Она приподняла бровь.
– А вы, наверное, ждете еще похвал.
Он тихонько засмеялся.
– Я обнаружил, что сколько бы тебя ни хвалили, все равно мало.
Не успела она задать ему вопрос о работе, в дверях появился еще один мужчина и их прервал. Он был старше Люсьена, где-то лет под сорок, и выглядел более традиционно, но тоже ультрасовременно – в черном костюме и черной рубашке с распахнутым воротом.
– Люсьен? – нетерпеливо окликнул он. – Тебя все ждут – как обычно. Ты идешь или что?
– Чуть позже, Филипп, – добродушно ответил Люсьен. – Отправляйтесь без меня.
Его друг собирался возразить, но затем его взгляд метнулся к Кейтлин, и выражение лица сменилось с раздраженного на веселое. Он сказал Люсьену что-то еще. Хотя за последний год французский Кейтлин значительно улучшился, ей все еще было трудно уловить быструю разговорную речь. Ей показалось, что мужчина бросил что-то вроде: «Чем стоять здесь и флиртовать весь вечер, пригласи ее с собой». Кейтлин почувствовала, как у нее загорелись щеки. Люсьен закатил глаза, а Филипп засмеялся, прежде чем оставить их наедине. Филипп ушел, а Люсьен повернулся к ней.
– Ну что? Пойдешь с нами?
Кейтлин поначалу решила отказаться. Ей не особенно нравилось общаться с незнакомцами. Но сегодня вечером оставаться одной не хотелось. После воспоминания о матери ей нужно было немного отвлечься.
– Я бы пошла, – улыбнулась ему она.
Он обрадовался.
– Хорошо. Тогда пойдем, пока на меня не обиделись еще больше.
Через полчаса они присоединились к друзьям Люсьена в модном баре-ресторане на канале Сен-Мартен. Компания из почти двадцати человек уселась в кружок на пластиковых стульях, стоявших на берегу канала. Они шумно приветствовали Люсьена, поддразнивая, что он припозднился, что, очевидно, вошло у него в привычку.
Весь вечер Люсьен не отходил от Кейтлин: наполнял вином бокал, наклонялся и пояснял шутки, когда видел, что она растеряна, знакомил с дизайнерами, работавшими в «Наби». Ночь вступала в свои права: становилось темнее и холоднее. Люсьен заметил, что она дрожит.
– Держи-ка, – сказал он, снимая пиджак и набрасывая ей на плечи.
Кейтлин была польщена. Люсьен был чем-то вроде знаменитости среди художников и пользовался популярностью у всех присутствующих. Хотя он и сидел в сторонке, спокойно потягивая вино, и лишь время от времени вставлял странные комментарии, казалось, все звучавшие истории и шутки были адресованы ему. А он все внимание уделял ей.