Даже сейчас, спустя столько лет, эти воспоминания иногда вызывали у нее пронзительную грусть. Ей по-прежнему не хватало отца. В Англии осталась его могила с затейливым надгробием, но как бы ей ни хотелось, навестить то кладбище она сможет лишь после окончания войны.
Глава 23
В понедельник Антон появился с тяжелым полотняным мешком. Флоранс уже ждала его. Вчера она отнюдь не солгала Элен, сказав, что ходила гулять. Ей требовалось побыть наедине с собой. Сегодня Флоранс нарядилась в сиреневое шелковое платье с цветочным орнаментом. Это было одно из старых материнских платьев, которое Флоранс перешила по своей фигуре. Клодетта оставила здесь все свои чудесные французские платья, какие носила в молодые годы. Они великолепно подходили Элизе, но та редко надевала платье. И потому Флоранс ушила талию этого платья, укоротила до локтя пышноватые рукава, оставила гофрированные складки на плечах, затем несколько ушила и укоротила подол, сделав его длину чуть ниже колена. Она осталась довольна переделкой, но вплоть до сегодняшнего дня у нее не было повода надеть это платье.
– Замечательно выглядите, – произнес Антон.
Обрадованная встречей с ним, она сделала легкий реверанс и закружилась, заставляя подол платья шелестеть и кружиться вместе с ней.
– Что у вас там? – Флоранс указала на мешок.
– Лакомства!
Она даже присвистнула:
– Мне не терпится их попробовать.
– Если хотите, можем поплавать, но я сумел договориться насчет речной прогулки.
– Серьезно?
– Да. Сегодня я с мотоциклом. На нем мы доедем до Лимёя. Вас устраивает?
– Конечно.
– Нынче чудесный день для прогулок. Мне рассказывали, что самый красивый отрезок реки находится между Суйаком и Лалиндом. Там из-за скал она вынуждена петлять. Издали эти петли похожи на конские подковы.
– Я знаю про Лимёй. Там в Дордонь впадает река Везер.
Флоранс уселась на заднее сиденье мотоцикла и крепко взялась за ручки. Мотоцикл двинулся вверх по склону холма. Нет, она не собирается провести всю жизнь в страхе. И эта прогулка, это приключение, этот прорыв к свободе был чем-то похож на бунт. Не столько против Элен, стремившейся держать ее под крышей, сколько против самой войны. Война ее не испугает. Для этого судьба и послала ей Антона. Он покажет ей, как быть смелой. Флоранс видела это в его глазах.
Она всегда искала знаки, указывающие путь. Какие-то мелочи, которые ей нравилось истолковывать как знамения. Например, упавшее перо. Яркий цветок в траве. Вдобавок Флоранс была суеверна. Особенно ей нравился ритуал, когда двое тянули за высохшую, хрупкую «вилку» из куриной грудки и победитель загадывал желание. Она любила загадывать желания, но никому не рассказывала о них. А еще Флоранс обожала сыпать соль через левое плечо, чем иногда и занималась, хотя и знала, что просыпанная соль – к несчастью. Люди верили, что дьявол сидит у тебя на левом плече, а Бог на правом, поэтому, если бросить соль через левое плечо, она попадет в глаза дьяволу и неудача превратится в везение. Это был ее любимый ритуал. Еще она никогда не ходила под приставной лестницей и ежедневно здоровалась с госпожой сорокой. Флоранс горячо верила в некоторые приметы. Она знала, что ни в коем случае нельзя дарить ножи, ибо это может разрушить дружбу. Но если уж тебе так хочется подарить кому-нибудь нож, к нему нужно прикрепить монетку. Друг или подруга вернут тебе монетку; это будет считаться платой за нож, и дружба не пострадает. Правда, ей пока не представлялось случая проверить примету на практике.
– Нам ехать около тридцати километров! – крикнул Антон, перекрывая шум мотора. – Вам удобно сидеть?
– Я просто счастлива! – крикнула в ответ Флоранс.
Так оно и было. Она была по-настоящему счастлива.
Когда доехали до места, Антон поставил мотоцикл на стопор и снял с багажника мешок.
Флоранс с восхищением смотрела на громадные деревья, на виноградник, окружавший шато, на волнистые зеленые луга, за которыми находилось место слияния рек. Они с Антоном двинулись вниз по склону холма, мимо каменных и деревянных домов, и вскоре прошли через ворота Мезон-дю-Порш, разделявшие верхний и нижний город.
– На обратном пути мы пойдем по Рю де ла Порт, мимо женского монастыря. Если затем выйти на Гран-Рю и свернуть налево, мы достигнем ворот Порт-дю-Реклюзу. За ними город кончается.
– Так мы потом выйдем за город?
– Нет. Я просто хочу показать вам забавные здешние достопримечательности. Если с места, где мы находимся, подняться вверх по склону и свернуть налево, в сторону церкви, мы попадем к Maison de tolerance[27].
Подмигнув Флоранс, Антон рассказал ей о живописном старинном доме с деревянной террасой, где местные девушки определенного поведения ублажали одиноких лодочников.
– Смотрю, вы хорошо осведомлены о здешних достопримечательностях, – засмеялась Флоранс.
– Я специально приезжал сюда, чтобы познакомиться с ними. Хотелось произвести на вас впечатление.
Флоранс не сказала, что он и так уже произвел на нее громадное впечатление.
Антон повел ее по каменным ступеням к берегу, где на воде покачивалась небольшая лодка. Флоранс улыбалась, глядя на грациозно скользящих лебедей и на шумно плавающих уток.
– Это не габара, – заметила она Антону, когда он прыгнул в лодку и подал руку, помогая ей забраться.
– Я арендовал эту лодку у одного старика. Сам он сейчас редко плавает, но за несколько франков разрешил нам покататься. Поездка будет недолгой, однако мы успеем полюбоваться замками на вершинах скал и укрепленными городками вокруг них.
– Мои любимые – это Бенак-э-Казнак, Ла-Рок-Гажак и, конечно же, Дом, – сказала Флоранс.
Она начала рассказывать про бастиду, выстроенную из камня янтарного цвета, и укрепленный городок с высокими стенами на вершине холма.
– Все это потрясающе живописно, – подхватил Антон, когда они отчалили.
– А вы знаете, что в здешних замках есть привидения? – спросила Флоранс.
– Вы верите в привидения?
– Отчасти. Я знаю, что прошлое никуда не делось. Оно по-прежнему с нами. Можно почти ощутить его запах. Вам не кажется, что бывают мгновения, когда такое случается? Когда возникает чувство, будто история какого-то места сидит рядом с нами.
Взгляд Антона затуманился. Казалось, Флоранс затронула нечто значимое и для него.
– Стоит только протянуть руку, и ты сможешь коснуться истории, – продолжала она. – И тогда мы окажемся в гуще сражения англичан с французами.
Он засмеялся:
– Я хорошо понимаю смысл ваших слов. Однажды и нынешняя война отойдет в историю. Может, люди вообще забудут о ней.
– Да. Я тоже так думаю. Когда рано утром смотришь на сонную реку с высокими берегами и островками, она кажется ужасно древней. А потом встает солнце, и река делается серебристой. И этого не изменить никаким войнам.
Остаток путешествия они провели в молчании, наслаждаясь плавными изгибами реки и захватывающими окрестными видами. Но больше всего обоим нравился солнечный свет, пробивавшийся сквозь облака, отчего пространство реки покрывалось множеством ярких бликов. Лодка плыла мимо садов, где росли сливы и грецкие орехи, мимо ветхих каменных стен, увитых плющом и каскадами глицинии. Антон протянул руку. Флоранс протянула свою, задирая голову и глядя на старинные замки и деревушки с медово-желтыми стенами домов. Она слушала птичье пение, негромкий стук лодочного мотора и ощущала покой. Пусть и недолгий, но покой.
Когда возвращались, Антон остановил мотоцикл на некотором расстоянии от дома. Идя к воротам, Флоранс заметила Энцо. Он видел, как они подъехали. Почему Энцо вновь болтается возле их дома? Усилием воли Флоранс выкинула из головы мысли об этом назойливом парне, хотя ей и стало не по себе. Войдя в сад, она увидела свою подругу, парикмахершу Люсиль. Та сидела с заплаканным лицом, а Элиза делала вялые попытки ее утешить. Можно ли упрекать Элизу, которой не до пустых девичьих слез? Но Люсиль была доброй душой, и Флоранс, всегда с большей готовностью откликавшаяся на чужое несчастье, мгновенно прониклась к ней сочувствием.
– Я мало что поняла из рассказов твоей подруги, – призналась Элиза. – По-моему, она крупно поругалась с матерью.
Люсиль бросилась к Флоранс и обняла ее:
– Я так рада, что ты вернулась. Где ты была?
– Гуляла, – ответила Флоранс, стараясь не замечать удивленного взгляда Элизы.
Интересно, слышала ли сестра шум мотоцикла Антона? Флоранс появилась почти сразу после того, как он уехал, и Элиза могла догадаться.
– Ты поссорилась с матерью? – осторожно спросила Флоранс.
– Да. Поссорилась. Флоранс, это был ад кромешный. Я жутко обзывала ее. Она назвала меня неблагодарным отродьем и заявила, что больше видеть меня не желает.
– Эта буря пройдет. Твоя мама одумается.
– Дело в том… – Люсиль отчаянно боролась с новым потоком слез. – Я… не… хочу, чтобы она одумывалась. Она злая. У нее ко мне нет ничего, кроме ненависти. Я сама больше не хочу ее видеть.
– Сейчас тебе плохо. Ты рассержена. Но ведь она твоя мать. Уверена, ты ей очень нужна.
– Я сейчас живу у тети Лили. Но парикмахерская – это моя работа. Я люблю стричь и делать прически. Как мне жить без работы?
Плечи Люсиль задрожали, и она заплакала навзрыд.
Флоранс обняла подругу и переглянулась с Элизой. Та направилась в дом, демонстративно подняв руки. «Разбирайся сама», – говорил ее взгляд.
– Идем в дом. Умоешься, а потом я провожу тебя к тете. Твое положение вовсе не безвыходное. Мы найдем решение. Обещаю.
Люсиль безропотно пошла в дом. Пока она плескалась в прачечной, умывая лицо, Флоранс вспоминала проведенный день. Они с Антоном говорили о новой встрече; предположительно, на заброшенной мельнице XVI века, которая стояла почти у самого берега Везера. Мельница находилась в долине, среди лугов, высоких дубов и таких же высоких кустов гортензии. По словам Антона, идеальное место, где можно временно спрятаться от войны. Флоранс удивлялась, с какой готовностью она приняла дружбу Антона, помня, что он немец, и сознавая опасность встреч с ним. Он был таким милым, добрым парнем; одним из тех редких людей, рядом с которыми все кажется лучше. Флоранс не хотела себе признаваться, но опасность их встреч ее немного возбуждала.