Умытая Люсиль прошла в кухню.
– Ну вот, у тебя совсем другой вид, – сказала Флоранс.
– Я тоже чувствую. Спасибо.
– У меня появилась идея.
– Какая?
Флоранс улыбнулась:
– Слушай, если тетя Лили позволяет тебе жить у нее, почему бы тебе не начать работать самостоятельно?
– Я что-то не понимаю, – хмуро призналась Люсиль.
– Ты смогла бы работать приходящей парикмахершей. Делать стрижки, прически и все, что людям нужно, у них на дому. Конечно, сейчас автобусы ходят крайне нерегулярно. На них не очень-то поездишь. Куда легче перемещаться на велосипеде.
– Думаешь, у меня получится? – У Люсиль загорелись глаза.
– Тебе понадобятся инструменты. Но это было бы здорово. Мы могли бы видеться, когда захотим.
– Я скопила кое-какие деньги. Вот только где купить все необходимое для работы?
– Скажем, в Бержераке. Или в Сарла. А может, Лили уговорит твою мать и она с тобой поделится. Это было бы наилучшим вариантом.
– Флоранс Боден, ты гений! – воскликнула Люсиль, крепко ее обнимая.
Флоранс оглянулась на дверь, ведущую в коридор:
– Давай прогуляемся по лесу, а потом я тебя провожу.
Они вышли и, продолжая говорить без умолку, дошли до любимой полянки Флоранс, где сели на скамейку.
– И где ты столько времени гуляла? – спросила Люсиль.
– Я кое с кем познакомилась, – ответила Флоранс, не в силах держать это в тайне.
– Здесь появился кто-то новенький. – У Люсиль округлились глаза. – Кто? Как ее зовут?
– Это парень. Его зовут Антон. Мы с ним отлично ладим.
– И где же ты с ним познакомилась?
– На дне нашего сада, – засмеялась Флоранс.
Она стала рассказывать, как Антон выглядит, сколько раз они встречались и, конечно же, о сегодняшней речной прогулке.
– С ним так весело.
– Интересно. И откуда он?
– Не из наших краев.
– Надо же, – удивилась Люсиль и с любопытством посмотрела на нее.
Флоранс не обратила внимания.
– Знаешь, как здорово вырваться из дому и почувствовать, что Элен не дышит тебе в затылок. У него есть мотоцикл.
– Повезло тебе. Хотела бы я иметь дружка с мотором.
– Ты не о том подумала. Он не дружок. Мы встретились совершенно случайно, а такое чувство, будто я знаю его давным-давно.
– Значит, просто друг.
– Да.
– Так он, наверное, из Сарла?
– Не совсем, – покачала головой Флоранс.
– Что-то ты темнишь.
Флоранс смотрела на муравьев, снующих по своим тропам.
– Я тебе расскажу, но ты должна мне пообещать, что никому ни звука.
Глава 24
Вторник выдался неожиданно дождливым. Только к вечеру тучи рассеялись. Элен как раз закончила снимать у Джека швы. Англичанин пристально смотрел ей в глаза и называл ее соловьем. Поскольку до темноты еще оставалось время, Элен решила заглянуть к Виолетте на ужин. Она уже подходила к дому портнихи, когда выцветшая голубая дверь открылась и вышел эсэсовский офицер. Снаружи он обернулся и что-то сказал. Дверь закрылась. Немец направился в сторону Элен. Она обвела глазами улицу и посмотрела вверх. Над крышами носились стаи крикливых стрижей, гонявшихся за насекомыми. Это было зрелище, не имевшее привязок во времени. Глядя на порхающих птиц, никто бы не подумал, что все совсем не так, как должно быть. Обыкновенный вечер в сонной французской деревушке… если не считать эсэсовского офицера. Элен отвернулась, чтобы не встречаться с ним глазами. Вскоре немец свернул в другую сторону. Не случилось ли чего с Виолеттой?
Элен прижала к себе сумку, где лежало красное шелковое платье. Она хотела спросить Виолетту, не возьмется ли та его починить, и на всякий случай захватила с собой. Ею двигала надежда: если платье вновь обретет цельность, это каким-то образом поможет ей разобраться со своей жизнью, подняв глубинные слои. Но память Элен давала сбой; вернее, сбой касался воспоминаний об этом платье. Ей никак не удавалось за них ухватиться. Всякий раз, когда она думала о платье, перед глазами почему-то вставал чердак. В детстве она воспринимала чердак как сумрачное место, полное странных звуков, словно там кто-то носился и скребся об пол. Элен никогда туда не поднималась. Тогда почему чердак так тесно связан с платьем?
Виолетта быстро открыла ей дверь и провела в мастерскую:
– Надеюсь, ты не возражаешь, если мы посидим здесь. Мне нужно к завтрашнему дню доделать эту шляпу.
Элен взглянула на розово-пурпурную фетровую шляпу, чем-то напоминавшую шлем. К шляпе была пришита тонкая вуаль.
– Это для кого?
– Да так, – уклончиво ответила Виолетта.
Элен смотрела на подругу, решая, стоит ли допытываться. Решив, что стоит, она сказала:
– Давай, Виолетта, не таись. Уж мне-то ты можешь рассказать.
– Если тебе настолько любопытно, это для немецкого офицера, – вздохнула портниха.
Элен искоса посмотрела на нее и на фетровые цветы, которые Виолетта пришивала к шляпе.
– Он носит такие шляпы?
– Нет, конечно, – удивилась вопросу Виолетта. – Жуткая штучка, правда? – (Они засмеялись.) – Это для его жены. Как только узнал, что я работала у парижского кутюрье, сразу примчался ко мне.
Виолетта склонилась над шитьем.
– Я думала, мы с тобой обе решили ничего для них не делать, – сказала Элен.
Виолетта подняла голову:
– Ты выхаживала раненых немцев.
– У меня на то была веская причина. Я хотела, чтобы Уго освободили.
– Знаю, мои слова тебе не понравятся, но у меня тоже есть причины.
– Причины?
– Ко мне заказчики не стоят в очередь. Я должна еще думать и о Жане-Луи.
– О лекарствах для него?
– Да, и еще о специалисте, к которому я его вожу.
– Ты по-прежнему ездишь в Париж?
– Нет, нашла врача поближе. В Сарла.
Элен помнила, как Виолетта впервые появилась в Сент-Сесиль. Модная парижанка в туфлях на высоком каблуке, гардероб который состоял из элегантных платьев и пальто с меховыми воротниками. Поначалу патриархальная французская деревня приняла ее в штыки. Что заставило ее переехать сюда в середине войны? Об этом Элен не знала до сих пор. Конечно, свои секреты есть у каждого, однако Виолетта никогда не рассказывала о прошлом. Но поскольку она была превосходной портнихой и модельером, деревня постепенно приняла ее. Она умела из старых занавесок сшить замечательный наряд и переделать старое платье так, что оно выглядело как новое. Виолетта следила за собой, всегда элегантно одевалась – настоящая soignée[28] – и была приветлива со всеми. Порой она казалась Элен пустоватой и поверхностной; наверное, потому, что сама Элен недотягивала до такой изысканности. От привычки хмуриться у нее уже появились морщины между бровями, тогда как лицо Виолетты оставалось гладким.
Вот и сейчас Элен нахмурилась.
– Я видела, как от тебя выходил эсэсовец. Что-то случилось или… это и есть заказчик шляпы?
– Да, заказчик шляпы, – кивнула Виолетта.
Решив больше не трогать щекотливую тему, Элен достала из сумки красное платье и показала Виолетте искромсанный подол.
– Боже мой! Кто ж это измывался над ним?
– Мы нашли его в таком виде, – пожала плечами Элен. – Ты бы смогла его починить?
Виолетта принялась разглядывать платье:
– Вернуть ему прежний вид я не сумею, но могу обыграть это вставками другой ткани.
– Такого же цвета?
– Нет. Не совсем такого. Будь мы в Париже, я бы подобрала точный оттенок, а здесь мои запасы ограниченны. У меня есть рулон винно-красного шелка. Вполне подходит для вставок.
Элен засомневалась. Виолетта потрепала ее по руке:
– Не беспокойся. Я верну платью былую красоту.
– Я заплачу тебе за работу.
– Ни в коем случае. Мы же подруги. А чье это платье?
Элен почесала в затылке:
– Скорее всего, нашей матери.
Виолетта с восхищением смотрела на платье.
– На нем парижский лейбл. – Она отогнула воротник и показала Элен.
– Должно быть, ты скучаешь по Парижу, – сказала Элен, заметив грусть, мелькнувшую на лице подруги; Виолетта отвела глаза. – Скажи, тебе одиноко здесь? Ты чувствуешь свое одиночество?
– Это не так уж и плохо. Есть вещи похуже. И потом, у меня есть мой дорогой малыш.
– И еще у тебя есть я. Ты это знаешь.
– Конечно знаю, – улыбнулась Виолетта. – Спасибо.
Элен продолжала думать о сказанном, глядя на идеально симметричное лицо Виолетты, ухоженные брови, высокие скулы и лебединую шею. У Элен были сестры и работа с Уго, а у Виолетты – малолетний сын и больше ничего. Надо все-таки спросить, почему она уехала из Парижа. Но оттуда уехало столько народу. Наверное, Виолетта не чувствовала себя там в безопасности. Элен оглядела маленькую мастерскую: искусно подобранные катушки с разноцветными нитками, рулоны тканей, плетенки тесьмы и три наполовину готовые шляпы. Кто же их заказал Виолетте? Подумав, Элен решила не спрашивать. Виолетте надо как-то зарабатывать на жизнь. Кто дал Элен право судить ее?
Виолетта отложила странную шляпу с вуалью и сказала:
– Давай перекусим. Я готовлю жаркое из кролика.
– Совсем забыла. – Элен полезла в сумку. – Флоранс испекла печенье для Жана-Луи.
– Как мило с ее стороны. – Виолетта потянулась за пакетом с печеньем.
– Скажи, а почему ты решила уехать из Парижа? – не удержавшись, спросила Элен.
– Решила? – невесело рассмеялась Виолетта. – У меня не было выбора.
И вдруг, словно по сигналу, проснулся ее малыш и позвал мать.
– Извини, – вздохнула Виолетта. – Пойду взгляну, как он там. Сейчас он часто просыпается. Все из-за кашля. Проходи на кухню.
Элен послушно прошла на кухню, которую правильнее было бы назвать кухонькой. Ставни на окне были закрыты, задняя дверь – заперта. У стены стоял столик, за которым едва помещались двое. Виолетта успела его накрыть. На сушилке стояла рюмка с остатками красного вина. Элен помешала в кастрюле и уселась ждать.
Скромное хозяйство. Наверное, в Париже ее подруга привыкла совсем к другой жизни. Виолетта приехала в Сент-Сесиль в сорок втором, а массовый исход парижан случился летом сорокового. Тогда сотни тысяч брели по дорогам, а немецкие самолеты безжалостно расстреливали их на бреющем полете. Виолетта почему-то осталась, продолжая шить и вышивать в своем парижском ателье… пока обстоятельства не заставили ее перебраться сюда.