– Вы хотите спросить, не боимся ли мы, что дым выдаст нас с головой?
– В общем-то, да.
– Мы топим ее лишь по ночам, и то не каждый день. А так довольствуемся пищей, которую приносят нам партизаны.
Элен подняла голову к высокому потолку, затем огляделась по сторонам:
– Можно здесь где-нибудь посидеть?
– Сейчас покажу. Пришлось оставить все так, чтобы джерри[35] нас не обнаружили.
Из кухни Джек повел ее в помещение бывшей кладовой, в другом конце которого находилась тяжелая, окованная железом дверь. Приподняв камень на полу, он достал ключ.
– Теперь сюда.
За дверью оказалась узкая винтовая каменная лестница. Джек запер дверь, жестом предложив Элен идти первой.
– Я так понимаю, это лестница для слуг, – сказала она. – В нашем доме тоже есть.
– Здесь всего два этажа, но дом построен в виде подковы, а потому в нем легко замаскироваться. Сейчас нужно перейти на другую сторону.
Они миновали несколько комнат с высокими потолками. Потолочные балки выглядели так, словно их сделали прямо из стволов, не особо тратя время на обработку. Выцветшие ставни кремового цвета были закрыты или частично открыты, вися на отставших петлях. В этих местах по полу тянулись полосы тусклого света.
– Здесь нам нужно будет подняться на чердак, – пояснил Джек.
– Смотрю, в случае чего вам быстро отсюда не выбраться.
– Ошибаетесь. Чердаки соединяются. В нашей части есть внешняя лестница, ведущая в огороженный сад. Точнее, в бывший сад. Там теперь настоящие джунгли. На лестнице недостает ступенек, так что в темноте нужно проявлять осторожность. Но мы сделали проход сквозь кустарники. Лестницу можно увидеть лишь в том случае, если знаешь о ее существовании.
По шаткой деревянной лестнице они поднялись на чердак. На одном из скатов крыши Элен заметила окошко.
– Не ожидала увидеть здесь слуховое окно.
– Оно выходит в сторону того сада. Совсем незаметно с дороги. Да и с других сторон тоже.
– Я бы точно не увидела.
– Располагайтесь, – предложил Джек.
Сидеть здесь можно было только на матрасах с грудой одеял и несколькими подушками. Неподалеку стояло ведро.
– Все современные удобства, – улыбнулась Элен.
– Добро пожаловать в наше пристанище, – поклонился Джек.
Она подошла к матрасу и села, скрестив ноги.
– У меня есть коньяк. Вас это устроит?
– Конечно.
Из ящика Джек достал бутылку и две фарфоровые чашки со щербатыми краями.
– Боюсь, это не уотерфордский хрусталь.
Джек наполнил чашку, подал Элен и сел на тот же матрас рядом с ней.
– Мне так страшно, – призналась она. – Я почти уверена, что Виктора казнят. – (Джек шумно втянул воздух.) – Я беспокоюсь за Элизу. Держится она стойко, но она любит Виктора, и это… это… – Элен замолчала, не в силах произнести страшные слова.
– Да. Представляю. Это очень больно ударит по ней.
Элен почувствовала, как кривится ее лицо. Только бы не заплакать.
– Мне кажется, Элиза считает себя виноватой, хотя ее вины тут совсем нет. Просто не знаю, что делать.
– Элен, вы при всем желании ничего не сможете сделать.
– Но, Джек, я чувствую себя такой беспомощной.
Джек внимательно слушал и не перебивал. Элен вспомнился отец, который всегда приводил ее в свой кабинет и просил подробно рассказать, как прошел у нее день. Какой, должно быть, чушью казались ему ее детские горести, но он всегда внимательно слушал, словно она была самой важной персоной в мире. Элен вспомнился и Жюльен. Тот тоже выслушивал или хотя бы пытался, за что она его и любила.
Джек протянул ей руку. Элен стиснула его пальцы. Затем он подал ей носовой платок.
– Чистый, – зачем-то пояснил он.
– Спасибо. – Элен вытерла глаза и немного успокоилась. – Я хотела спросить: не смогли бы вы вернуться к нам? Флоранс утверждает, что она вполне оправилась, но я побаиваюсь оставлять ее одну. А тут еще новая напасть. Не исключено, что этот дезертир Томас жив.
– Черт побери! Да, новость не из приятных.
– Особенно если немцы заставят его рассказать, где и у кого он прятался. Что ни день – новая беда. Мне кажется, что я бегаю кругами, а сеть вокруг меня неумолимо сжимается. Сестры думают, будто я знаю, как действовать, а мне хочется убежать от всего этого.
– Понимаю вас. Иногда и у меня возникает такое же чувство.
– Серьезно?
Джек склонил голову, затем снова поднял.
– Послушайте меня. Начнем с Томаса. Вы точно не знаете, жив он или нет. Возможно, мертв. А если нет, он может ничего не помнить. Вы же сами говорили, в каком состоянии он был.
– Практически в бредовом.
– А Виктор, прежде чем вывести его из дому, завязал ему глаза.
– Да.
– Вот за это и держитесь. Боюсь, иного вам не остается. Я бы и рад помочь, но мы сейчас вовсю заняты проведением операции. Постарайтесь, чтобы чердак выглядел запущенным, как будто там никто не бывал многие годы. И дружно отрицайте, что вы когда-то видели этого Томаса.
– Он мог не запомнить дорогу к нашему дому, но он видел наши лица. Этого достаточно.
– Утверждайте, что вы, быть может, встречали его в деревне. Там он вас и увидел.
Снаружи послышался гул, а затем треск грома. Элен вздрогнула и инстинктивно подвинулась ближе к Джеку. Он обнял ее за плечи. Дождь забарабанил по крыше. Казалось, по черепице бьют не дождевые струи, а пули. Много пуль. На чердаке сделалось совсем темно. Здесь, вблизи водосточных труб, разгул стихии ощущался острее, чем внизу. Снаружи бушевал настоящий потоп. Зевс, правитель небес, бог дождя, грома и молний, сильно злился. Джек что-то говорил, однако его слова тонули в общем гуле. Чердак озарился белой вспышкой молнии. Элен чуть не подскочила. Вспышка длилась считаные секунды, но она успела увидеть сверкающие глаза Джека. Вскоре грянул гром. Завыл ветер. Дождь забарабанил еще сильнее.
Элен закрыла глаза. Она совсем не боялась бурь, хотя сестры всегда утверждали обратное. Флоранс, та вообще обожала бегать под дождем. Чего Элен действительно боялась, так это удара молнии. В детстве она прочитала статью о человеке, в которого ударила молния, оставив на его спине и груди странные узоры, похожие на дерево.
А дождь и не думал утихать, и ветер все так же завывал. Похоже, земля и воздух схлестнулись в битве. Элен казалось, что даже звезды плачут, глядя сквозь завесу тьмы. Где-то рухнуло поваленное дерево. Но здесь, рядом с Джеком, она ощущала себя как в коконе. Элен прижалась к нему, чувствуя, как от тепла его тела и ей становится тепло. Обычная жизнь исчезла. Остались только они вдвоем. Ей было спокойно. Более того, ей настолько понравилось это молчаливое сидение с Джеком, что не хотелось даже думать о прекращении грозы. Пусть длится вечно. Элен была невыносима мысль о возвращении во внешний мир, где на ее плечи вновь ляжет груз ответственности. Ей претило положение старшей сестры, всегда знающей, как поступить. Но более всего ей не хотелось думать о неотступно приближающемся завтрашнем утре.
Гроза постепенно слабела. Джек осторожно уложил Элен на матрас и поцеловал. Поцелуй был долгим и медленным. У нее свело живот. Она закрыла глаза, отдавшись этому мгновению. Его губы были солеными, со странной примесью перца. Усы щекотали ей лицо. Но потом он вдруг отстранился.
– Что? – в замешательстве спросила Элен.
– Простите. Я не должен был этого делать. Элен, вы мне нравитесь, очень нравитесь. Вы замечательная женщина, но нам нельзя.
– Почему нельзя? – с упавшим сердцем спросила она.
– Потому что я не знаю, останусь ли здесь завтра, и это было бы нечестно с моей стороны.
Элен сдавило горло. Она закусила щеку изнутри, призывая себя зрело смотреть на вещи, хотя в глубине души ей было муторно. Ей вовсе не хотелось быть замечательной женщиной. Пусть лучше Джек скажет, что она красива, что он от нее без ума и давно мечтал оказаться рядом с ней.
– Джек, а вы из каких краев? – наконец спросила она.
Это был единственный способ перейти на безопасную тему, скрыть охвативший ее стыд и то, что от разочарования внутри будто завязался тугой узел.
– Из Девона. Вся моя семья там живет. Девонширец по рождению и воспитанию. У отца есть дом в Тотнесе, где я вырос, но мое любимое место – бабушкин дом в Восточном Девоне.
– Расскажите.
– Это даже не дом, а домик под соломенной крышей. Он стоит на лугу, где высокая трава и много цветов. Кажется, он вырос прямо из земли. Сказочное место.
– Флоранс там бы очень понравилось.
– Сзади и с одной стороны к нему подходит холм, поросший дубами, а спереди протекает ручей. Там нет ни одной дороги с щебеночным покрытием. Бабушка оставила его мне.
– Она умерла?
– Да.
Он с такой тоской говорил о бабушке и домике, что Элен вполне понимала его желание вновь оказаться в этом особом месте.
– Не возражаете, если я попрошу вас меня обнять? – спросила Элен, стараясь говорить как можно спокойнее.
– Ничуть.
Джек крепко обнял ее и не отпускал. Это было уже что-то, хотя даже такое блаженное мгновение не могло разогнать тьму, разраставшуюся внутри Элен. И с каждым часом, приближавшим суд, тьма становилась все гуще.
Глава 40
В одиннадцатом часу дождь поутих, и Элен отправилась домой. Джек пошел ее проводить, но возле выхода на их дорожку остановился.
– Дальше, увы, не смогу, – сказал он и торопливо чмокнул ее в щеку.
Элен смотрела ему вслед.
Там, на чердаке полуразрушенного усадебного дома, он высказался с предельной ясностью, а потому ей нужно оставить все надежды на более близкие отношения. Значит, конец, хотя у них, по сути, и не было никакого начала. Так стоит ли оплакивать несостоявшуюся вероятность счастья?
– Ее не было несколько часов, – сокрушенно сообщила Флоранс, когда Элен вошла на кухню. – Уговаривала ее поесть. Отказывается.
Элен сразу заметила, что Элиза пьяна. Сестра покачивалась и распевала во все горло. Элен попыталась отобрать бутылку, но натолкнулась на яростное сопротивление.