В первые часы путешествия дороги были практически свободны. Встречные машины попадались редко, что позволяло поговорить. Джек понимал, насколько Элен страшно, и старался отвлекать ее разговорами.
– А чем вы занимались до войны? – поинтересовалась Элен, когда они ехали по одной из пустых дорог.
Джек надул щеки:
– Вы не поверите, но я был архитектором-реставратором. Работал преимущественно в Лондоне, но приходилось выезжать в Бат, Челтнем и другие места.
– После войны вернетесь к прежней профессии?
– Не знаю. Мне всегда хотелось быть фермером. Овцы, молочное хозяйство. Может, фрукты выращивать.
– Так почему не пошли по этой стезе?
– Думаю, поддался соблазну достичь чего-то большего.
– Ну а теперь, когда кончится весь этот кошмар?
– Могу вернуться в Девон и осесть там. А у вас какие планы?
– Наша родина здесь.
– А когда кто-то из вас или все три намерены выйти замуж?
Элен почесала в затылке:
– Об этом я пока не думаю. Мне нравится думать, что мы так и будем жить втроем, хотя жизнь, конечно же, внесет свои поправки. Как говорят, там видно будет.
– Назад в Англию не тянет?
– Кто знает? – Элен пожала плечами и повернулась к окну, чтобы Джек не увидел ее пылающих щек, поскольку воображение рисовало ей жизнь в Англии вместе с ним.
Под вечер они сделали первую остановку. Жан-Мишель Пуатье, деревенский священник, накормил их и устроил на ночлег. Мари разместили в доме, а Джека и Элен – в сарае, поскольку они выдавали себя за супружескую пару. Дом был двухэтажным, с такой крутой крышей, что Элен заподозрила наличие просторного чердака. Священник понравился ей с первого взгляда: высокий, худощавый, с крючковатым носом, вьющимися седыми волосами и необычайно улыбчивыми синими глазами.
За ужином, состоявшим преимущественно из картошки, священник рассказал, что последние два года помогает беженцам. Один раз его даже арестовали, но затем выпустили. После ужина он вручил Джеку бутылку вина и несколько одеял, а Элен – масляную лампу. Затем священник повел их к сенному сараю, скрытому за тополями.
– Сюда никто не зайдет, – сказал он. – Вы будете в безопасности. Если услышите долгий свист, это я. Основную дверь я запру, но, если вам понадобится выйти, сбоку есть другая.
Он указал на небольшую дверь и вернулся в дом. Войдя в сарай, Элен и Джек увидели в углу старый матрас и перевернутый ящик с двумя кружками и штопором.
– Угостить вас вином, мадам? – Джек взмахнул бутылкой.
Вино они выпили в один присест. Элен чувствовала, что могла бы выпить еще столько же, если не больше.
– Предлагаю выспаться, – сказал Джек.
Он лег на матрас и накрылся одеялом.
Элен последовала его примеру. От близости Джека у нее участилось дыхание, но англичанин почти мгновенно уснул. Ей же не спалось. Желание настоящей близости сделалось невыносимым. Мысли сбились в один ком. Элен приказывала телу не прикасаться к Джеку и в то же время жаждала этого. Потом, уступив своему желанию, она устроилась рядом, наслаждаясь его теплом и вдыхая мужской запах. От Джека пахло потом, вином, табаком. Он повернулся и во сне обнял Элен.
Она проснулась среди ночи, вся в слезах, не зная, чем они вызваны. В груди ощущалась жуткая боль. Ей было тяжело дышать. Казалось, будто внутри собрался целый колодец эмоций и теперь выплескивался наружу. Горе, страх, гнев, отчаяние. Чувства, которые она пыталась обуздать, вырвались из-под контроля и насмехались над ней. «Ха-ха-ха! Думала спрятаться от нас? Не тут-то было!»
Не выдержав, Элен всхлипнула.
– Тсс, – сказал проснувшийся Джек, гладя ее по волосам. – Все будет хорошо.
Элен попыталась ответить, но спазмы в горле мешали говорить.
– Девочка моя, никогда не сдавайтесь.
Элен повернулась к нему. Из окошка в крыше сарая лился тусклый лунный свет, едва освещая лицо Джека.
– Эти же слова мне часто говорил отец, – наконец вернув себе дар речи, сказала она. – Вы их точно повторили.
– Мудрым человеком был ваш отец.
– Иногда я чувствую, что никогда не стану такой, какой должна бы стать, и у меня не будет шанса узнать, в чем мое призвание.
– Из-за войны?
– Да. А потом, меня охватывает чувство вины. Я сознаю свою ничтожность и спрашиваю себя: кто дал мне право печалиться?
– Вы даже не подозреваете, какая вы храбрая.
– Только потому, что поехала с вами и Мари?
– И это тоже. Но главное – то, чем вы занимаетесь изо дня в день, помогая людям.
– Такова моя работа.
– Нет. Меня особенно трогает мужество обыкновенных людей. Способность перед лицом зла сохранять человечность. Это по-настоящему ценно. Никто из нас не знает, с чем мы столкнемся, и тем не менее мы продолжаем оставаться людьми.
– Я думаю об услышанных историях, – вздохнула Элен. – Люди своими глазами видели, как детей, будто скот, загоняли в товарные вагоны. Невинных детей. Это заставляет меня плакать.
– Элен, а чего вы боитесь больше всего? Вы лично?
Их разговор прервало уханье совы. Элен ответила не сразу, думая над вопросом.
– Я боюсь, что меня могут схватить ночью и я уже никогда не увижу сестер.
– Вам нужно активно сражаться со страхом. И не только вам. Всем нам. Страх хорош до тех пор, пока побуждает нас к действиям. Если же он нас парализует, с ним нужно бороться.
Элен снова задумалась. Ненавязчивое сочувствие Джека ободрило ее, и она спросила:
– А вы, Джек, чего боитесь?
– Я боюсь, что нацисты гораздо злее, чем мы думаем. Рано или поздно все это вырвется наружу… Но не попытаться ли нам снова уснуть?
– Сомневаюсь, что у меня это получится.
– Когда мне не спится, я мысленно читаю стихи, которые учил в школе, пока не провалюсь в сон.
– А я себе пою, – засмеялась Элен.
– Так, может, споем вместе? Разумеется, вполголоса.
Элен, как и отец, хорошо пела, но никогда не демонстрировала свой голос и не пела перед малознакомыми людьми. Но сейчас, набрав воздуха, она запела. Джек уже не казался ей малознакомым человеком. Наоборот, в ней крепло ощущение, что она хорошо его знает.
Глава 46
Утром Элен разбудил переполненный мочевой пузырь, требовавший опорожнения. Она осторожно встала, стараясь не потревожить спящего Джека. Из окошка в крыше на его лицо падали лучи утреннего солнца. Невдалеке от матраса Элен заметила металлическое ведро, однако постеснялась им воспользовалась. Она подергала основную дверь сарая, которая, конечно же, была заперта снаружи. Почувствовав себя в западне, Элен досадливо чесала затылок и уже собиралась облегчиться в ведро, но затем вспомнила про боковую дверцу. Она поспешила туда, отодвинула засов и оказалась на полянке, окруженной деревьями. Войдя под их тень, она присела и облегченно вздохнула, радуясь, что так быстро нашла решение.
Встав, она подняла руки над головой и неспешно втянула в себя прохладный утренний воздух. Она огляделась вокруг, наслаждаясь мирным пейзажем. Вдали слышался шум просыпавшейся деревни: лаяли собаки, перекликались дети, стрекотал мотоцикл. Было так приятно слышать успокаивающие звуки обычной жизни. Она послушала еще немного. И что теперь? Будить Джека или идти в дом священника, где их, возможно, ждет завтрак? Элен выбрала второй вариант. Внутри ее еще сохранялось тепло ночи, проведенной рядом с Джеком. Но она не знала, как он себя поведет, когда проснется. В мозгу кружились слова, которые она могла бы произнести. Поблагодарить его за то, что согласился вызволить Мари? Или просто спросить, хорошо ли ему спалось? А может, просто разбудить, сделав бесстрастное лицо?
Огибая сарай, Элен увидела Мари. Та с улыбкой пожелала ей доброго утра и добавила:
– Я уже шла отпирать вас.
– Я вышла через боковую дверь. Джек еще спит.
– Иди в дом, а я разбужу его.
Элен прошла через двор, где с десяток тощих кур копались в сухой земле. Неподалеку на пятачке пожелтевшей травы паслась привязанная к столбу коза. Повернув дверную ручку, Элен попала в просторную кухню, какие обычно встретишь в усадебных домах. Даже пол здесь был традиционным, выложенным из красных плиток. Расторопная служанка священника приготовила кофе. Когда Элен входила, женщина доставала из духовки противень. В кухне витал запах выпечки, дыма, табака и вина.
– Как вкусно пахнет, – сказала Элен.
Потолок был низким. С его закопченных балок свешивались медные кастрюли, сковороды и прочая утварь. Напротив плиты Элен увидела большой круглый каменный очаг, где не было ни дров, ни золы. Служанка молча кивнула ей, налила чашку кофе и положила на тарелку пару испеченных булочек.
– Спасибо. Завтрак только для меня?
– Для вас, вашего мужа и вашей подруги.
В этот момент вернулась Мари, а с ней заспанный Джек. Он тер глаза, еще не успев причесаться, но зато улыбался во весь рот.
– Доброе утро, – пробормотал Джек, потрепав Элен по плечу.
Она улыбнулась, ловя на себе взгляды Мари и служанки.
За завтраком говорили мало. Когда Мари высказала желание прогуляться и размять ноги, Элен с удовольствием к ней присоединилась.
Они прошли на полянку за сараем и дальше, где солнце, проникая сквозь листву, рисовало на траве движущиеся узоры. Шли молча. Под ногами пружинила земля, хрустели прутики и сухие листья папоротника. Пахло землей и новой порослью. Листва на дубах была пока ярко-зеленой, а небо в просветах между деревьями – голубым и безоблачным. Пройдя еще немного, они услышали шум ручья и шелест травы под ветром. Остановившись, обе наслаждались утром, стараясь не думать о том, что ждало их впереди.
– Пора возвращаться, – нарушила молчание Мари.
– Жаль, что нельзя здесь остаться.
– Идем, – заторопилась Мари, коснувшись руки Элен.
Ветер усилился. В листве порхали птицы. Вокруг росли громадные папоротники и белые цветки.
– Вы никому не говорили? – спросила Элен, когда они возвращались к дому священника.
– Уго, разумеется, знал. Он с самого начала уговаривал меня отправиться в Англию или Америку. Это я отказывалась, утверждая, что мы пересидим.