– Это было бы идеально.
– Завтра вечером вас устроит?
– Спасибо. – Он помолчал. – Был рад повидать вас обеих. Приятного вам дня.
– Странно, – сказала Элен, когда немец отошел на достаточное расстояние. – Все это очень странно.
– И в самом деле странно. Какого черта ему от нас понадобилось?!
Глава 56
В назначенный вечер небо было ясным, что предвещало погожий завтрашний день. Предвидя это, Элен отправилась на задний двор вешать белье. Оттуда она услышала скрип ворот.
– Я посмотрю! – крикнула Элиза, поднимаясь со скамейки у внешней стены кухни.
Элен слышала шаги сестры, затем обрывок разговора. Вскоре Элиза вернулась.
– Это он, – сердито прошипела она. – Беккер. Ждет у входной двери.
Элен обошла вокруг дома и увидела застывшего у двери Беккера.
– Добрый вечер, – поздоровалась она, протягивая руку, но затем, сообразив, что рука у нее мокрая после белья, тут же вытерла пальцы о юбку.
– Проходите в дом, герр Беккер, – предложила Элиза.
Элен заметила появившуюся из сада Флоранс. Она окликнула сестру, но та не ответила и пошла по дорожке туда, где обнаружился светловолосый молодой человек. Он стоял неподвижно, глядя в землю.
– Антон! – раздался голос Флоранс. – Что ты здесь делаешь?
Элен, Элиза и Фридрих Беккер одновременно повернулись в ту сторону. Элиза и Элен недоуменно переглянулись.
Все трое видели, как Флоранс подошла к парню и протянула руку. Но он почему-то загородился и попятился назад.
– Что с тобой? – спросила явно ошеломленная Флоранс.
В разговор вмешался Фридрих Беккер:
– Антон, я же просил тебя обождать в машине. Но раз ты вылез, иди с нами в дом. Вы не возражаете, мадемуазель Боден? – спросил он у Элен.
Так это и есть знаменитый Антон. Почему-то он вовсе не обрадовался встрече с Флоранс. Наоборот, парень пребывал в полнейшем замешательстве.
– Идемте в дом, – пригласила всех Элен. – Сейчас Элиза поставит чайник.
– У вас есть английский чай? – спросил Беккер.
– Увы, нет. Только травяные чаи или эрзац-кофе.
– Антон, пошли! – велел Беккер, поворачиваясь к парню.
Антон мигом подчинился. Он обошел Флоранс, что лишь усилило ее недоумение. Повернувшись, она пошла вместе со всеми в дом.
Элен провела гостей на кухню, где Элиза уже наполняла водой чайник, который затем понесла к плите. Она не торопилась поворачиваться к гостям лицом.
Элен предложила садиться. Антон послушно сел, но Фридрих Беккер остался стоять.
– Как вам угодно, герр Беккер.
– Пожалуйста, зовите меня просто Фридрихом.
– Беккер? – переспросила Флоранс, во все глаза глядя на него. – Так вы отец Антона?
– Именно так. Он мой единственный сын.
Меж тем Антон разглядывал свои руки, сгибая кисти и вращая пальцами. Элен ощутила страх. Невзирая на манеры и общительность, немцы по-прежнему оставались их врагами. Что за чертовщина происходит?! Может, Беккер пришел сказать, что дружба между Антоном и Флоранс не должна продолжаться? Если он против, это было бы наилучшим решением. Тогда Элен перестанет быть в глазах сестры главной злодейкой. Она посмотрела на Флоранс, подпиравшую заднюю дверь.
– А у вас уютный дом, мадемуазель Боден. – Фридрих повернулся к ней.
– Благодарю. Нам нравится.
– Но я здесь уже был.
– Конечно, – сказала Элиза. – Тогда, когда вы ходили у ворот, а потом решились войти.
– Нет. – Он покачал головой. – Намного раньше. Как-то летом я провел здесь пару недель.
– В деревне?
– В этом самом доме.
– Как это могло быть? – встрепенулась Элиза.
– Это долгая история. – Он снял очки и стал протирать платком. – Теперь, если не возражаете, я сяду.
Он посмотрел на Элен. Та молча кивнула.
Беккер сел. Тем временем Элиза приготовила мятный чай и расставила на столе высокие стаканы Клодетты из марокканского стекла. В кухне установилась атмосфера неопределенности и ожидания. Элен и ее сестры совершенно не представляли, о чем пойдет речь.
– Я вынужден начать с самого начала, – сказал Фридрих, водя пальцем по ободу стакана.
И он стал рассказывать, как познакомился с их матерью на Генуэзской конференции в апреле и мае 1922 года.
– Это была первая послевоенная конференция, в которой Германии разрешили принять участие. Клодетта приехала туда вместе с вашим отцом. Будучи сотрудником Форин-офиса, он входил в состав британской делегации. И мы с вашей матерью провели некоторое время вместе.
– Вы с ней? – спросила Элен, быстро сделав соответствующий вывод. – Так вы были…
– Вы что же, закрутили интрижку с нашей матерью?! – взорвалась Элиза, сердито выпятив челюсть.
– Я не стану отнекиваться или оправдываться, но ваша мать долгими часами томилась одна, а свои отношения с мужем она описывала как прохладные.
Элен внутренне собралась, но промолчала.
– И как вы очутились здесь? – спросила Элиза.
Фридрих сдвинул брови. Может, обдумывал ответ. А может, испытывал замешательство. Кто его разберет?
– Говорить о подобных вещах нелегко, но мы с вашей матерью полюбили друг друга…
– Притом что она была замужем.
– Да, была, – кивнул он.
Элен нахмурилась. Беккер нервничал. Казалось, он собирал все имевшееся у него мужество. Он отвернулся к окну, поморгал, затем снова повернулся к собравшимся. Он по-прежнему молчал. Элен чувствовала: ему все больше становилось не по себе.
– Да. Ваша мать была замужем. И поскольку Антон подружился с Флоранс, я вынужден сказать вам правду.
– Правду? – переспросила Элен. – Какую правду? И при чем тут Антон?
– При том. – Фридрих сглотнул. – Через несколько месяцев после конца нашей недолгой любовной связи ваша мать родила нашего общего ребенка. Девочку.
Девочку? Какую девочку? У Элен заколотилось сердце. О чем он говорит? У нее закружилась голова. Элен пыталась успокоиться, однако кухня вдруг закачалась и пришла в движение. Она набрала побольше воздуха и стала медленно выдыхать. Потом склонила голову набок и пристально посмотрела на Фридриха, пытаясь увидеть признаки лжи. Но он не прятал глаз и почти не моргал. Он не торопился говорить дальше, однако в сложившейся ситуации это было вполне нормально. Движения его рук не были суетливыми. И тем не менее Элен оставалась взбудораженной и настороженной.
– Когда это случилось? – сухо спросила она.
– Ребенок родился в самом конце двадцать второго года.
Услышав это, сестры замерли. Элен казалось, будто дом замерз и она замерзла вместе с ним. Вопрос повис в воздухе. Никто из сестер не мог или не хотел взять на себя инициативу и услышать ужасающую, неотступную правду.
Наконец тишину нарушила Флоранс.
– Какого числа? – дрожащим голосом спросила она.
– Тридцатого декабря.
Флоранс густо покраснела и сползла на пол, где села, подтянув колени к груди, понурила плечи и склонила голову. Элиза изумленно смотрела на Фридриха, зажимая рот. Ее глаза были широко распахнуты.
У Элен защипало глазах.
– Значит… – начала она.
– Да. – Беккер нервно кашлянул. – Флоранс – моя дочь. Антон – ее сводный брат.
Его слова обрушились на Элен, как удар, но осознала она это не сразу. На какое-то время она отключилась от всего: от кухни, сестер и самой себя. Потом, когда правда встала перед ней, Элен обдало гневом. Ей стало тяжело дышать; каждый вдох и выдох отзывались болью в груди. Она мысленно оценила услышанное, затем взглянула на Флоранс. Как ей защитить сестру от всего этого? Элен сердито посмотрела на Фридриха. Такого попросту не могло быть. Как он смел явиться сюда и взбаламутить их жизнь?! Флоранс смотрела на него. Вокруг ее глаз появились морщинки, заблестели слезы. Элен открыла рот, желая как-то поддержать ее, но не нашла ни единого слова.
– Дорогая… – начала она, обращаясь к Флоранс, но та подняла руку и покачала головой.
Лицо Флоранс сморщилось в болезненной гримасе.
У Элен участилось дыхание. Она скривила губы и посмотрела на Беккера:
– Вам лучше уйти. Я не верю ни единому вашему слову. Уходите. Немедленно!
Глава 57
Как только Элен велела Беккеру уйти, Флоранс скрылась к себе и улеглась в постель. У двери Беккер задержался, настойчиво твердя, что завтра должен вернуться и досказать свою историю. Он умолял Элен позволить ему это, и она, поначалу возражая, в конце концов уступила. С рождением Флоранс обстановка их детства разительно изменилась, и, если Беккер говорил правду, сестры теперь знали причину. Итак, он придет только завтра. Значит, есть время подумать. Это радовало Элизу, поскольку пищи для размышлений было больше чем достаточно. Флоранс заперлась на задвижку. Элен и Элиза несколько раз подходили к двери, уговаривая сестру поесть и предлагая чай, но она не откликалась.
Утром, когда они собрались на кухне, атмосфера там была мрачная и угрюмая.
– Это неправда, – неоднократно повторяла Элен. – Как он смел явиться сюда со своей чудовищной историей и нанести Флоранс такой удар?!
– Ты говоришь так, словно пытаешься себя убедить, – покачала головой Элиза. – Но ты сама знаешь: дата рождения совпадает.
Элен повернулась к раковине и стала шумно ополаскивать посуду, которую затем столь же шумно водружала на сушилку. Никто из сестер не притронулся к завтраку, и теперь она отыгрывалась на посуде.
Элиза, раздраженная этим грохотом, подошла и тронула Элен за плечо, но та лишь дернулась, молча требуя отойти.
Флоранс все это время сидела за столом, ковыряя ногтем сучок в столешнице. Она боролась с подступающими слезами, однако не выдержала и сдавленно всхлипнула. Элиза пододвинула стул и попыталась ее обнять, но Флоранс вздрогнула и отпрянула. Элиза повернулась к Элен, однако старшая сестра все так же стояла возле раковины. По спине чувствовалась, как она напряжена.
– Флоранс, все будет в порядке, – сказала Элиза, пытаясь успокоить сестру.
Она снова посмотрела на Элен. Слава богу, та соизволила повернуться к ним лицом и прекратила греметь посудой.