У Флоранс затряслись плечи.
– Я его ненавижу, – сказала она, глотая слезы. – Зачем он приходил? Он не может быть моим отцом. Правда, Элиза?
– Не знаю.
Флоранс заплакала.
Элиза сжалась от душевной боли, звучащей в этих слезах. Ее охватило странное, какое-то утробное отчаяние. Флоранс боялась излить свою боль в словах. Казалось, она оплакивала безвозвратно потерянную часть себя, исчезнувшую в одно мгновение. Ее рыдания накатывали волнами, снова и снова достигая пика, окутывая ее и отделяя от сестер. Она сидела сгорбленная, одинокая. Возникла пропасть, через которую нужно срочно перекинуть мост. Но как? Этого Элиза не знала.
Она ждала, глядя сначала в пол, потом в окно. Во дворе мекали козы. Где-то кукарекал петух. Солнечный свет заливал каждый уголок кухни. Элизе захотелось выбежать наружу, пройтись по траве, выйти на дорогу и углубиться в лес. Куда угодно, только не сидеть здесь, в бурном потоке эмоций, который она не умела остановить.
Через какое-то время Флоранс глотнула воздуха. Ее рыдания ослабели.
– Как маман могла это сделать? – спросила Флоранс, гневно кривя губы. – Как она посмела?
– Не знаю, – покачала головой Элиза. – Но послушай, мы же и впрямь не знаем, сказал ли он правду.
Она вновь попыталась утешить сестру, и опять Флоранс ее оттолкнула.
– Что мне теперь делать? – всхлипывала Флоранс, сидя с опущенными плечами. – Что?
Флоранс заплакала. Ощущая свое бессилие на фоне страданий сестры, Элиза почувствовала, как у нее защипало глаза. Она не хотела поддаваться страданиям, но разве она могла сейчас просто встать и уйти?
– Дорогая, если ты не хочешь его видеть, и не надо. Тебя никто не заставляет. Его приход ничего не изменил в нашей жизни.
Флоранс обожгла ее взглядом. Горе в них сменилось гневом.
– Как у тебя язык поворачивается такое говорить?! В нашей жизни изменилось абсолютно все.
Чувствуя свою полную растерянность, Элиза опять взглянула на Элен. Сестра по-прежнему стояла, прислонясь к раковине, и молча смотрела на них. Ее лицо было бледным, руки безвольно висели. Ни малейшего намерения подойти и помочь.
– Тебе что, нечего сказать? – не выдержала Элиза, наградив ее хмурым взглядом.
Но Элен только поморщилась, словно удерживая слезы.
Элиза ничего не понимала. Никогда еще она не видела старшую сестру в таком состоянии. И это Элен? Всегда такая сострадательная и заботливая, готовая в любой критической ситуации вмешаться и взять бразды правления в свои руки. Почему сейчас она мешкает? Неужели признание Беккера настолько ее шокировало, что она не в состоянии говорить?
– Я больше не хочу его видеть, – сказала Флоранс, когда ее рыдания снова поутихли.
– Не хочешь – и не надо. Ты не обязана это делать, – наконец заговорила Элен, возвращаясь к действительности и вмешиваясь в разговор сестер. – И никто из нас не обязан.
Флоранс вдруг обмякла, словно напряжение лишило ее сил. Теперь она позволила Элизе обнять себя за плечи и притянуть поближе. Элиза в очередной раз посмотрела на Элен. Та печально и сокрушенно улыбнулась. Значит, признала собственное поражение и, может, немного отступила.
– Лучше бы он вообще здесь не появлялся, – сказала Флоранс, пальцами вытирая глаза. – Пойду лицо ополосну.
Она встала и отправилась в прачечную. Элизе сразу стало легче дышать. Возможно, худшее уже позади.
– Грамотная работа, – похвалила ее Элен.
Элиза улыбнулась и наклонила голову:
– Может, и мне пойти учиться на медсестру?
– Я бы не стала заходить так далеко. – Элен вздохнула. – Я и представить не могла, что такое может случиться. А ты?
– Напрасно я его пригласила. Как ты себя чувствуешь?
– Шокирована. Злюсь. Боюсь за Флоранс. В смысле, в какую сторону теперь повернется наша жизнь? Если все это правда, самое скверное, что… ее отец – немец.
Во второй половине дня в дверь постучали. Элен поймала взгляд Элизы, затем расправила блузку. Сестра перевязала ленту, стягивавшую волосы в конский хвост.
– И что теперь? – спросила Элиза.
– Мы не обязаны его впускать.
Элиза почувствовала тяжесть в горле.
– А я думаю, его стоит впустить.
– Тогда почему бы тебе его не встретить?
И вновь Элиза почувствовала, что Элен отпускает вожжи. Они с Флоранс привыкли считать правление старшей сестры само собой разумеющимся, и теперь Элизе задним числом было стыдно.
Она прошла к двери и впустила Фридриха в дом.
– Вы сегодня без Антона?
– На сей раз я один. Думаю, он потом сам поговорит с Флоранс. Конечно, если она захочет.
Элиза кивнула и повела его в гостиную. По ее мнению, для мужчины его возраста он хорошо выглядел. Сегодня он пришел в светлом летнем костюме, подчеркивающем синеву глаз и седину волос. Их отец никогда не был таким обаятельным и утонченным. Элиза понимала, что мать могла не устоять перед искушением. Фридрих уселся на большой диван и торопливо огляделся по сторонам. «Наверное, ждет Флоранс», – подумала Элиза.
Молчание затягивалось.
Элиза уже собиралась заговорить, но тут в гостиную вошла Флоранс. Она еле переставляла ноги. Ее глаза были по-прежнему красными от слез, а лицо заплаканным. Едва взглянув на Беккера, она села на самый дальний стул, склонила голову и принялась рассматривать свои ногти. Элиза осталась стоять. Элен устроилась на диванчике у окна.
– Вы так и не рассказали, каким образом оказались здесь, – нарушила молчание Элиза. – Мы только слышали, что это было летом.
– Вы правы.
– Мы слушаем.
– Весной двадцать четвертого года ваш отец перехватил мое письмо к вашей матери. Так он узнал, что Флоранс не его дочь.
Подумав об этом, Элиза вновь ощутила резь в глазах. Ей было трудно представить, чтобы отец вскрывал материнские письма, хотя еще труднее она представляла, как мать решилась завести отношения на стороне.
– Он поставил Клодетте ультиматум: или она остается, или уходит, но своих дочерей он ей не отдаст.
Элен подалась вперед и качала головой. Элиза видела, как больно сестре слышать эти слова.
– Вы наверняка помните, что ваша мать уезжала сюда на лето вместе с вами, а он оставался работать в Лондоне, – продолжал Фридрих. – Летом двадцать четвертого года я приехал в Сент-Сесиль, и мы с Клодеттой провели пару недель вместе. Мне хотелось повидать Флоранс. Я пытался убедить Клодетту уехать со мной.
– Но она отказалась, – догадалась Элиза.
– Да. Признаюсь вам: я был счастлив в браке с матерью Антона. Я горжусь сыном, но Клодетта была любовью моей жизни, родственной душой.
– Уехать без нас с Элен? – резко спросила Элиза. – Вы предлагали ей взять одну лишь Флоранс?
– Да, хотя мне стыдно признаваться в этом… Но она не согласилась. – Беккер поочередно взглянул на Элизу и Элен. – Простите меня… задним числом.
Элиза молча смотрела на него.
Элен извинилась и вышла из комнаты. Пока ее не было, все молчали. День клонился к вечеру. Тени становились все длиннее. Элиза смотрела в окно и чувствовала, как события прошлого смещались и сталкивались, образуя совершенно новый узор. Их мать изменилась, и причиной был этот немец. Клодетта осталась с отцом ради них с Элен, но счастье навсегда ее покинуло. Впервые Элизе стало до боли жаль мать. Неудивительно, что она срывалась на старших дочерях.
Вернувшись, Элен попросила Элизу выйти с ней. В прихожей Элиза увидела красное шелковое платье, переброшенное через перила лестницы.
– Зачем ты его притащила? – спросила Элиза.
– Надень платье, – прошептала Элен. – Быстро.
– Зачем?
– Просто надень. Мне нужно увидеть.
– Что увидеть?
– Не тяни время, – вздохнула Элен.
Элиза сходила на кухню переодеться, и, когда они обе вернулись в гостиную, Фридрих от удивления разинул рот.
– Вы когда-нибудь видели нашу мать в этом платье? – спросила Элен.
– Да. – Он торопливо заморгал, не в силах отвести глаза от Элизы. – Я видел это платье во время нашей последней встречи с Клодеттой. Мы обедали с ней в этом доме.
– Зачем? – спросила Флоранс. – Зачем вам понадобилось снова ее видеть?
– Чтобы поговорить, – ответил он, вглядываясь в лицо Флоранс, словно ища в нем что-то.
Флоранс лишь встряхнула головой и уткнулась взглядом в свои ладони.
Фридрих оглядел гостиную и вновь посмотрел на Флоранс:
– Я всегда хотел познакомиться с тобой. Но твоя мать…
– Она вам этого не позволила? – спросила Флоранс, в голосе которой сквозили слезы.
– У нее были на то причины.
Воцарилось длительное молчание.
– Итак, – нарушила его Элиза, прекрасно сознавая, чего они все ждут. – Значит, наша мама была в этом платье?
– Да. Она была такой красивой. Как вижу, Элиза, вы пошли в нее. Но Флоранс, как и Антон, унаследовали мои черты. Какое-то время Клодетта посылала мне фотографии светловолосой кудрявой малышки. Они разбивали мне сердце. Но она запретила мне видеться с Флоранс. Или… – Он помолчал. – Может, запрет исходил от вашего отца?
– Наш отец был порядочным человеком, – вмешалась Элен. – Как вы смеете приписывать ему какое-то вмешательство?!
– Конечно. – Фридрих поднял руки, словно защищаясь от ее нападок. – Я не хочу бросать тень на вашего отца… Так вот, ваша мать была в этом платье. За обедом мы выпили две бутылки красного вина. Упреждая ваши предположения, скажу: да, мы изрядно захмелели. Я еще раз предложил ей расстаться с вашим отцом, но она снова отказалась.
– И правильно сделала, – заявила Элен.
– Возможно. Но скажите, была ли ваша мать счастлива?
Элен покачала головой:
– В самом начале, когда мы с Элизой были маленькими. А после рождения Флоранс – нет.
– Значит, это я виновата? – сердито спросила Флоранс, задетая словами Элен.
– Ни в коем случае. – Элен даже поморщилась. – Ты вообще ни в чем не виновата. Если наша мать решила нарушить супружескую верность, это целиком ее вина.
– Но люди не выбирают, в кого влюбляться, – сказала Флоранс.
– Жизнь целиком состоит из нелегких выборов. Мы не можем следовать своим инстинктам и желаниям только потому, что нам так хочется. Когда-нибудь ты это поймешь.