Встречать меня в просторный светлый вестибюль, производивший впечатление некоторой прямо даже торжественности, вышла ключница Анисья — очень аккуратная толстая пожилая тётка, явно страдавшая одышкой, с клинически озабоченным лицом и сведёнными в напряжённой думе бровями. По-нашему, я так понимаю, она выполняла функцию завхоза и коменданта в одном флаконе. Вопреки общепринятому ярлыку, обычно навешиваемому на женщин этой должности классиками, и не слишком лучезарному выражению лица, угнетающего впечатления она, как ни странно, не производила. К тому же не резала слух "мамзелями".
Временно расправив лоб и степенно поздаровавшись со мной, она отправила казачка* доложить барыне, что " мадемуазель гувернантка прибыли".
Достав откуда-то из недр широченной юбки пресловутую связку ключей (судя по тому, что при каждом тяжёлом шаге Анисьи юбка греметь не перестала — эта связка была не единственной), она повела меня на второй этаж, где располагались залы и жилые покои. Нижний этаж, кажется, большей частью был отведён под хозяйственные нужды. За стеной вестибюля находился парадный зал для званных обедов, балов и торжественных церемоний, который занимал центральное место в доме.
Это мне не ключница сообщила — я позднее узнала и потом про него ещё расскажу. Анисья же, шоркая подошвами по роскошному наборному паркету и напряжённо дыша, шла впереди меня молча. Кстати, не подумайте, что мы передвигались в полной тишине и одиночестве — усадьба жила своей жизнью. На меня обращали внимание. Любопытное — но пока молчаливое.
Тяжело поднявшись по лестнице (трудно же ей давалась такая почётная должность), она открыла дверь и провела в отведённую для меня комнату. Следом туда же впорхнула молодая девушка.
— Марья, проветри тут. — окинув хозяйственным взглядом помещение и помахав перед лицом пухлой ладошкой, немного поморщившись от духоты, сказала она девушке.
Забежал "с доненсением" казачок (умильный, кстати, мальчишка) и что-то шепнул начальнице.
— Мадемуазель, это ваша горничная Марья. Приводите себя в порядок, через два часа Ольга Петровна примет вас для знакомства. — повернувшись ко мне сообщила "комендантша".
Пока всё было хорошо. По крайней мере ожидаемо — со мной не носились, как с писаным яйцом, но и относились достаточно уважительно — вон даже горничную выделили.(На этот факт я чуть не присвистнула от восторга). И, слава богу, дали время отдышаться и в самом деле навести приличный вид.
Анисья вышла, Марья пошла распорядиться, чтобы принесли мои вещи, а я имела возможность рассмотреть свою "норку". Такое определение напрашивалось само собой — здесь было комфортно и уютно.
Окна, послушно открые горничной, выходили в сад и наполняли пространство мелодичным, умиротворяющим птичьим щебетаньем. Ничего из ряда вон здесь вроде и не было: стены драпированы бежевого цвета штофом, натянутым на рамы, снизу отделанные крашенными в чуть более тёмный оттенок деревянными панелями; не слишком широкая, но удобная кровать, очаровательные шторки в ненавязчивый мелкий рисунок, гармонирующий с обоями.
Из мебели здесь спокойно помещался платяной шкаф, трюмо с придвинутым к нему мягким стулом (в тон шторкам) и прям приличный секретер, способный выполнить функции стола, комода и небольшого шкафа для документов с потайными отделениями — для будущей работы — самое то.
На секретере стояли чудесной работы деревянные резные часы (я, как лицо приближённое к этому мастерству, не удержалась и взяла в руки "тёплую" искусной работы вещь), заранее приготовленные письменные принадлежности и золочёный подсвечник.
А! Как это можно было выпустить из внимания?! В комнате имелось даже самое настоящее, на мой взгляд, чудо — небольшая печь, отделанная плиткой. Как потом выяснилось, подобные сооружения находились почти в каждом жилом помещении "дворца". Кое-где она представляла собой настоящее архитектурное сооружение, облицованное не такой однотонной кафельной плиткой, как у меня, а с росписью и барельефами.
Вообще-то, в местный быт, на английский манер, уже давно вошли камины. Правда, в условиях суровых русских зим они не смогли полностью вытеснить такую родную нашу печь, которая требовала меньше дров и дольше хранила тепло. Поэтому, например, в том же большом парадном зале прекрасно соседствовали и она, и камин.
Вскоре вернулась Марья в сопровождении лакея в тёмно-зелёной ливрее, отороченной золотой окантовкой, тащившего мою поклажу.
К слову сказать — вся прислуга в этом доме была одета в форменную однотипную одежду, соответственно занимаемой должности. (В этом отношении немного прям пахнуло Смольным) Лакеи — зелёно-золотые, горничные же были наряжены в тёмно-серые платья простого фасона, приятного, впрочем, оттенка, белые передники и такие ажурные белые же штучки на аккуратно убранных головах — сейчас вспомню… В общем, наколки из накрахмаленных кружев. Или чепчик круглой формы с двумя короткими "хвостами" сзади.
Мне было выдано полотенце, банные принадлежности — наконец, я имела счастье качественно и с величайшим удовольствием отмылиться, откиснуть и промыть волосы.
Сопроводив меня до благословенного помещения (О боже! Проточная тёплая вода! Оу! И даже ватерклозет!) и набрав в ванную воду, горничная вернулась в комнату, чтобы разложить вещи. (Что повергло меня в некоторую неловкость — всё-таки это я привыкла исполнять сама.) Жажда ощутить на измождённом дорогой теле воздушную пену пахучего мыла и чистую водицу перевесила все остальные желания вместе с сомнениями и я, махнув на всё рукой, отправилась за реализацией для себя этого несказанного наслаждения.
*Казачкаминазывались мальчики-слуги в усадьбе, одетые в казачий костюмчик. Казачки обычно докладывали хозяевам о приезде гостей, бегали с различными поручениями, разносили угощения.
24
Из воды, буквально возрождавшей меня к жизни, вылезать не хотелось. Однако, сами понимаете, сибаритствовать было некогда — предстояло ещё привести в порядок приличествующее моему новому положению платье, просушить и уложить волосы, ну и прочее. В общем, пришлось всё-таки вытряхиваться и топать в свою комнату. Тело после водных процедур казалось лёгким, как пушинка.
В" номере" я обнаружила свою горничную, уже развесившую мою одежду по местам и поднос с едой, распространявшей одуряющий аромат. Никаких перепелов в брусничном соусе, конечно, на тонкой фарфоровой тарелочке не лежало, но запах банальной яичницы и нормального такого русского размера сырников, с голодухи казался просто божественным.
Я бы после дорожной сухомятки и от супчика не отказалась — но, видимо, время большого обеда ещё не пришло. А предложить перекусить с дороги голодной гувернантке — очень даже по-человечески. Спасибо хозяевам за это.
— Какое платье вам приготовить, мадемуазель? — негромким приятным голосом спросила Марья.
— Матушки мои! — подумала я, — Никак не привыкну, что у меня теперь есть настоящая горничная и самой гладить платье не придётся. Может даже с причёской поможет. Ух ты!
— Их бы, конечно, все отутюжить не мешало, но вот это тёмно-серое — хотелось бы в первую очередь. — я испытывала конкретную неловкость от того, что раздавала сейчас указания. Давно привыкнув к самостоятельности и полному самообслуживанию, всегда не любила озадачивать людей своими заботами. Тем более бытовыми. В общем, фиговая из меня "барыня".
В помощницы мне досталась простая, но очень даже миловидная "девка", как их тут называли. (Ужас какой — рот не выговаривает.) Не "кузнечиха"* — те прислуживали самим господам, но умелая и рукастая. Русоволосая, круглолицая и очень старательная. К тому же она, очаровательно розовея щёчками, кажется пока робела в моём присутствии.
— Не бойся, милая — я сама боюсь. - хотелось сказать ей, но решила, что со временем всё само по себе наладится.
В общем, подхватив указанное платье, Марья выскользнула за дверь, а я, как загипнотизированный кролик к удаву, направилась к подносу.
После домашней еды и расслабляющей ванны — катастрофически клонило в сон. Когда моя помощница вернулась, я, припивая ароматный кофе со сливками, вяло размышляла на предмет собственной "упакованности" относительно гардероба.
Думаю, платьев было пока вполне достаточно — как вы помните, в дороге я купила себе вот это закрытое строгоё серое с рядом маленьких аккуратных пуговиц спереди, голубовато-серое в едва заметную косую клетку оттенка потемнее и аккуратным ненавязчивым бантом спереди на поясе и более, что ли, красочное — зелёное, благородного холодно-изумрудного цвета. Без излишеств, "закупоренного" фасона с длинными узкими рукавами и белыми воротничками и манжетами.
На случай "малоличего" в моём арсенале так же имелся один нарядный туалет. Ну как нарядный… Следуя инструкциям Марты выбирала я его из соображений того, что слишком броско "бликовать" не надо ни при каких обстоятельствах. Потому, это было самую малость более пышное глубокого синего цвета в элегантную белую вертикальную полоску платье с довольно широкими рукавами и широким же тонким кружевом по горловине, скреплённым атласными лентами в бант и изящной брошкой.
В украшениях нужды не было — всё равно гувернанткам их носить было не принято (чтобы кто-нибудь из гостей, не дай бог, случайно не перепутал с хозяйкой), а вот обуви, кажется, следовало докупить…
— Прикажете одеваться? — прерывая мои рассуждения, нерешительно спросила помощница.
— Да, конечно. — выходя из сытой неги и заставляя себя подняться, ответила я, — Волосы почти высохли, да и графиня скоро уже пригласить должна.
Застегнув на мне все крючки, пуговицы и завязки, она усадила меня на стул перед зеркалом и взялась разбирать волосы. От осторожных прикосновений умелых пальцев я опять едва не уснула. Надо было категорически встряхнуться.
— Марья, а скажи, где бы мне раздобыть пару приличных туфель? — спросила я горничную.
— Так у нас тут свой сапожник имеется. Знатный — на всю округу славится. Такие обувки делает, что и на бал пойти не зазорно. — оживившись за привычной работой и перестав, наконец, смущ