– Я всего на десять минут опоздала.
– Зато умудрилась проникнуть через служебный вход.
– Да? – Мака засмеялась.
– Вход для посетителей с другой стороны здания, – не поддержал ее веселья Игорь, – парадное крыльцо с колоннами. Вывеска. Не заметила?
– Пришла же! – надула губы она.
– Пришла.
– Вот и все, – поставила точку Мака.
Игорь только покачал головой в ответ и начал самую стремительную в жизни Маки экскурсию: тянул ее от полотна к полотну, торопливо излагая смысл картины по ходу движения.
Большинство полотен, выставленных в огромном зале, вдоль стен которого стояли гостеприимные кресла и диванчики, Мака уже видела в Интернете. И тем не менее сейчас картины производили на нее совершенно новое впечатление: они оживали. Глаза на портретах щурились, лица едва уловимо меняли выражение. Пейзажи поражали шелестом листвы и движением воздуха. Абстрактные картины на глазах трансформировались из одной цветовой палитры в другую.
Мака слушала Игоря и по нескольку раз оглядывалась на одно и то же полотно, каждый раз находя в нем что-то новое.
За пятнадцать минут они обошли весь зал. Потом Мака, не зная, что делать дальше, прошлась по второму кругу. Игорь стоял у двери, то и дело глядя на часы. Какой найти предлог для следующей встречи, Мака не знала, а Игорь ни намеком, ни словом не обмолвился о том, что хочет продолжить знакомство. Не человек, а запертый на кодовый замок сейф: не так-то просто подобрать ключ!
– Ты в Москве на Новый год? – стараясь не выдать волнения, спросила она.
– Да, в Москве.
– Как встречаешь? – сделала она отчаянную попытку.
– Как обычно.
– А…
– Все посмотрела? Идем.
На этот раз он не вызвал такси: подвез девочку до метро на своей громадной машине и тут же скрылся, спрятавшись в потоке машин. Маке стало обидно до слез.
Придя домой, она начала нарочито громко грохать дверями, расшвыривать все вокруг – ей хотелось, наконец, обратить на себя внимание хоть кого-нибудь на всем белом свете. Бесполезно.
Окончательно разозлившись, Мака закрылась в детской. Не прошло и часа, как в дверях комнаты образовалась щель и показалось встревоженное лицо.
– Чего тебе? – набросилась Мака на мать.
– Пытаюсь понять, что происходит.
– Ты меня задолбала! – крикнула Мака.
Инна вошла, обиженная и растерянная – на мгновение Маке даже стало ее жаль, – но она уже не могла остановиться.
– Отвали! – вопила девочка. – Ты мне не нужна!
– Саша, – наконец ее бессердечная мать распахнула рот, – что плохого я тебе сделала?
– Родила!!!
Инна вышла, схватившись за голову руками и с силой прижав ладони к вискам. Дверь детской комнаты захлопнулась за ней с адским грохотом.
Глава 8
Инна была не рада, что послушалась Любу и оплатила семинар – в итоге деваться было некуда, пришлось идти. Но то ужасное душевное состояние, в которое она погрузилась сейчас, все равно не позволило переключиться – она думала только про Сашу. Понимала, что бездарно проиграла войну за собственного ребенка: теперь Александру будет учить сама жизнь.
И дай бог, чтобы ее уроки не оказались слишком жестокими.
Наушник ни за что не желал пристраиваться к уху, извивался и падал. Наконец после долгих мучений Инна укротила его и нажала на переводчике единственную кнопку. Потом еще раз. В ухе раздалось зверское шипение. Она инстинктивно сдернула аппарат, беспомощно огляделась. Организаторы, согнувшись в три погибели, чтобы не раздражать великого мэтра, ползали между рядами, меняя неисправные аппараты.
Последовав примеру соседей, Инна подняла руку и стала ждать, когда подойдут к ней. Тем временем американский гуру расхаживал по сцене – несмотря на неразбериху в зале, лекцию он начал минута в минуту и требовал от участников тишины. Сейчас он рассуждал о материи истории. Рассказывал неторопливо, четко проговаривая английские слова. Сосредоточившись на его голосе, Инна обнаружила, что многое понимает без переводчика.
– Чего хочет зритель? – задавал Роберт Макки вопрос и тут же на него отвечал: – Удовольствий открытия и узнавания. Ему нужен новый мир, чтобы испытать то, чего он еще не испытывал, и увидеть то, чего он пока не видел. Но при этом зритель желает заглянуть в зеркало жизни и узнать в нем себя.
Инна забыла о поднятой руке, которая безвольно обмякла. Она, к собственному удивлению, сразу погрузилась в слова мэтра: ведь для того и создала Забытый Мир, чтобы открыть неизведанную реальность и одновременно найти в ней себя. Конечно, в жанре фэнтези перед читателем представала сказка, но в нее несложно было поверить. Она существовала по собственным законам, подчинялась определенной логике, пусть необычной, другой. Тем она и была интересна. А в центре повествования находились герои, в которых читатель без труда мог узнать себя.
Рука ее задумчиво лежала на растрепанной макушке, сама она превратилась в слух. Даже не заметила, как подошла девушка из команды организаторов и поменяла сломанный аппарат. Встрепенулась только, когда та прошептала «пожалуйста». Инна торопливо приладила новый наушник к уху и растворилась в елейном голосе переводчика.
Очнулась она лишь в перерыве – голос в наушнике смолк, а сам мэтр опустился в кресло, появившееся на сцене…
На четыре дня Инна пропала из реальности, нанизывая, как драгоценные камни, новые мысли на нитку собственных размышлений. Она многое знала и раньше, о чем-то догадывалась, но сталкиваться с этими готовыми, ограненными и сияющими правилами искусства ей раньше не приходилось.
Благодаря семинарам Инна осознала и то, что мучило ее, заставляя размышлять о собственной неполноценности многие годы: любовь и искусство не уживаются рядом. У человека творческого нет сил для работы над отношениями. Художнику нужна максимальная концентрация энергии и отдача всего себя – книге, картине, музыке.
Значит, зря она изводила себя скандалами с Сашей. Напрасно пыталась соединить свою жизнь с Игорем. И тем более никуда не годились попытки прижиться в журнале. Миссия стать полноценным членом общества невыполнима: она обречена на одиночество – единственное состояние, в котором человек способен творить. Разве не о том же самом рассказывал ей Серж Лютанс, всей своей жизнью подтверждая этот простой принцип.
Дойдя, наконец, до элементарных истин, Инна почувствовала не страх, а облегчение. Душевный подъем. Пора было перестать изводить себя несвойственными ролями и признать право на внутреннюю свободу.
Первое решение созрело молниеносно – уйти из журнала. После четырехдневного семинара в ее голове теснилось такое количество идей и открытий, что она не могла больше ждать. Нужно было немедленно погрузиться в Забытый Мир, еще несовершенный – теперь она это видела ясно, – но такой притягательный. Ждать по десять часов каждый день, просиживая их в офисе? Нет, она не могла!
Инна летела над сугробами, забыв о земном притяжении. Формула успеха казалась теперь простой: концентрация энергии, вложение всего себя. На протяжении многих лет у нее ничего не получалось в творчестве лишь потому, что она разменивалась понапрасну. Теперь все изменится…
Яркий, невесть откуда взявшийся свет, ослепил ее и чуть не свалил с ног, лишив равновесия. Она зажмурилась и услышала три яростных гудка, потом звук хлопнувшей двери автомобиля.
– Решила спрятаться?!
В свете фар Инна ничего не могла разглядеть.
– Суббота была вчера! – Она, наконец, узнала разъяренный голос гигантской марионетки, нависшей над ней. – Я тебя два дня ищу!
Скрежещущий звук показался Инне удушливым лассо, которое накинули ей на шею, чтобы стащить на землю с небес. Она вспомнила и про «Мерседес», и про деньги, и про пиары. И тут же ярость, словно огонь, разбежалась по жилам. Не стоило настырной кукле сегодня к ней лезть!
– В чем дело? – бросила она.
– Деньги давай!
– За что? – Инна смотрела в глаза мужчине с ненавистью, в которой не было и намека на страх.
– Ты! – он задохнулся от возмущения. – Сашка твоя беспризорная! Мой «Мерседес»!
Обвинения в том, что она никудышная мать, на этот раз Инну не тронули. Правда есть правда.
– Показывай! – сурово велела она и, не дожидаясь, когда разъяренный клоун начнет экскурсию, сама пошла вокруг машины, всматриваясь в ее лоснящиеся бока.
Только обходя автомобиль в третий раз и изо всех сил напрягая зрение, Инна заметила на задней левой двери небольшую вмятину. Все?! Менять из-за этого дверь?!
– Беги к своей кукловодше, – сверкнула она бешеными глазами, – и сообщи, что денег не будет!
– Что?
– Ты все слышал! – В интонации Инны появились повелительные ноты.
Несколько секунд он оторопело смотрел на нее, потом попятился к водительской дверце.
– Значит, не хочешь по-хорошему, – прошипел он, – ну, ты у меня попляшешь!
– Ради бога! – развеселилась Инна и зашагала к подъезду.
Правильно Сашка говорила про нее – «тупое существо». Нельзя позволять другим людям вить из тебя веревки, а она только это и делает!
Дочери дома еще не было. Звонить и затевать очередной скандал Инна не хотела – чувствовала, что смертельно устала от такой жизни. Пусть Сашка, если ей нравится, делает ошибки, падает, поднимается – все сама. Человек вырос, мать ему не нужна.
Сбросив сапоги, она прошла в кухню и нажала кнопку чайника. Пара бутербродов, чтобы перестало сосать под ложечкой, и – за работу.
Через двадцать минут Инна уже ничего не слышала и не видела – в ЭТОМ мире ее больше не было…
Такого ясного утра Маковецкая не могла припомнить за последние несколько лет своей жизни. Да еще зимой! Голубое небо искрилось, солнце бросало праздничные блики в радужный снег. Первой мыслью было проваляться в постели до полудня, любуясь ярким пейзажем за окном, потом неспешно встать, приготовить кофе и вернуться в Забытый Мир. Но оттягивать неприятную процедуру никакого смысла не было: решение принято, нужно его осуществить.
При первой же мысли о работе перед глазами возникло разъяренное лицо Лады. Инна, тяжело вздохнув, встала с постели и побрела в душ.