— Да ладно тебе, — смутилась Алика.
— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался он, опускаясь на стул напротив кровати.
— Да сегодня уже лучше, спасибо… — пробормотала Алика. Она попыталась улыбнуться, хотя ей было больно. Она даже почувствовала выступившую в уголке губы кровь. Но все равно улыбнулась.
— Я тебе фруктов принес. — Артем аккуратно пристроил пакет на тумбочку. — Персики, апельсины и бананы.
— Спасибо, — вежливо ответила Алика. Она понятия не имела, что говорить и как вести себя с ним. Зачем он пришел? Извиниться за свою девушку? Что он теперь думает о своей Кате? А о ней, об Алике, что думает после того, как их с Катей разговор о нем прозвучал через динамики на весь ледовый дворец? Наверняка она, Алика, в пылу ссоры сболтнула что-то лишнее и этим сделала все еще хуже… Хотя хуже уже было некуда.
— Там, в коридоре, твои ждут, — отвлек ее от мыслей и сомнений Артем. — И мама, и бабушка, и Наташка… Но я попросил, чтобы они меня первым к тебе пустили. Хотел поговорить с тобой.
«О чем?» — чуть не вырвалось у Алики. Но она впервые в жизни решила не задавать вопросов и не форсировать события, дать Артему самому начать разговор. В наше время теория, что женщина должна делать первый шаг, возведена едва ли не в культ, а стоило бы иногда и подумать, как оценивают мужчины такую первошагающую женщину. Возможно, как излишне легко доступную? Не в этом ли секрет современной мужской нерешительности? Может, вместо того чтобы самой бежать мужчине навстречу, иногда все-таки следует подождать?
И Алика благоразумно промолчала.
Судя по всему, Артему не так уж просто было начать разговор, он некоторое время помолчал, опустив глаза и теребя в пальцах пуговицу от халата. А потом поднял голову и решительно заговорил:
— Знаешь, Алика, я пришел просить у тебя прощения. Но не за Катерину, нет. Дело не в ней. Хотя в ней тоже, но… Прежде всего во мне. Понимаешь, у нас с ней давно уже не все было гладко. Она очень изменилась после отъезда в Казань, я не мог этого не замечать, но не хотел видеть, понимаешь? Не решался признаться самому себе в очевидном, трусил, прятал как страус голову в песок… И если бы у вас в аппаратной не включился динамик, наверное, так продолжалось бы и дальше…
Скорее всего Алике тут стоило что-то сказать, вставить хотя бы одну реплику. Но она этого не сделала, только притихла и с замиранием сердца продолжала слушать Артема.
— Ты помнишь наш разговор на Буграх? — спросил он.
Это уже был прямой вопрос, требовавший ответа. И Алика ответила, не удержавшись от иронии:
— Это когда ты сказал, что у нас не может быть ничего общего, потому что я пустая, как новое ведро?
И даже одним глазом увидела, как Артем залился румянцем.
— Извини меня за эти слова… Понимаешь… Я потом много думал над тем разговором. И понял, что на самом деле тогда говорил вовсе не с тобой, а с Катей. Выплеснул на тебя те претензии, которые накопились к ней.
— Ничего, мне тоже было полезно это услышать, — великодушно заметила Алика. И усмехнулась: — Знаешь, все-таки до чего же интересная это штука — судьба. Вышло, что я от нее получила, как дети говорят: тем же концом по тому же месту. Причем в самом буквальном смысле.
Судя по выражению лица Артема, он не совсем понял, что она имела в виду, но уточнять не стал.
— Ты выздоравливай поскорее, пожалуйста, — неожиданно произнес он.
— Буду стараться, — заверила Алика.
— Мне еще очень многое нужно тебе сказать… — произнес он после паузы. — Но наверное, лучше потом. Ты устала.
«Нет, нет, сейчас! Скажи сейчас же, немедленно!» — хотелось крикнуть Алике. Но она сдержалась, пробормотала только: «Хорошо», — и попыталась кивнуть. Зря она это сделала — в висок моментально точно всадили раскаленный стержень.
— Ну, я пойду. — Артем с явной неохотой поднялся со стула и направился к двери, но Алика окликнула его:
— Артем!
Он обернулся. Алика смотрела на него, как будто видела впервые. Вряд ли полгода назад она могла бы назвать такого парня красивым. Но то было полгода назад; наше видение красоты тоже меняется, когда меняемся мы.
— Мне тоже есть, что тебе сказать, — улыбнулась она, уже ничуть не стесняясь опухшего лица, и даже, забыв о боли, подмигнула здоровым глазом.
А когда он все-таки ушел и боль чуть утихла, Алика приподнялась и посмотрела в окно. Был погожий августовский день, за окном в ветвях дерева перечирикивалась какая-то пичужная мелочь, и Алика вдруг отчего-то вспомнила Бугры, свой поход туда с Лесей и радугу над Саркой. А что, если легенды все-таки правы и желания там действительно исполняются? Даже те, о которых и не просишь, но которые хранишь в своем сердце?
Глава 18Сватовство сапера
Кто-то весьма настойчиво стучал в калитку. Вообще-то калитка была не заперта, просто прикрыта, и можно было просто войти, толкнув ее от себя, но какой-то неизвестный визитер не стал этого делать, а предпочел остаться снаружи и колотить со всей силы. Иван вяло чертыхнулся и, отложив крупную глазковатую картофелину, которую аккуратно чистил, спустился с крыльца и направился к забору, скрывавшему гостя от его глаз.
У калитки, как выяснилось, стоял дед Игнат, и вид у него был такой, что Иван невольно отступил на шаг назад. Сегодня дед неизвестно почему облачился в новый, с иголочки, костюм-тройку, а вся грудь его была увешана орденами и медалями.
— А, это вы… Здравствуйте, Игнатий Андреич, — поприветствовал Иван.
— Выходь, Ваня, дело есть, — заявил дед Игнат тоном, который он сам называл «сурьезным». Вообще Иван, по случаю соседства общавшийся с дедом Игнатом почти столь же часто, как и Татьяной Сергеевной, давно заметил, что напускная простота деда не то чтобы неискренняя, но, во всяком случае, скрывает под собой второе дно; если деду Игнату это было необходимо, он мог разговаривать совсем по-другому, серьезно, а не «сурьезно».
— Да можем и дома поговорить, я один, — пригласил Иван.
— А бабье твое где? — Дед Игнат никогда не любил ни Марину, ни Катю и не считал нужным скрывать это.
— Отвез обеих на станцию сегодня утром, — хмуро отвечал Иван. — Нечего больше им тут делать, ни той ни другой. Катьке здорово повезло, что Алика не стала на нее заявление писать. Ну а Маринка… В общем, закрыли мы вопрос.
— Дожал-таки? — восхищенно покачал головой дед Игнат. — Ну, молодец. Давно пора было. И как все прошло?
— Да как обычно. Теперь месяц ждем, — пожал плечами Иван. — Ничего интересного. Вы лучше скажите, куда это вы при таком параде собирались? Вроде не Девятое мая.
И тут всегда невозмутимый дед Игнат внезапно засмущался:
— Слушай, Вань, я тебя кое о чем попросить хотел. Можешь меня сегодня немного по городу повозить, или у тебя дела?
— Спрашиваете еще! Могу, конечно. — Иван не привык отказывать хорошим людям в необходимой помощи. — Пойду пока машину из гаража выведу, а вы посидите, подождите меня. Я так понял, дело срочное?
— Не то чтобы срочное, но неотложное, — как-то не слишком понятно ответил дед Игнат, опускаясь на красивую резную скамейку у ворот, сделанную, разумеется, Иваном собственноручно.
Достав из портсигара папироску, дед Игнат зажег ее, пару раз затянулся и затушил окурок в небольшой жестяной коробке из-под индийского чая, прилаженной к скамейке: сам Иван не курил, но импровизированную пепельницу сделал — как раз для гостей. Тем временем Иван быстро завел машину, выехал из гаража, потом закрыл гараж и помог Игнатию Андреевичу забраться в кабину.
— Куда едем? — осведомился он.
— Для начала ко мне, — отвечал дед Игнат.
Там он обернулся очень быстро, только зашел в дом и тут же вышел — с гармонью на плече и большой бутылью чемергеса.
— Ого! Мы что, на гулянку едем? — Иван был заинтригован, однако Игнатий Андреевич пока ничего не объяснил, а аккуратно пристроил гармонь на заднее сиденье, сам уселся рядом с водителем и дал команду ехать в центр, где купил на рынке роскошный букет белых и алых гладиолусов.
— Так куда же вы все-таки собрались? — полюбопытствовал, не выдержав, Иван. Дед Игнат смилостивился и наконец пояснил:
— Да вот… — задумчиво проговорил он. — Смотрел я тут все на вас, молодежь, и подумал: какое вы дурачье все-таки, сколько ненужных проблем сами себе создаете… А потом оглянулся на себя — а сам-то я не дурак ли? В общем…
Тут голос деда Игната изменился, стал непривычно тихим, можно сказать, застенчивым:
— В общем, решил я, Ваня, решил я исправить одну свою давнюю ошибку. Ты ведь знаешь наверняка, что мы когда-то с Таней очень крепко дружили.
— Так вы с Татьяной Сергеевной и сейчас до сих пор друзья, — отвечал Иван, сворачивая в нужном месте — он уже понял, куда они едут. Поглядев в заднее стекло, он увидел, что за ним свернул какой-то старенький разбитый «жигуленок», но не придал этому никакого значения.
— Вот именно, что друзья! — фыркнул дед Игнат. — А могли бы быть… В общем, Ваня, что говорить, нравилась она мне, ну и я ей… вроде как тоже. Жениться собирались, она меня и из армии ждала…
Дед Игнат замялся, помолчал, потянулся было за папиросами, но сдержался, не стал их вынимать.
— А потом, когда я из армии вернулся, сказал ей, что надумал поступать в военно-инженерное училище. Танечка-то и взъерепенилась: мало, говорит, я тряслась, пока ты солдатом в саперах ходил, ночей не спала, все думала, жив ли ты или уже на мине подорвался? Не ходи в саперы! И я дурак… Мне б тогда надо было обнять ее, приголубить да объяснить, что не каждый день мины встречаются, да и вообще… Вообще мог я, Ваня, ее и послушать да по другой тропке пойти. Но я ж молодой был, горячий да гордый. Подумал: «Что ж это мне женщина диктовать будет, что делать да как жить?!» Развернулся, да и уехал из Атяшево. Поступил в училище, окончил, ну и дальше что было, то было…
Он замолчал и вздохнул.
— Вы об этом жалеете? — удивился Иван.
— Да смотря о чем… — пожал плечами дед Игнат. — О том, что воевал и как жизнь прожил, не жалею, конечно. А вот о том, что не удержал ее тогда… Хотя, черт его знает, может, и слава богу, что так — со мной-то в мужьях седых волос у нее бы точно прибавилось. Соврал я, пожалуй, насчет второй тропки, Ваня. Наверное, нам в жизни только одна дорога возможна, а на другой-то и делать нечего. Только вот знать бы, где она, та верная дорожка, да найти ее побыстрее… А не то все ноги истопчешь, пока ищешь, а жизнь тем временем уж и мимо пролетит.