– Думаю, тебе стоит с ней встретиться, – внезапно сказал папа.
Яна не ожидала от него этого услышать. Только не от него! Яна еще помнила то раннее утро, когда отец, разозленный ее словами о том, что она уедет жить к маме, вывалил на нее всю обиду от предательства жены. Он говорил то, о чем Яна и сама давно догадывалась, но менее больно от этого не становилось. И только несколько дней спустя, когда эмоции улеглись и здравый смысл взял верх, Яна поняла, что больно в тот момент ей было не только и не столько за себя, сколько за него. Не только у мамы, но и у папы погиб маленький сын, и она не имела права бросать его с этим. Яна была твердо уверена, что любящие люди должны проживать горе вместе.
И вот сейчас он сам уговаривает ее встретиться с той, что бросила их, что не являлась девять лет. Девять! Это почти половина всей Яниной жизни. И большая часть ее сознательной жизни. Да если уж на то пошло, у Яны почти не осталось осмысленных воспоминаний, связанных с матерью. Да, она помнит отдельные эпизоды, но все чаще ей кажется, что это было будто не с ней, будто она кино смотрела.
– Зачем мне с ней встречаться? – проворчала Яна.
– Потому что она твоя мать.
– Мать, которая бросила меня в десять лет, чтобы устроить свою личную жизнь?
Папа вздохнул.
– Ты ведь знаешь только одну версию событий: ту, которую рассказал тебе я.
– Разве ты мне врал?
– Нет. Но ты ведь знаешь разницу между правдой и истиной, так? Правда у каждого своя, и, чтобы хотя бы приблизиться к пониманию истины, тебе нужно знать точку зрения каждого участника событий. Если ты хочешь стать хорошим следователем, тебе стоит этому научиться, иначе вместо того, чтобы докапываться до истины, ты начнешь притягивать факты за уши.
Яна сложила руки на груди и хмуро уставилась в пустую тарелку. Где там этот чертов официант? Папа сумел найти к ней правильный подход, упомянув будущую профессию. Яна хотела стать не просто следователем, она хотела стать самым лучшим следователем. И не могла сейчас не признать, что он прав.
– А как же Элиза? – предприняла последнюю попытку Яна.
– А что с Элизой? – не понял папа.
– Она не обидится?
Папа улыбнулся, протянул руку и погладил Яну по предплечью.
– Элиза – взрослая женщина, и она прекрасно понимает, что твоя мама – важная часть нашей прошлой жизни. Ни я, ни ты не станем любить Элизу меньше, даже если Варя будет приезжать к нам раз в год или ты будешь ездить к ней в гости.
– Ты уже обсуждал с ней это, да? – догадалась Яна.
Папа не стал ничего отрицать.
– У нас нет секретов друг от друга.
– Не понимаю, зачем тебе это, – из чистого упрямства сказала она, уже решив, что с мамой все-таки встретится.
– Не хочу, чтобы однажды ты обвинила меня в том, что я повлиял на твое решение. Ты уже взрослая, можешь сама управлять своей жизнью.
Яна удивленно взглянула на него и не смогла не подначить:
– Что я слышу? То есть, если я завтра решу выйти замуж, ты не будешь против?
Папа, конечно, понял, что она его дразнит, но с лицом сумел справиться не сразу.
– Сначала мне придется поговорить с кандидатом, – с напускной строгостью заявил он.
Они рассмеялись, и дальнейший обед прошел уже за ничего не значащим трепом. Расставаясь, папа не стал напоминать ей о звонке матери, и Яна была ему за это благодарна. Все-таки он у нее классный, и если уж признал дочь взрослой и самостоятельной, то ведет себя соответственно до конца, не напоминая бесконечно о том, что ей надо сделать.
Папа предлагал подвезти ее, но Яна решила, что, раз оказалась в центре, надо бы устроить небольшой шопинг и купить несколько легких вещей, но не успела зайти даже в первый магазин, как телефон зазвонил снова.
– Я узнал кое-что интересное, – сказал Никита, и по фоновому шуму Яна догадалась, что он тоже не дома, а где-то на улице.
– Что именно? – отойдя от двери магазина, спросила она.
– Мой знакомый определил, что крестик был сделан в пятидесятые-шестидесятые годы прошлого века. А значит, дело может быть действительно в Катерине: она родилась в 1966 году.
– Интере-е-есно, – протянула Яна. – Но почему он лежал в той реке?
– Кстати, в реке он лежал совсем недолго. Знакомый сказал, что нет повреждений, подтверждающих, что он много времени провел в воде. Его бросили туда недавно. Так что нужно заодно выяснить, мог ли крестик принадлежать Катерине, и если да, то когда она с ним рассталась, хоронили ли ее с ним.
Задача казалась Яне если и выполнимой, то все равно сложной, учитывая, что у женщины не было близких родственников, а с дальними она не поддерживала теплых отношений. Но ведь кто-то же ее хоронил, так что как минимум они будут знать, был ли при ней этот крестик.
– А что насчет номера телефона, который мне прислал Владислав? – спросила Яна. – Леша что-нибудь узнал?
– Увы. Номер принадлежит некоей старушке, которая не помнит даже своего имени и уж точно не может назвать, кто именно им пользовался.
Яна вздохнула. Не то чтобы она возлагала надежды на эту ниточку, но все равно расстроилась. Оставалось ждать портрета мага, но Владислав не торопился его присылать, и Яна уже всерьез раздумывала, не напомнить ли ему о себе.
* * *
После разговора со знакомым ювелиром Никита понял, что ему нужно еще раз поговорить со всеми, кто в ту злополучную февральскую ночь побывал в реке: и с девчонками из машины, и со случайным помощником, и со спасателями. Логика подсказывала, что крестик этот упал с кого-то из них, потому и не пролежал в воде долго, но вот интуиция утверждала, что это не так. Интуиции Никита обычно верил меньше, чем логике, а потому ему нужно было еще раз всех опросить, чтобы заставить ее заткнуться. Или же убедиться, что она права.
Кроме того, со вчерашнего вечера его не покидало ощущение, что проклятие не имеет к происходящему никакого отношения. Да, дело в чем-то сверхъестественном, что не поддается обычному человеческому пониманию, но это не проклятие. Типичные проклятия работают не так. Они тем или иным способом изводят человека: либо бьют по здоровью, либо насылают несчастья вроде трагической смерти под машиной, при крушении самолета и другими способами. Но никогда не топят никого в раковине туалета. И если гибель Юлии в автоаварии и смерть Катерины от болезни еще с горем пополам можно отнести к проклятию, то Вика и Лиза выбиваются из ряда настолько сильно, что не заметить этого просто невозможно. Но посчитать их смерти обычным совпадением тоже не выходит, ведь их объединяют с другими и проблемы с электричеством, и лужи воды на полу. Кстати, никогда раньше Никита не слышал, чтобы проклятие воздействовало на электросети. Призраки, полтергейсты – да, но не проклятие.
Тем не менее никому ничего говорить он пока не стал. Просто чтобы не путать друзей еще сильнее. Никита понимал, что, кроме него и, пожалуй, Яны, никто больше не разбирается в этой тонкой материи мироздания, и решил сначала выстроить в ровный ряд мысли самостоятельно, а потом уже рассказывать остальным.
Первым делом он позвонил Лере, попросил выяснить, не мог ли крестик принадлежать погибшей Юлии, и та перезвонила ему буквально через пять минут, заверив, что никакого крестика у троюродной сестры не было. Это в один голос утверждали и ее мать, и сестра. Юля не была ни религиозной, ни любительницей украшений, а на шее так и вовсе ничего не носила. Когда-то в детстве она едва не задушилась по неосторожности, зацепившись цепочкой за забор, и с тех пор у нее появился панический страх. Она даже свитера с высоким горлом не любила и шарфы зимой не завязывала: не переносила ощущения малейшего давления на шею.
Олеся и Марина, попутчицы Юли, тоже заверили, что никаких крестиков не теряли. В то, что его мог потерять кто-то из спасателей, Никита и вовсе не верил: не та у них работа, чтобы носить подобное на шее, да и экипировка такая, что если бы что-то и сорвалось, то затерялось бы в одежде. Оставался еще случайный помощник, парень по имени Олег Добронравов. С ним все равно следовало поговорить, вот этим Никита и решил заняться.
Олег работал инструктором в фитнес-центре и разрешил приехать прямо сейчас, поскольку его смена начнется в три часа дня, а до этого он еще успеет уделить Никите полчаса. Они встретились в кафетерии на первом этаже фитнес-центра. Олег уже успел переодеться для работы, а потому Никита почти сразу понял: если уж этот парень не смог вытащить Юлию из машины, значит, ремень безопасности действительно был заблокирован. Олег был высоким, мускулистым, с сильными тренированными руками и смелым открытым взглядом.
– Я в ту ночь с работы поздно возвращался, – начал рассказывать парень, даже не выяснив толком, кто такой Никита и зачем ему ворошить историю полугодичной давности. – Наш клуб работает до часу ночи, а живу я за городом, вот как раз той дорогой и езжу. Подъезжаю к мосту и вижу, что внизу что-то происходит. Машина уже под воду ушла, ее я бы и не разглядел, но увидел барахтающегося человека. На обочину съехал, подбежал ближе, а там девчонка. Я думал, она тонет, в воду прыгнул, подплываю к ней, а она и говорит, что внизу машина и там человек заперт. Я нырнул. Вторая девчонка уже смогла водительскую дверь открыть и пыталась вытащить водителя. Увидев меня, она сразу отплыла, чтобы, значит, я попробовал. Но ремень там намертво заело. Кнопка нажимается, но будто держит его кто. Девчонка-водитель еще живая была, знаете… – Впервые с начала рассказа голос Олега дрогнул. – Мне ее глаза до сих пор по ночам снятся, – тихо признался он. – Она смотрела на меня с такой надеждой, а потом… вдохнула и обмякла сразу. Я первой показал, мол, всплывай, пока сама не нахлебалась, сам остался, все еще пытался вытащить водителя. Я медбрат по образованию, думал, если вытащу, смогу откачать. Вода холодная, там несколько минут запаса было. Но не смог. У самого уже тело от холода сводить начало, но я все равно всплывал, глотал воздух и возвращался, пока спасатели не приехали. К тому времени спасать девчонку было поздно.