– Зачем меня снимать? – недовольно спросил он. – Еду я тебе оценю, а выставлять на всеобщее обозрение мою уставшую рожу нет никакого смысла.
– Ну Лешка-а-а, – протянула Анюта. – Мне нужен свежий контент в блоге, я чувствую, что подписчикам уже приелись все мои посты. Надо что-то новое.
Сниматься не хотелось совершенно, но Лосев вспомнил, как сам не так давно выговаривал Анюте, что она его стесняется, потому никогда ничего и не пишет в блоге о нем. Следовало согласиться, чтобы не выглядеть лицемером.
– Я не фотогеничен, – еще вяло посопротивлялся Лосев, но Анюта уже поняла, что победила.
Есть на камеру оказалось не так-то просто и уж точно не удобно. Вместо того, чтобы насладиться свежим куском мяса, приходилось позировать, замирать, а то и вовсе класть в рот совсем не тот кусок, на который упал глаз. В конечном итоге мясо пришлось подогревать второй раз, но Анюта осталась довольно отснятым материалом.
– Здорово! – с восторгом говорила она, рассматривая фотографии на маленьком экране фотоаппарата. – Ты тут такой серьезный, будто только что мир спас. Так и напишу: блюдо, достойное уставшего героя. Как тебе?
– Ты даже не спросила, понравилось ли оно мне, – напомнил Лосев просто из вредности.
– Ты же все съел, разве не понравилось? – пробормотала жена.
Лосев понял, что Анюта уже вся в своем блоге, даже вопроса его не поняла. Да и ему следовало поскорее заканчивать с ужином, он и так потратил на него непростительно много времени, еще чуть-чуть – и звонить станет уже совсем неприличным.
Поскольку Анюта уже ничего не снимала, Лосев не стал уходить в ванную, расположился за столом, сдвинув тарелки в сторону. В области Сафроновых было еще больше, чем в городе, однако он нашел одного с нужными инициалами – С.Г. – и решил начать с него, хоть тот и стоял в списке почти последним.
К телефону долго никто не подходил, и, когда в трубке раздался старческий скрипучий голос, Лосев сразу почуял: попал. Даже усталость отступила, спина выпрямилась, а день перестал казаться таким уж отвратительным.
– Степан Геннадьевич? – не веря своей удаче, спросил Лосев.
– Он самый, – ответил Сафронов. – С кем имею честь?
Теперь, когда собеседник начал произносить длинные фразы, Лосев понял, что тот не такой уж и немощный, как показалось сначала. Хотя ему ведь уже больше девяноста лет!
– Старший оперуполномоченный Лосев Алексей Александрович, – представился он строго и сразу продолжил: – Скажите, Виктор Сафронов 1959-го года рождения вам кем приходится?
В трубке повисла долгая пауза.
– Сыном, – наконец ответил Сафронов. – С чего вдруг полиция им интересуется? Витенька умер больше шестидесяти лет назад, и недели не прожил.
Лосев проигнорировал его вопрос, вместо этого задал свой:
– А кто такая Лилия, которая похоронена вместе с вашим сыном?
В трубке снова повисла долгая пауза.
– Так сразу и не расскажешь, – наконец вздохнул старик. – Если хотите, приезжайте ко мне завтра. Я уже, увы, на допрос приехать не смогу, придется вам.
– Я приеду, – заверил Лосев, стараясь скрыть радость в голосе. – Завтра до обеда вам удобно?
– Я никуда не тороплюсь.
Сафронов назвал адрес. Он жил в шестидесяти километрах от города, и Лосев прикинул, что придется потратить на поездку всю первую половину дня, зато, кажется, они наконец-то серьезно продвинутся в своем расследовании!
* * *
В прошлый раз, когда Саша ночевал на кладбище в целях получения информации, ему пришлось вливаться в компанию бомжей и изображать такого же падшего человека. Сегодня же никакую роль играть не было необходимости, он приехал к бывшему однокласснику в присущем ему образе сына богатого папы, с легкостью тратящего деньги на друзей и приятелей. Заехал в магазин, набрал полную корзину еды, которую не нужно было не то что готовить, а даже резать. Вдвоем им столько не осилить, даже если будут есть всю ночь, но в доме Мишки он заметил и холодильник, и микроволновку, так что приятель сможет не думать о еде еще несколько дней. Добавил Саша в корзину и бутылку дорогого вина, но всего одну. И не напьешься, и бодрствовать всю ночь приятнее.
Мишка ждал его: Саша заметил, что в сторожке стало заметно чище, а коробки переместились в угол, заняв его до самого потолка, зато освободив больше пространства. Мишка попытался скрыть радость от его приезда, но Саша понял: тот втайне боялся, что одноклассник по каким-то причинам не приедет и ему снова придется ночевать на кладбище одному.
За окном уже стемнело, поэтому Мишка зажег тусклую лампочку под самым потолком и толстую свечу на столе, которая внезапно давала гораздо больше света.
– Мы с тобой как на свидании, – хохотнул Саша, выставляя на стол бутылку вина.
Мишка бросил на него странный взгляд и настороженно уточнил:
– Ты же это… не из этих?
Саша удивленно посмотрел на него, не сразу понимая, что он имеет в виду, а затем рассмеялся:
– Да расслабься ты, не из этих. Просто с легким алкоголем сидеть приятнее. Пиво интересно пить, когда его много, а так и напиться недолго. Поэтому я взял вино. – Видя все еще недоверчивый взгляд Мишки, Саша тяжело выдохнул и вытащил из кармана телефон. Сложно с этими людьми, которые дорогое вино считают исключительно женским напитком и признают только пиво или вообще водку. – Вот, это моя девушка. – Он показал Мишке фотографию Яны.
– Красивая, – одобрительно кивнул тот, наконец расслабляясь.
– А у тебя есть подружка? – поинтересовался Саша для поддержания разговора, пока они пытались уместить на шатающемся столе все купленные продукты.
– Откуда? – хмыкнул Мишка. – Мне ее даже привести некуда. Не могу же я ей сказать, что живу на кладбище.
– А что? Девушки любят всяких необычных личностей, – усмехнулся Саша.
– Девушки любят деньги! – категорично заявил Мишка. – С деньгами можно быть сколько угодно необычным, все простят и стерпят.
– Дурак ты, Игнатов, – хмыкнул Саша. – Думаешь, если бы у меня денег не было, меня бы меньше девушки любили?
Мишка ничего не ответил, но Саша видел, что именно так он и считал. Продолжать разговор было бессмысленно, поэтому Саша тут же перевел его в тему школьных лет и общих воспоминаний, и беседа полилась легко, скрашивая долгие часы ожидания.
На кладбище давно спустилась ночь, сторожку поглотила тьма, но совсем тихо не становилось еще долго. Когда Саша и Мишка на время замолкали, борясь с подступающей дремой, было слышно, как за оградой кладбища, где-то далеко, будто в другом, живом мире, ездят машины, смеются люди, невнятно бормочет реклама на билборде. Жизнь в этой части города не замирала. Может быть, и не имеет та могила никакого отношения к происходящему в семье Леры, а ее выбрали исключительно потому, что она находится в самой глубине кладбища, скрыта от любопытных глаз вековыми деревьями и некошеной травой?
Ближе к трем часам ночи, когда вина осталось на самом донышке, еда в горло уже не лезла, а уставшие языки почти не шевелились, чтобы продолжать разговор, в сторожке снова повисла пауза, на этот раз гораздо более долгая, чем раньше. За оградой кладбища тоже наконец установился покой. И в этой тишине Саша явственно услышал плач. Он принадлежал даже не ребенку, а новорожденному. Саша еще помнил племянников в таком возрасте, новорожденные плачут совсем не так, как даже полугодовалые дети. И сейчас плакал явно новорожденный.
Мишка, уже успевший задремать, привалившись головой к стене, встрепенулся, затравленно огляделся по сторонам и, увидев Сашу, коротко выдохнул.
– Слышишь? – шепотом спросил он.
Саша кивнул. Вытащил из кармана мобильный телефон, включил камеру. В прошлый раз друзья потешались над ним, не сразу поверив в то, что на него напал мертвец, в этот раз он будет умнее и все снимет. Пожалуй, сейчас Саша даже хотел, чтобы на него кто-то напал.
– Бери фонарь и пошли со мной, – велел он приятелю.
– С ума сошел? – возмутился тот. – Оно же там!
– А ты думал, я сюда послушать его из сторожки пришел? – хмыкнул Саша.
– Договора, что я с тобой пойду смотреть, не было, – упирался Мишка.
– Ну и черт с тобой! – Саша схватил фонарь и рванул к выходу.
На улице было темно и уже почти совсем тихо. Машин на дороге осталось мало, только где-то вдалеке хохотала пьяная компания, но и она, судя по всему, уже удалялась. Плача младенца эти ребята явно не слышали, иначе наверняка пошли бы посмотреть. Люди могут не отреагировать на крики о помощи взрослых, боясь, что сами влипнут в неприятности, но, когда среди ночи в месте, не предназначенном для детей, рыдает ребенок, обычно идут выяснять, что происходит, пусть даже с желанием высказать нерадивым родителям все, что о них думают.
Саша на секунду замер, пытаясь понять, откуда доносится звук, и быстро убедился, что не ошибся в своих предположениях: плач слышался из центра кладбища. Оттуда, где находилась могила Витеньки Сафронова. Крепче перехватив айфон, Саша направился в ту сторону.
Мишка догнал его полминуты спустя.
– Заблудишься еще, – проворчал он, забирая у Саши фонарь.
Вдвоем они продвигались достаточно быстро, чтобы неизвестный не исчез, но при этом старались производить как можно меньше шума, чтобы не напугать его. На окраине сознания мелькала мысль, что он рассуждает о ребенке как о взрослом, но у Саши не было времени сформулировать себе эту мысль и задуматься над ней.
Вот уже показался впереди старый дуб с выгнившей серединой, а вот и могила с двумя именами на гранитном кресте.
Как только Саша увидел ее, плач стих. Оборвался резко, будто ребенок не замолчал сам, успокоившись, а кто-то закрыл ему рот рукой. Наступившая тишина давила на уши, заставляла сердце биться быстрее, а пальцы – крепче сжимать телефон. Саша ускорился и за пару секунд добрался до могилы. Мишка с фонарем подоспел на мгновение позже.
Все было спокойно, ничто не нарушало мертвого покоя кладбища будто не только сейчас, но и те часы, что прошли с прошлого визита участкового. Саша забрал у Мишки фонарик, внимательно осветил все вокруг, не забывая снимать на камеру. Никто не подходил к этой могиле, потому что Саша нашел даже след от руки Яны, когда она оперлась о землю, покачнувшись. На всякий случай проверил он и то место, где Яна откопала череп, но никто не подкинул туда ничего нового.