переживаешь.
– На следующий же день нашли, – вздохнул тот. – Учащаяся того же училища, за территорией которого располагался пруд. Беременность скрывала, но соседки по комнате догадывались. Когда мы нашли ее, беременности у нее уже не было, как и ребенка, но врач подтвердил, что девушка недавно рожала. Сама нерадивая мамаша, конечно, не призналась, что утопила дитя. Когда отпираться было уже невозможно, сказала, что продала ребенка какой-то бездетной паре, даже деньги показывала. Только вот ни фамилии той пары, ни адреса их она указать не могла. Дескать, они познакомились случайно в парке, когда она потеряла сознание, а женщина ей помогла. Разговорились, девчонка и призналась, что беременна, но ребенка не хочет, а та женщина предложила купить, мол, сама родить не может. Встречались они каждый вечер в парке возле озера, и, когда начались схватки, женщина увезла ее к себе. После родов забрала ребенка, оставила деньги и уехала. Где именно находится ее квартира, девчонка сказать не могла. Когда ехала туда, ничего не соображала от боли, и потом бежала без оглядки. Район примерный назвала, но там стояли сплошные новостройки, все одинаковые. Сами жильцы путались, где чей дом, что уж говорить о посторонних. Несвязный, глупый рассказ был, поверить в него сложно, хотя мне и не давала покоя одна вещь.
– Какая? – переспросил Лосев.
– Если она врет и не было никакой женщины, если она утопила дитя, то зачем для этого пришла к пруду училища? Где бы она ни рожала на самом деле, это было точно не в комнате общежития. Так зачем пришла к нему? Если уж так хотела непременно утопить, а не просто выбросить, то логичнее было бы выехать за город, а не тащиться к месту, где тебя не только могут увидеть, но еще и отлично знают. Впрочем, – Степан Геннадьевич вздохнул, – мы тогда решили, что девчонка просто растерялась, была в шоке, дело ведь непростое. Вот и пошла к тому водоему, который знала. Наверняка сделала это ночью, чтобы избежать свидетелей. Тем более вот же доказательства: родила пару дней назад, а ребенка нет. И я до сих пор считаю, что так и было, хотя червяк сомнений нет-нет да и укусит. Это сейчас бы мы тест ДНК сделали, а тогда что? Дали мамаше этой двенадцать лет, отсидела все. Я потом какое-то время наблюдал за ней, но она переехала в другой город, и, что с ней потом стало, не знаю.
– А вы? У вас еще были дети? – Это не имело никакого отношения к делу, Лосев и сам не знал, зачем спросил. Более того, подозревал ответ, раз на грядках у Степана Геннадьевича копается соседка.
– Увы, – предсказуемо развел тот руками. – Так больше Любочка и не забеременела. На могилу к Витеньке и Лиле ездила до самой смерти. Но вот можете осуждать меня, а как умерла она семнадцать лет назад, так я там ни разу больше и не был.
Осуждать Степана Геннадьевича Лосев права не имел, да и не хотел. Семнадцать лет назад ему было уже семьдесят пять, не наездишься на кладбище. Тем более жену его похоронили уже на другом, вот туда он наверняка ходил гораздо чаще. Да и ненормально, наверное, это: столько лет оплакивать ребенка.
– Скажите, а имя Ветровой Марии Петровны вам ни о чем не говорит? Или даже Полюшиной, в то время она была еще Полюшиной. Мне кажется, она может иметь отношение к этому делу.
Степан Геннадьевич задумался.
– Не знаю такую. Если и проходила по нему, то я уж и не помню. Но я вам подготовил несколько своих блокнотов, куда делал записи, которые в дело не подшивал. Любочка вечно ругалась, что храню этот хлам, а у меня рука не поднималась выкинуть, я свою работу очень любил. Полистайте, может, найдете что-то.
Лосев был благодарен и за это. Конечно, лучше бы само дело почитать, но надо запрос в архив делать, а этого не хотелось бы. Оставалось уточнить еще только один вопрос:
– Степан Геннадьевич, а Витеньку хоронили с нательным крестиком?
Сафронов покраснел, будто до сих пор считал религиозность недопустимой для настоящего коммуниста, коим он, несомненно, когда-то был.
– Любочка настояла, – признался она.
– А Лилию?
Он отрицательно качнул головой.
Поблагодарив Степана Геннадьевича за подробный рассказ, Лосев прихватил блокноты и вернулся к машине. Солнце уже спряталось за горизонтом, на землю спустились густые сумерки, и в город он вернется поздно, так что, очевидно, обсуждать новости будут уже завтра, заодно он как раз успеет просмотреть записи старого следователя.
* * *
Лосев позвонил в тот момент, когда в большом доме погасло последнее окно и Никита приготовился ждать сообщение от Яны о том, что Ветрова уснула и можно заходить через черный ход. Этой ночью они намеревались как следует обыскать ее кабинет в поисках какой-нибудь информации.
– Спишь? – дежурно поинтересовался друг и тут же продолжил: – Я тут кое-что интересное узнал, подъеду обсудить?
– Куда подъедешь? – не понял Никита.
– К вам. Вы же сможете выйти? Или у вас там совсем режимный объект?
Никита с сомнением посмотрел на окно, погасшее последним. Режимный не режимный, а камеры на воротах стоят.
– Ладно, приезжай, – решил он. Авось записи смотреть в ближайшие дни никто не станет.
– Только я с Леркой, – предупредил Лосев.
– И Сатинову в таком случае позвони, а то опять обидится.
Лосев уже звонил вечером, рассказывал о разговоре со следователем, но, раз собрался срочно приехать, должно быть, нашел что-то важное в блокнотах Сафронова.
Пришлось сообщение писать Никите, а не ждать его от Яны. Она коротко ответила, что скоро будет, и действительно появилась в саду буквально десять минут спустя. Светло-голубые волосы были еще влажными: Никитино сообщение застало ее в душе, а сушить голову феном она не стала, чтобы не шуметь – ее ванная комната соседствовала с ванной хозяйки. На улице было жарко даже ночью, не простудится. Еще через некоторое время приехали и Лосев с Лерой, и Саша. Впустив всех через калитку на заднем дворе, Никита провел посетителей в свой крохотный домишко, рассудив, что там будет безопаснее. В случае если Мария Петровна вдруг проснется и решит прогуляться по саду, в его дверь она сначала постучит, ведь, несмотря на несносный характер, дама она воспитанная. Остальные успеют спрятаться, даже если Яне придется остаться и подтвердить все догадки Ветровой.
Для пятерых человек единственная комната домика оказалась слишком тесной, мгновенно стало душно, но открывать окно не рискнули, чтобы разговор не было слышно в саду. Лосев еще раз для всех пересказал свой визит к старому следователю, выводы и сомнения того.
– У меня было не так много времени, – закончил он, – поэтому я смог только выяснить, что Ольга Синицына – девушка, которую обвинили в убийстве младенца, умерла двадцать два года назад. После тюрьмы нормальную жизнь она так и не смогла начать, работала уборщицей на одном из заводов. Замуж не вышла, детей больше не родила и умерла в одиночестве.
– И слишком давно, чтобы иметь отношение к нынешним событиям, – добавил Саша. – Так что лично я склонен верить сомнениям следователя. Не топила она своего ребенка, Лилия – не ее дочь.
– Но это ведь не все, ради чего ты приехал среди ночи? – уточнил Никита. – Все это ты уже рассказывал мне пару часов назад.
– Не все, – кивнул Лосев. – Я по дороге не только тебе позвонил, но и Лере, и она выяснила кое-какую дополнительную информацию о своей бабке.
– Двоюродной, прошу заметить, – недовольно проворчала та. – Нам всегда втиралось, что Мария Петровна удачно вышла замуж за видного ученого, потому что и сама была умница-разумница, красавица-раскрасавица. В пример ее ставили. У меня не то что сомнений, интереса никогда ее жизнь не вызывала. Но вот только после Лешиного звонка я решила изучить ее биографию подробнее. Мама и поделилась со мной секретными сведениями, что нашу отважную комсомолку однажды едва не отчислили из института за непосещаемость. Только благодаря вмешательству семьи ее будущего мужа ей оформили академический отпуск задним числом и позволили продолжить учебу. Дескать, на третьем курсе сразу после Нового года у нее случился страстный роман, она перестала посещать лекции, только накануне экзаменов опомнилась, да было уже поздно. Молодые люди пришли с повинной к будущему свекру, который занимал какую-то важную должность, и попросили решить проблему.
– Интересно, а этого ребенка она тоже от ученого своего родила? – задумчиво глядя в окно, проговорил Никита.
– Нет, – внезапно сказала Яна. – Думаю, не от него.
– Откуда такие выводы? – удивилась Лера.
– Ветрова сегодня вечером сказала мне, что прекрасно знает, как парни порой кружат головы девушкам, а потом бросают их, ломая влюбленным дурочкам жизни.
– С чего вдруг она с тобой так откровенничала? – не понял Саша.
Зато прекрасно понял Никита и прежде, чем Яне пришлось бы что-то придумывать, сказал:
– Тогда у нас все сходится. В конце лета пятьдесят восьмого года Мария Петровна забеременела, но парень ее бросил. Возможно, к тому времени, как она узнала о своей беременности, сделать что-то с ней было уже поздно. А тут как раз и знакомство с подающим надежды ученым из видной семьи, хорошая ставка на будущее. Вот Ветрова и решила избавиться от ненужного ребенка. Чтобы никто не узнал о беременности, ходить в институт перестала. Ну а то, что в это же время другим способом от нежеланного ребенка избавилась еще одна девушка, просто совпадение и невероятное везение.
– А как она от будущего мужа беременность скрыла? – задался справедливым вопросом Саша. – На лекции ходить перестала, но он-то должен был что-то понять.
– Думаю, на этот вопрос нам сможет ответить только сама Ветрова, – развел руками Никита.
– Если только он сам не помогал ей избавиться от ребенка, – пробормотала Яна.
– То есть вы хотите сказать, что теперь этот ребенок решил отомстить матери? – не поняла Лера. Смысл разговора от нее почему-то все время ускользал, рациональный мозг отказывался понимать услышанное.
– Очень на то похоже, – кивнул Никита. – В снах Яны ей является ребенок. Все жертвы так или иначе тонут, как утонула и Лилия. Она убивает их тем способом, который знает.