Дочкино

В торговом ряду, за дощатым грязно — зеленым прилавком она стояла, как вкопанная: бледное лицо с плотно сжатыми губами. И глаза ничего не выражали, мертвые. Она вкопалась в землю, кукла, тряпичная самодельная кукла. А продавала Мария Васильевна Ермишина дочкины: пальто с мягким норковым воротником, меховую шапочку, две вязанных из мохера кофты, платья и разную нательную мелочь.

Я близко знал эту пожилую женщину, потому что дружил с ее дочерью. В первый раз, когда я увидел Марию Васильевну на барахолке, то опешил. Мне стало неприятно, неудобно, стыдно. И не хотелось попадаться на глаза женщине, так‑то она бережет память о дочери.

Но потом, уже после своего бегства, по заулочкам-закоулочкам, подальше от «опасного» места, потом я понял, почему Мария Васильевна торгует вещами покойной Оленьки. Я рассуждал так. Вот если бы добрейшая Мария Васильевна была бы садовницей, она в память о своей незабвенной дочке насажала бы цветов. Но Мария Васильевна всю свою жизнь проработала в торговле. Она искренне считала свою былую профессию самой главной. И, продавая дочкины шапку, пальто, лифчик, она как бы вспоминала, то бишь поминала Оленьку. Вот, мол, купили шапочку, и теперь часть ее Оленьки гуляет по белу свету. Оленькина шапка приносит кому‑то радость, удовольствие.

Читать дальше