[53].
Так что очевидно, что с возрастом эффективность, скорость и синхронность передачи нервных импульсов неуклонно возрастает. Может быть, становясь старше, мы не становимся умнее, но у нас несомненно развивается система, которая по мере взросления начинает работать более эффективно.
Эти крайне важные лобные доли
Большинству из нас мозг кажется всего-навсего большим серым сморщенным комком, но для любого нейробиолога мозг – это головокружительно увлекательное собрание отдельных, но взаимосвязанных систем, которые каким-то безумным, ужасно сложным, однако требующим нашего полного понимания образом работают все вместе, делая нас теми, кто мы есть. Так вот, хотя каждая часть головного мозга несомненно играет наиважнейшую роль, одной из самых значительных является лобная доля. Наверное, вас не удивит (учитывая, насколько скудное воображение нейробиологи демонстрировали до сих пор в отношении названий), что лобная доля находится в передней части головы – сразу за лбом. Как выясняется, лобная доля имеет очень большое значение для высших мозговых функций, таких как оценка риска и планирование.
Здесь есть еще одна часть, которая очень важна, – префронтальная (предлобная) кора. Она имеет настолько большое значение, что некоторые нейробиологи, охваченные редкими вспышками воображения, назвали ее седалищем разума. Префронтальная кора имеет фундаментальное значение для решения нескольких важнейших задач, одной из которых является оценка риска.
Это немного похоже на то, как если бы остальные части вашего мозга, говорящие вам, что делать, обращались к префронтальной коре за окончательным одобрением. Помимо этого она убеждает остальной мозг успокоиться, когда вы начинаете заводиться.
Прибавьте к этому все важные социальные роли, которые играет префронтальная кора (например, самоанализ и возможность понимать точку зрения других людей), и вы получите некоторое представление о том, насколько важен этот маленький сморщенный сгусток внутри основного комка.
Итак, теперь мы знаем, что рост нейронов (это техническое название клеток мозга) достигает пикового значения в лобной доле приблизительно в 11 лет у девочек и 12,1 года у мальчиков. Возможно, это немедленно принесет вам некоторое утешение, поскольку вы вполне оправданно решите, что это автоматически означает что-то хорошее. Уж конечно, если рост нейронов достигает пика в 11 лет, то ваша дочь уже неплохо подготовлена к принятию важных решений о том, что рискованно, а что нет?
Увы, но это не так.
Чтобы понять почему, вам нужно узнать немножко больше о том, как мозг подростка расширяется и сжимается на протяжении нескольких лет, и конкретно о том, почему его сжатие – это хорошо.
Слишком много хорошего: растущий и сокращающийся мозг подростка
Как мы видели в предыдущей главе, посвященной половому созреванию, человеческое тело поистине удивительно, и это вдвойне верно в отношении мозга. Возможно, вы не раз слышали о том, что первые три года жизни являются критическими для развития детского мозга, но далеко не все знают, насколько важен для развития мозга подростковый период.
В первые три года наблюдается ускорение развития мозга, а в подростковом возрасте происходит второй «взрыв роста» мозга ребенка, в результате чего мы видим пик роста серого вещества у девочек примерно в 11 лет.
Проблема лишь в том, что слишком много хорошего редко приводит к чему-то хорошему в итоге – это можно видеть на примере соли. Точно так же обстоит дело с серым веществом. Приведу лишь один конкретный пример: исследователи просили детей сопоставить изображения лиц, имеющих определенные выражения, со словами, описывающими эти выражения (радостное, печальное, сердитое и т. п.). Выяснилось, что с началом полового созревания у детей наблюдается ухудшение этой способности[54]. Дети и подростки старшего возраста показывали лучшие результаты в сопоставлении выражений лица со словами, описывающими соответствующие эмоции.
Почему это может быть так?
Лучшая теория из существующих на настоящий момент гласит, что это тот самый случай, когда хорошего оказывается слишком много. Нейроны – отличная штука, но похоже, что их буйный рост в начале полового созревания в итоге засоряет систему, и получается, что дети не могут выполнять те же задачи так же хорошо, как когда у них в голове было больше места[55]. Подростки старшего возраста лучше справляются с подобными задачами, потому что в их мозге (как и в мозге совсем маленьких детей, который так же засоряется избытком нейронов и нервных окончаний) происходит чистка, удаление излишков проводки, постепенное уменьшение объема серого вещества по мере того, как некоторые окончания остаются, а другие исчезают.
Подростковый риск: все дело в непрошеных советах
Если вы вернетесь в свои подростковые годы, то наверняка вспомните пару поступков, которые при взгляде из настоящего дня выглядят откровенно идиотскими. Вы в этом не одиноки; у меня самого найдется пара таких случаев, вспоминая которые сейчас я слегка бледнею. Однажды, когда я был подростком, мы с моим приятелем занялись скалолазанием. Мы оба, в принципе, знали, что делали, но у меня имелись пробелы по части вязания узлов. Так что, недолго думая, я завязал три бабьих узла один поверх другого – и мы полезли через край тридцатиметрового обрыва. В тот момент наши действия казались мне вполне осмысленными. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что предпочел бы быть чертовски уверенным в том, что завязанный мной узел входит в число официально принятых альпинистских узлов, одобренных гораздо более умными людьми, чем я.
«Вижу по глазам»
Однажды меня попросили поговорить с четырнадцатилетней Эшли, которая постоянно убегала из дома, в надежде, что я смогу воззвать к ее здравому смыслу. Она жила в пригороде, граничившем с одним из самых криминальных районов города. Эшли завела плохую привычку рано утром выбираться из окна спальни и пешком идти несколько километров вдоль пустынной дороги, чтобы встретиться со своими подружками. За неделю до нашей встречи в том же районе в придорожной канаве обнаружили тело молодой девушки. Ее убил бывший бойфренд-психопат.
– Ты слышала про девушку, которую убили на прошлой неделе? – спросил я у Эшли.
– Ага.
– И это тебя не обеспокоило?
Она нахмурила брови, словно я задал ей глупейший вопрос.
– Нет.
– Почему же?
– Я могу позаботиться о себе.
Несмотря на гнетущую серьезность нашего разговора, я не смог удержаться от смеха. Она была худенькой низкорослой девчушкой, и житейского опыта в ней было примерно столько же, сколько в мокрой тряпке.
– Что-что?
– Я могу позаботиться о себе.
– Каким же это образом, интересно?
– Потому что я вижу по глазам, кто плохой, а кто нет.
– Вот как?
– Ага.
– И как ты это делаешь?
– Я смотрю им в глаза, – ответила она тоном, подразумевающим, что она делится со мной одним из величайших секретов уличной жизни.
– В глаза?
– Ага.
– И что дальше? Что там, у них в глазах?
– Ну, не знаю… Просто это можно понять.
– По глазам?
Она удовлетворенно кивнула.
– Скольких убийц ты видела в своей жизни? – спросил я.
– Ни одного.
– А, так ты ни разу не встречалась с настоящим убийцей?
– Не-а.
– А знаешь, сколько их видел я?
– Ну и сколько?
– Очень много. Когда я не разговариваю с подростками, все остальное время я только и делаю, что говорю с убийцами, насильниками, наркоторговцами – вообще со всякими плохими парнями.
– Правда?
В ее глазах наконец пробудился интерес.
– Правда. И некоторые из них действительно выглядят так, как мы обычно представляем себе убийцу: бешеные глаза, тюремные татуировки и все такое прочее, но по некоторым вообще невозможно ничего сказать. Некоторые из них по виду приятнейшие парни на земле. Вежливые, предупредительные, с превосходным чувством юмора…
– Серьезно?
– Серьезно. И знаешь, какой единственный способ у меня был узнать, что эти приятные, вежливые, очаровательные люди – на самом деле убийцы?
– Какой?
– Я читал их файлы.
– И что там было написано?
Я вздохнул.
– Дело не в этом. Дело в том, что мы не всегда можем определить, кто плохой, а кто хороший, потому что плохие парни иногда выглядят точно так же, как хорошие. И знаешь что еще?
– Что?
– Такие девочки, как ты, отличная мишень для плохих парней. Он будет с тобой вежлив, он будет очарователен, он предложит тебе покататься – и к тому времени, как ты поймешь, что угодила в серьезную переделку, станет уже слишком поздно.
Какое-то время мы сидели молча. Я гадал, приняла ли она во внимание хоть что-нибудь из того, что я сказал.
– Ну, в любом случае это неважно, – наконец сказала Эшли.
– Почему?
– Нас в школе учат самообороне.
И самое пугающее во всем этом разговоре было то, что она действительно в это верила!
Итак, почему подростки пускаются в столь рискованные предприятия?
Проще всего было бы решить, что они туповаты или немного не в себе, но в действительности это далеко от правды. Есть вполне достоверные свидетельства того, что подростковый мозг развивается таким образом, что оказывается слегка «набекрень», предрасполагая принимать решения, которые на первый взгляд могут показаться необдуманными. Уже получены достаточно убедительные данные, показывающие, что подростки попадают в рискованные и опасные предприятия, невзирая на то, что они полностью осознают риск, на который идут. Понимая, что затеянное ими дело опасно, они тем не менее поддаются более сильному влиянию своих чувств, а также своих друзей[56].
С наступлением подросткового возраста в центрах удовольствия головного мозга происходят изменения, которые практически толкают на поиск приключений. К несчастью, та часть мозга, которая, по идее, должна держать все это под контролем – наша старая знакомая префронтальная кора, – все еще не исследована до конца. В результате двигатель уже начинает набирать обороты, а водитель еще не успел толком запрыгнуть в кабину